Философ-принц. Революционный анти-модернизм британского наследника

Большинство американцев знают принца Уэльского, прежде всего, как икону поп-культуры и излюбленную фигуру дешевых таблоидов. Он -- королевская знаменитость, состоял в браке (но потом развелся) с Дианой Спенсер, которая родила ему принца Уильяма, был замечен в скандальном флирте с Камиллой Паркер-Боулз, которая сейчас стала его женой. Куда менее известно (по крайней мере, в этой стране), что  63-летний принц Чарльз потратил большую часть своей жизни и своего состояния на оказание поддержки (подчас слишком провокационной) традиционалистским идеалам и принципам. 

     Как, наследник одной из старейших монархий в мире – философ-традиционалист? Кто бы мог подумать! Но традиционализм Чарльза далек от ханжеского, пресного, институционального консерватизма, типичного для человека его положения. По сути, Чарльз является философским традиционалистом, занимающим радикальную позицию. 

 

     Он анти-модернист до мозга костей, что не всегда совместимо с его принадлежностью к Консервативной Партии[1]. Поддержка Чарльзом натурального сельского хозяйства и других сюжетов, связанных с движением защиты окружающей среды, его благожелательное мнение об Исламе, его презрение к либеральному экономическому мышлению снискали ему скептичное отношение со стороны некоторых представителей британских правых («Принц Чарльз действительно опрометчив или же он просто идиот?» - этот вопрос однажды задал в печати либертарианский автор, член Консервативной Партии, Джеймс Делингпоул[2]). И некоторые члены Консервативной Партии опасаются, что необычайно сильная поддержка принца радикального традиционализма подвергает риску весь британский традиционный политический  институт: саму монархию. 

 

     Другие, тем не менее, видят в Чарльзе визионера из стана скорее культурных, чем политических правых, чьё мировоззрение более масштабно, в историческом отношении и в других аспектах,  нежели воззрения его современников, находящихся по обе стороны политического спектра. В этом прочтении взгляды Чарльза не определяются в категориях пост-Просвещения, но скорее очерчивают более древние способы видения и понимания, которые консерваторы должны были бы заново открыть для себя. «В целом критические замечания в адрес Чарльза от тенденциозных членов Консервативной Партии демонстрируют, как мало они понимают в философии, права на которую они предъявляют», - говорит консервативный философ Роджер Скратон[3]. 

 

     Наблюдение Скратона выдвигает на первый план линию разлома, разделившую современный англо-американский консерватизм: философский раскол между традиционалистами и либертарианцами. Таким образом, то, что вы думаете о принце Чарльзе, показывает, считаете ли вы, что консерватизм – перефразируя историка Джорджа Нэша[4], - в действительности есть право людей быть теми, кем они хотят быть или же обязанностью людей быть теми, кем они быть должны. 

 

     Наиболее полным изложением взглядов Чарльза является его книга «Гармония: новый взгляд на наш мир» (2010), написанная в соавторстве с Тони Джунипером[5] и Яном Скелли[6]. С первой же строки будущий король Англии заявляет: «Это – призыв к революции!» Против чего? Не больше, не меньше, как против «современной ортодоксальности и общепринятого способа мышления, коренящегося в эпохе 60-х, но уходящего еще глубже в историю приблизительно на 200 лет». Чарльз считает, что западная цивилизация выбрала неправильный курс на Просвещение, тем самым, устремившись к разрушению (в частности, экологическому), и не сможет спасти себя без резкого  изменения интеллектуальных и духовных вех развития. 

 

     Его критика Просвещения не имеет ничего общего с монархической политикой. Она является главным вопросом философии. По словам принца, современность утратила жизненную мудрость, которая была найдена, разработана и сохранена во многих древних цивилизациях. Суть этой мудрости заключается во взгляде на мир как на космос, которому свойственны порядок, иерархия и внутренний смысл. Кроме того, в космосе существует духовное измерение, о наличии которого интуитивно догадывается обыкновенный человек. Эти принципы отвергаются современностью, которая не придаёт природе никакого смысла, кроме того, которым человек сам её наделяет, чей эмпиризм  делает «нематериальный аспект нашего человечества» чем-то маргинальным. Чарльз пишет:

 

