МОСКВА КАК ИДЕЯ

Москва является не просто великим городом, не просто великой столицей, не просто символом гигантской Империи. Москва — базовое понятие богословия и геополитики.

Москва названа “Третьим Римом” не просто как метафора или самопотворство узко национальной гордости. Все гораздо, гораздо глубже. В Православии существует особое учение от “трех Римах”. Первым являлся имперский Рим до Христа — тот самый, на территории которого Сын Божий сошел на землю. Этот Рим был универсальной реальностью, объединявшей в цивилизационное единство гигантские пространства, многочисленные народы и культуры.

Второй Рим, Новый Рим — Константинополь, столица Римской Империи, принявшей благодать святого крещения. Отныне римская Империя приобрела сугубо церковный, глубоко христианский смысл. Православный Император, василевс, как глава Империи, был отождествлен с загадочным персонажем из 2-го послания св. Апостола Павла к Фессолоникийцам — “держащим”, “катехоном”, — который должен препятствовать в конце времен “приходу сыну погибели”.

Приход Христа — центральное событие мировой истории. Все, что предшествовало ему, было предзнаменованием. То, что за ним последовало, было универсализацией Благой Вести. И центром истории в христианскую эпоху, в православном понимании, был именно Рим, Новый Рим, Константинополь и его глава православный василевс.

Иными словами, после Константина Новый Рим (Второй Рим) был истинным субъектом истории, рычагом таинственного домостроительства Спасения и Обожения экумены. Еретический Запад во главе с германскими королями-узурпаторами и обмирщвленным католическим клиром отпал от Рима, а значит, отпал от Церкви. Ватикан был анти-Римом, отрицал православное значение “катехона”-василевса, неправомочно утверждал тотальность папской власти.

После раскола Церквей на Западную (католическую) и Восточную (Православную) единственным хранителем истинного христианства остался Новый Рим, Византия, католики же пали в бездну отступничества. От них “катехон” был изъят.

Но и Второй Рим обречен был на падение. Когда поколебался в вере и попытался прибегнуть к военной помощи Запада против турков, даже ценой отказа от твердого стояния в православной истине и принятия Флорентийской Унии. Но это его не спасло, может быть, напротив, окончательно погубило.

И тогда, казалось, нет больше места “катехону”, “держащему”, двери для прихода “сына погибели” открыты.

Но в северном царстве, во снежных и диких землях, населенных странным, задумчивым, созерцательным, погруженным в стихию своей тайной миссии народом, все вещи остались такими, будто страшного события — “удаления держащего” — не произошло. Как рай был избавлен от декаданса грехопадения всех остальных мест земли, Русь оказалась единственной страной, где чудесно сохранились пропорции и нормы подлинного христианства.

Итак, вечный город переместился на Север, в Москву. Москва отныне приняла эстафету субъекта истории. Позже было установлено на Руси Патриаршество, в полной мере утверждена “симфония властей”. Москва стала синонимом Православия в поствизантийскую эру.

Последним оплотом Спасения, ковчегом истины, Новым Израилем.

Москва — это печать богоносности русского народа.

Этот город вошел в духовную историю последним. Третий Рим, “четвертому не быти”.

Но последние станут первыми, значит Москва — самая богоизбранная точка земли. А так как именно нашу человеческую землю Спаситель избрал местом Воплощения, значит место это — центрально во всей Вселенной.

Москва — истина, жизнь, путь, благо. Москва — абсолют.

Тень антихриста пыталась сломить и этот последний оплот Благой Вести. Двести лет петербургской, романовской России — период “мерзости запустения”. Нет Патриарха, нет полноценной симфонической монархии, нет Москвы как столицы. Все сходится.

И лишь в 1917 странные разномастные одержимые личности — большевики — как высший парадокс, как странная сотериологическая энигма ставят вещи на свои места. В этот период, несмотря на откровенные антицерковные гонения, восстановлено Русское Патриаршество, упразднена предательская династия, и самое главное — Москва снова столица, снова Третий Рим.

Тем временем в резиденции московских (!) царей чудесно обнаружена икона “Державная”. На ней — Царица Небесная на троне, как властительница России, как самодержица Третьего Рима, святого города Москвы, прекрасней и трагичней которого нет, не было и не будет во Вселенной.

2. Геополитическая миссия Москвы

Являясь центром богословской христианской доктрины, связанной с тайной судеб всего человечества, с мистерией Спасения, Москва является осью и более приземленной, чисто геополитической реальности.

Если в основе христианского видения истории лежит битва между верными Христу, между Церковью Христовой и миром апостасии, реальностью антихриста, “сына погибели”, то в геополитике основная драма разворачивается в противостоянии двух лагерей — Суши и Моря, теллурократии и талассократии.