     «Модернизм сознательно абстрагировал Природу и прославил условность, - именно поэтому мы стали воспринимать природный мир как своего рода гигантскую производственную систему, способную к постоянному увеличению продукции для нашей выгоды…Мы стали полу-отвлеченными посторонними эмпирически корректными наблюдателями, а не тем, чем понимали нас древние – т.е. не соучастниками творения. Эта идеология была далеко не безобидна, как не была и просто модным веянием. Марксизм большевистского режима полностью поглотил, принял и расширил понятие Модернизма, чтобы создать глубоко бездушную, порочную, дегуманизированную идеологию, которая в конечном итоге спровоцировала холодно рассчитанную гибель миллионов своих собственных граждан, равно как и всех живых традиций – по простой причине, что цель оправдывает средства в великой «исторической борьбе», дабы обратить людей против их истинной природы, превратив их в идеологические, внушаемые «машины». 

 

     Решительное заявление от будущего короля одной из крупных промышленных держав мира. Принц Уэльский говорит, что Запад достиг поворотного момента в Высокое Средневековье, когда интегральная схоластика уступила место номинализму, и западный человек стал воспринимать Бога отдельно от Творения, а человечество - отдельно от природы – подобное мнение высказал американский консерватор Ричард Вивер[7] в своей главной книге «Идеи имеют последствия» (1948). Хотя Чарльз признает, что этот парадигмальный сдвиг стал причиной возникновения науки, в то же время он «эффективно разрушил органическое единство реальности». 

 

     В итоге он приходит к выводу, что мы живём в Фаустовском кризисе[8]. Мы стали слепо гордиться нашими возможностями, пребывая в плену идеала прогресса, основанного на расширении нашего господства в материальном мире посредством науки и технологий. Мы забыли, что мы – не боги. Мы не желаем жить в гармонии с миром природы, в том числе познанием жизни в рамках «необходимых пределов природы», как выражается Чарльз, а скорее стремимся завоевать Природу и навязать ей нашу собственную волю, лишенную любого обязательства за гранью удовлетворения наших собственных желаний.  И, следуя за Фаустом, мы обречены на уничтожение, если не вернёмся к традициям. 

 

* * *

 

     Британские члены королевской семьи сегодня, в соответствии с Британской Конституцией, не могут заниматься политической деятельностью. Но Чарльз неожиданно сделал анти-модернистский жест в своих выступлениях, книгах и посредством защиты филантропических инициатив под своим патронажем. Будучи ярым сторонником локального, он оказал поддержку проектам исторической реставрации в Великобритании и за границей, прежде всего, средневековых саксонских деревень в Румынии. Чарльз основал лондонскую школу для преподавания традиционных народных искусств и поддержания возрождения сельских ремесел Англии. (Например, он устраивает ежегодное соревнование по плетению изгородей на своей ферме в Глостершире). Он основал Педагогический Институт Принца (Prince’s Teaching Institute) с целью подготовки учителей по обучению британских школьников  их национальной истории и культуре, предметам, которыми, как он считает, опасно пренебрегают вследствие утрированного мультикультурализма  и тенденций новомодной педагогики. 

 

     Из всех участников движения защиты окружающей среды Чарльз наиболее склонен к полемике, которая обычно раздражает правых, и к архитектурной деятельности, что, как правило (но не только она!), раздражает левых. Принц выступает как убеждённый противник архитектурного Модернизма, осуждая модернистские здания и городское планирование как уродливые и бесчеловечные. В 1984 году Чарльз шокировал британскую элиту архитекторов речью, в которой он осудил запланированное расширение Национальной Лондонской Галереи как «чудовищный карбункул на лице горячо любимого и утончённого друга». В 1987 году он вновь разгромил клакеров[9]-модернистов, сделав колкое замечание во время обеда: «Вы должны отдать должное Люфтваффе: когда они уничтожали наши дома, они не заменяли их чем-то более отвратительным». 

 

     Не удовлетворившись обычным осуждением модернистской бессодержательности, Чарльз вложил свои деньги в альтернативные проекты. Он основал сообщество Новых Урбанистов в графстве Дорсет в поддержку пешеходов, чтобы восстановить древние модели сельского образа жизни. Критики нападали на него как на Диснеевского персонажа, но ему удалось завоевать расположение общественности. Принц кроме того открыл множество благотворительных учреждений, где преподавались традиционная архитектура и дизайн и демонстрировалось, как они способны оживить разрушенные городские территории. 

 

     Что бы ни думали о личных предпочтениях Чарльза, никто не может обвинить его в банальной ретроградности. Его взгляды на архитектуру и градостроительство имеют своим источником глубинное философское рассмотрение того, что архитектор Кристофер Александер[10] именует «языком шаблонов», находимым во всех традиционных постройках и городах по всему миру. Он полагает, что красота является не вопросом субъективного предпочтения, но тем, что мы находим прекрасные формы и образцы, посредством которых устанавливаем «прямой контакт с архетипической моделью мироздания». Если это кажется подозрительно напоминающим Нью-Эйдж, возьмём в пример архитекторов средневековых соборов, создававших свои шедевры в соответствии с принципами дизайна, которые, как они верили, существовали в космосе.  

 

     Больше споров, по крайней мере, среди консерваторов, вызвала защита принцем окружающей среды. Прошлое поколение широко его высмеивало за то, что он хотел превратить свою тысячеакровую ферму в органическое производство, поскольку полагал, что индустриализация британского сельского хозяйства наносит вред земле и чувствительности современных людей, которые потеряли смысл связи с землёй, на которой прорастает их пища. 

 

     Дэвид Уилсон, человек, нанятый Чарльзом для управления имуществом, сказал мне, когда я посетил его прошлым летом, что изначально он был настроен весьма скептически к убеждениям своего босса относительно органики. Двадцать лет спустя Королевская Домашняя Ферма достигла ошеломляющего успеха, экономического и не только. В 1999 году хозяйство запустило свою собственную прибыльную линию органических продуктов; благодаря продаже были заработаны миллионы, которые пошли на благотворительность. То, что раньше рассматривалось как ретроградство принца, сейчас стало мейнстримом.

 

     Такое же отношение принц имеет и к охране окружающей среды, особенно к изменению климата. Это один из тех вопросов, который принц Уэльский считает главным в современной науке. В нравственном и в духовном плане Чарльз считает, что цивилизация не может быть стабильной, если человечество не найдет способа жить в гармонии с природой. По его мнению, изменение климата стало приговором цивилизации, которая презрела естественные пределы и  превратила в фетиш экономический рост и материальное благополучие, поставив их над духовными ценностями. Если  промышленная революция, начавшаяся с использования угля, и двадцатое столетие, питаемое нефтью, были гордостью цивилизации, то изменение климата, по убеждению Чарльза, - это возмездие. В 2009 году он сказал перед аудиторией в Бразилии, что мир находится на грани катастрофы и остановить глобальное потепление - «главная задача 21 века». 

 

     Другие склонны считать, что первостепенной задачей нынешнего столетия является борьба с радикальным Исламом. Но только не Чарльз, самый известный в Великобритании исламофил. При этом принц является преданным членом англиканской церкви; источник, близкий к его окружению, сообщил мне, что принц принимает причастие, становясь на колени на каменном полу в своей частной часовне в поместье Хайдроув. Чарльз также поклонник религиозной практики в рамках других почтенных традиций. Он регулярно посещает греческий православный монашеский анклав на горе Афон (его отец, принц Филипп, был членом греческой православной церкви), и настолько уважает тибетский буддизм, что это однажды стало причиной дипломатического инцидента, когда он бойкотировал государственный обед с китайским премьер-министром Цзян Цзэмином из солидарности с Далай-Ламой. 

 

     Но его любовь к Исламу является наиболее явной и, с учётом времени, самой спорной – среди его религиозных симпатий. То, чем Чарльз восхищается в Исламе, есть постулирование сущностного единства всех вещей. Невозможно читать его слова об Исламе, не вспоминая взгляды Рене Генона (1886-1951), французского традиционалиста, который принял суфийский Ислам и умер как шейх в Каире. Историк Марк Сэджвик даёт описание Генона и его круга: «Они были убеждены, что европейская цивилизация подошла к тотальному упадку, утратив память даже о тех вечных религиозных истоках, которые были единственной реальной основой для традиционной цивилизации. Генон и его последователи считали, что эти истины могут быть восстановлены по сохранившимся незападным религиям, в основном, индуизму, а также, что отдельные западные люди смогут добиться действительного духовного прогресса только путём вступления в такие сохранившиеся живые хранилища духовных истин, как суфийские ордена».

 

     Фактически, Чарльз предан так называемой «perennial philosophy» («вечной философии»),  поддерживаемой генонистскими традиционалистами, которая представляет собой ключ к пониманию его мировоззрения. «Вечная философия» («перенниализм») учит, что единый священный порядок и его вечные истины выражают себя при помощи различных религий и культур. Она не отрицает различия между отдельными традициями, но подчёркивает их сущностное единство и неразрывную мистическую связь всех вещей в божественном. В 2006 году, в своём выступлении на традиционалистской конференции, принц, уважительно процитировав Генона, сказал: 

 

«…Учение традиционалистов ни в коем случае не следует понимать, как поиск возможности вернуть прошлое или просто установить различие между настоящим и прошлым. Это не их ностальгия по прошлому, - это стремление к священному и, если они защищают прошлое, это происходит потому, что в эпоху Премодерна все цивилизации были отмечены присутствием священного. Как я понимаю, их обращение к Традиции есть обращение к метафизической реальности и к основным принципам, которые непреходящи и вечны, - они всегда были и будут». 

 

     Для принца Чарльза все возможные разногласия между мировыми религиями не имеют значения, поскольку они должны быть объединены в своей оппозиции злейшему врагу человечества: безбожному гедонистическому материализму современности. 

 

* * *

 

     Хотя многое в его мировоззрении созвучно современному консерватизму, Чарльз имеет своих критиков среди британских правых. Чарльз Мур, бывший редактор Daily Telegraph и The Spectator, говорит, что те, кто критикуют Чарльза справа, как правило, склонны «быть более жёсткими консерваторами, которые считают его тем, кого мы называем «бесхарактерным», склонным к сентиментальному отношению к старым вещам, отказываясь признавать необходимость в новых». 

 

     Мур, который называет себя сторонником принца, тем не менее, упрекает его в «романтическом» взгляде на мир Природы, который повлиял на его недостаточно скептическое отношение к проблеме глобального потепления и к слишком поспешной готовности ограничивать свободу личности. Он также ссылается на наивность Чарльза в отношении благих намерений некоторых исламских лидеров и его «опасной» некомпетентности в экономике. 

 

     «Он любит говорить, что у нас есть навязчивая идея экономического роста, которую он называет негативной», - объясняет Мур, - «Я бы сказал, что он изобретает ещё один способ делать людей более бедными. Если вы говорите, что обеспокоены бедными, и я верю в это, он делает всё, чтобы поддерживать политику, которая, как правило, делает бедных ещё беднее. Во всём этом  присутствует изрядная доля непрактичности, почти сродни восстанию хиппи против современной экономической реальности».

 

     Полемист Джеймс Делингпоул относится с резким пренебрежением к Чарльзу и его увлечениям. Делингпоул оценивает экуменизм принца как «глупость», особенно его снисходительность к Исламу, который Делингпоул саркастически называет «религией мира». Как и многие консерваторы Делингпоул разделяет отрицательное мнение принца об архитектурном Модернизме, тем не менее, он презирает Паундбери[11] как «аляповатую элегантность» и высмеивает эстетические предпочтения Чарльза, считая их «почти столь же бесвкусными, как и  ужасы Модернизма, которые он критикует».

 

«Где существует реальная угроза, он, тем не менее, находится на защите окружающей среды», - продолжает Делингпоул. - Нет ничего плохого в принце, который разговаривает с цветами и может позволить себе оплату своих личных садовников, которые выращивают его органическую продукцию. Это становится проблемой там, где его личные хобби превращаются в проблемы общества. Он не может не быть первым, но он собирается стать конституционным монархом. В этом весь смысл компромисса, который блестяще выдерживает его мать: отказ от каких бы то ни было выступлений по политическим вопросам». 

 

     Чарльз Мур утверждает, что принц искренне старается быть беспристрастным и просто не осознаёт политических последствий своих позиций: но это недоразумение в случае персоны королевского рода может иметь серьезные последствия для монархии. В обличительном эссе 2004 г., опубликованном в Prospect, историк Тристрам Хант[12] предоставил свою самую жёсткую критику принца в контексте его вступления в рискованную область конституционного права. Хант отметил, что давнее чрезмерное беспокойство Чарльза проблемами окружающей среды, науки и культуры, недавно стало политизированным, помещая будущего британского суверена в потенциально нестабильное положение. 

 

     «Право суверена вмешаться в парламентский процесс основывается на том, что монарх является гарантом конституции; он дистанцирован от повседневной политики и вмешивается в нее только в экстренных случаях», – пишет Хант. - Можно ли доверить принцу Чарльзу эту в высшей степени  важную задачу, если он сам в прошлом был замечен как политически ангажированный участник?»

 

*  *  *

 

     Очевидно, все это не представляет большого интереса для американских консерваторов, для которых принц Чарльз не более чем культурный символ. Но в той роли, о которой мы, американцы, чаще всего ничего не знаем, Чарльз – это анти-модернист и реакционер, и поэтому он является  положительной, поучительной, даже вдохновляющей фигурой, которая должна напомнить нам о нашем собственном традиционализме. 

 

     Послевоенный американский консерватизм представляет собой синтез традиционалистских и либертарианских школ. В то время как либертарианцы сосредоточены на вопросах экономики и государства, традиционалисты, как, например, Рассел Кирк[13], заняты социальными и культурными вопросами. Джордж Нэш писал: «Пока либертарианцы подчёркивали свободу личности в оппозиции к государству, традиционалисты видели в «предоставленном самому себе человеке» угрозу». 

 

     Сегодня киркианский традиционализм переживает затмение у американских правых. Кирк является одним из отцов-основателей современного консервативного движения, но, спустя почти 60 лет после публикации «Консервативного Мышления», сложно представить себе молодого Рассела Кирка – с его любовью к миру природы, его философским скептицизмом в отношении рациональности и его озабоченностью культурной деградацией, вызванной безудержным капитализмом – находящим  опору в правом спектре политики. Это признак снижения интеллектуального уровня консерватизма, и назвать кого-то «социальным консерватором» сегодня в большинстве случаев означает идентифицировать его с набожным человеком, который выступает против абортов и однополых браков, но в остальном является функционально либертарианцем. 

 

     Мы, американцы, можем обратиться к кому-нибудь, подобному принцу Чарльзу, который получил высокую оценку Роджера Скратона[14], как «традиционный консервативный последователь Эдмунда Бёрка, который считает, что общественные связи строятся скорее на доверии, чем  на договорах о разделе добычи между живущими». Есть ли среди известных американских консерваторов те, кто говорят об этом пути? И те, кто думают об этом пути?

 

     И хотя, учитывая особенности британской системы, Чарльз, возможно, нарушил законы разграничения политической территории, он являет собой поучительный пример того, как способны творчески работать консерваторы во имя возрождения культуры – вне политики и этатизма. 

 

     «Если вы верите в консерватизм как положительную силу, а не только негативную вещь, вы должны относиться с уважением к принцу Чарльзу, - говорит Мур. – Он не просто говорит, что современные постройки ужасны. Он пытается помочь людям построить хорошие современные здания. Мы нуждаемся в большем количестве таких людей, которые станут работать на улучшение культурной, экологической структуры, с традиционной точки зрения». 

 

     Будущий король Англии является членом того, что американский профессор литературы Роберт Инчаусти[15] описывает как «ортодоксальный авангард». Изучая в своей книге «Субверсивная ортодоксия» (2005) идеи современных христианских авторов, столь разнообразных, как Г.К.Честертон, Александр Солженицын, Уэнделл Берри[16] и Маршал Маклюэн[17], Инчаусти утверждает, что золотая нить, связывающая этих религиозно настроенных писателей, выражается в том, что «каждый из них делает гораздо больше, чем просто говорит «нет» модернизму, - они преодолевают пропасть между нашей тоской по духовному и концом научно-технического мира, в котором мы живём».

 

     Эту пророческую контркультурную миссию принц Чарльз принимает как свой долг и свою судьбу. В «Гармонии» принц говорит своим читателям: «Мы не хозяева творения». В современной западной цивилизации трудно представить себе более глубокое консервативное заявление. Или более революционное. 

12 марта 2012 года.

 

Род Дриер 

 

Перевод с английского

Натэллы Сперанской

 

[1]The Conservative Party (неофициальное историческое название — «тори», англ. tory) — одна из двух ведущих британских политических партий, ведет свою историю с конца 1670-х годов, старейшая из существующих и пользующаяся традиционным авторитетом умеренно-правая политическая организация в мире (примеч. переводчика).

[2]James Delingpole (р. 1965) - английский журналист и писатель, публикуется главным образом в The Times, Daily Telegraph и The Spectator. Автор нескольких повестей и четырёх политических книг. Консервативный либертарианец. (примеч. переводчика).

[3]Roger Vernon Scruton (р. 1944) консервативный английский философ и писатель. Автор более 30 книг, том числе, "Искусство и воображение" (1974), "Сексуальное желание" (1986), "Эстетика музыки" (1997) и "Политическая философия: аргументы в пользу консерватизма" (2006). Также является автором нескольких романов и двух опер (примеч. переводчика).

[4]George H. Nash (b. April 1, 1945) историк и интерпретатор американского консерватизма и биограф Герберта Гувера. С 1945 года - известный участник Консервативного Интеллектуального Движения в Америке (примеч. переводчика).

[5]Tony Juniper (р. 1960) руководитель британского отделения организации "Друзья земли" (примеч. переводчика).

[6]Ian Skelly – председатель Академии «Теменос» (примеч. переводчика).

[7]Richard Malcolm Weaver, Jr (р. 1963) - американский учёный, преподаватель английского языка в Чикагском Университете. Прежде всего известен как формирователь консерватизма в середине 20-ого столетия, а также как специалист по современной риторике (примеч. переводчика).

[8]«Фаустовская» цивилизация – характеристика, которую Освальд Шпенглер дал западноевропейской цивилизации (примеч. переводчика).

[9]Клакер - лицо, оплачиваемое или специально приглашенное в театр для аплодирования и скандирования с целью поддержки (или провала) некоторого номера или исполнителя (примеч. переводчика).

[10]Кристофер Вольфганг Александер (англ. Christopher Wolfgang Alexander; род. 4 октября, 1936 в Вена, Австрия) — архитектор и дизайнер, создатель более 200 архитектурных проектов в Калифорнии, Японии, Мексике и в других частях мира. Создал и внедрял на практике (в сотрудничестве с Сарой Исикава и Мюреем Сильверштейном) "язык шаблонов" в архитектуре. В 1958 переехал из Англии в США, жил и преподавал в Беркли, Калифорния с 1963. Профессор Калифорнийского университета. В настоящее время проживает в Арундел, Суссекс, Великобритания (примеч. переводчика).

[11]Придерживаясь идей «нового урбанизма», принц Чарльз строит экспериментальный городок Паундбери, где все здания возводятся в согласии с эстетикой традиционной британской архитектуры (примеч. переводчика). 

[12]Tristram Julian William Hunt FRHistS (р. 1974) - британский историк и член парламента от Лейбористской партии (примеч. переводчика).

[13]Russell Kirk (р. 1994) - американский консервативный деятель, культуролог, политолог, историк, публицист, литератор (примеч. переводчика).

[14]Roger Vernon Scruton (р. 1944) – британский философ и писатель (примеч. переводчика).

[15]Dr. Robert Inchausti - доцент английского языка в Калифорнийском политехническом государственном университете в Сан-Луис-Обиспо (примеч. переводчика).

[16]Wendell Berry (р. 1934) - американский поэт, автор экономической и культурологической публицистики, фермер (примеч. переводчика).

[17]Ге́рберт Ма́ршалл Маклю́эн CC (англ. Herbert Marshall McLuhan, 21 июля 1911 — 31 декабря 1980) — канадский философ, филолог, литературный критик, теоретик воздействия артефактов как средств коммуникации. Получил широкую известность благодаря исследованию формирующего воздействия электрических и электронных средств коммуникации на человека и общество (например, в концепции «глобальной деревни», «абсолютно обеспечивающей несогласие по всем вопросам» — McLuhan: Hot & Cool, NY, Signet Books published by The New American Library, Inc., 1967, p. 286).