Мир Моря, начиная с Карфагена и кончая современными США, воплощает в себе полюс торгового строя, “рыночной цивилизации”. Это — путь Запада, путь технологического развития, индивидуализма, либерализма. В нем доминирует динамика и подвижность, что способствует модернизации и прогрессу в материальной сфере. Цивилизация Моря получила в последние века также название “атлантизма”, так как мало-помалу основной оплот ее вплоть до возвышения США смещался в сторону Атлантического океана. Современный Северо-Атлантический альянс является стратегическим выражением этой цивилизационной модели.

Ему противостоит мир Суши, мир Традиции. Это — ”героическая цивилизация”, реальность верности древним устоям. Здесь прогресс осуществляется не столько в материальной сфере, сколько в сфере духа, моральное доминирует над физическим, честь над выгодой. От Древнего Рима через Византию тянется геополитическая история Суши к Восточному блоку, противостоявшему Западу в период “холодной войны”. Цивилизация Суши — Евразия, континентальные просторы. В центре этого евразийского пространства — Россия, названная крупнейшим английским геополитиком, одним из отцов-основателей этой дисциплины, “срединной землею”. И снова в центре России — Москва. Как резюме всех сухопутных пространств, как синоним цивилизации Суши.

Макиндер писал: “Тот, кто контролирует Евразию, контролирует весь мир”. На этом основана долговременная геополитическая “стратегия анаконды”, которую на протяжении веков англосаксы, атлантисты, реализуют против внутри континентальных просторов. Это все время продолжающаяся “битва за Москву”.

Москва — столица цивилизации Суши. Расположенная в глубине континента, вдали от портов и морей, она представляет собой континентальную столицу, объединяющую в себе пространственные массы евразийского Востока и технологическую динамику евразийского Запада.

С Запада сюда рвались атлантисты под разными флагами и в разные времена: от поляков, Наполеона до Гитлера. И всякий раз оккупанты Запада были отброшены континентальной мощью назад, к атлантическим берегам.

Москва — ось евразийского блока, сердце “сердцевинной земли”.

3. Московское царство

Разные исторические школы по-разному определяют источник русской государственности. Большинство склоняется к тому, что центральным периодом государственной истории является Московское царство или так называемый “московский период”, длившийся с XV по XVIII века, т.е. с освобождения от татар до Петра Первого. Именно в это время сформировались основные черты великоросского народа и его государственных и социальных институтов. Подробнее и объемнее других историков этот процесс показал великий русский ученый Лев Гумилев, подчеркнувший, вслед за русскими евразийцами, радикальное отличие Московской Руси в этическом, этническом и культурно-социальном плане как от остальных славянских образований, так и от Киевской Руси, которая была обычным провинциальным восточно-европейским государством без каких-то особых евразийских геополитических черт.

Собственно Русь как уникальное евразийское образование, принявшее на себя географическую и политическую миссию Чингиз-хана. и призванное объединить под своим контролем континентальные земли (и культуры) Востока и Запада, сложилась именно в Московский период, когда московские князья, позже цари, осознали свою ответственность за особый историко-культурный путь, вверенный русскому народу. На религиозном уровне это проявлялось в принятии русскими на себя идеологии византизма, но на практике эта возвышенная идея накладывалась на модель жесткой централизованной административно-хозяйственной системы татарской империи. Такое сочетание делало из провинциального государства колыбель мировой империи, из странного затерянного в снегах и лесах парадоксального народа — этнос, осененный вселенской миссией.

В Московской идее, в концепции “Третьего Рима” (старец Филофей) воплотилось высшее чаяние национальной воли. Домосковский период был прелюдией к Московскому.

Петербургский период, когда Романовы начиная с Петра формально анафематствовали “старый уклад” и “старую веру”, обратились на Запад, отреклись от исполнения собственно евразийской миссии и обрекли народ на завуалированное, но от этого не менее тяжкое “романо-германское иго” (по выражению кн. Н.С.Трубецкого), все же нес в себе тенденции, заложенные в Москве. Пусть на другом уровне, но связь с колыбелью национальной государственности не порывалась никогда. Если Санкт-Петербург был воплощением российского “западничества”, столицей, максимально приближенной к “атлантизму”, то Москва оставалась символом евразийского, традиционного начала, воплощая в себе героическое святое прошлое, верность корням, чистому истоку государственной истории.

Все “модернистическое” в России связано с Санкт-Петербургом. Все традиционное — с Москвой.

Три исторические столицы России символизируют три геополитические ориентации и одновременно три типа государственности.

Киев — этническая, восточнославянская линия. В пределе. она тяготеет к тому, чтобы стать культурно-политической провинцией Европы. Будучи православной, Киевская Русь входила в православный мир, но не была и не могла быть мощным самостоятельным православным государством с особой национальной идеей и со специфическим социальным устройством.

Москва — евразийская столица, символ становления русских самими собой, обретения ими смысла своего исторического существования, особого уникального стиля в сочетании с задатками универсальной миссии как в культурном, так и в политическом, как в религиозном, так и в социально-этическом смыслах. Москва — самостоятельность и законченность, обретение себя.

Санкт-Петербург — столица светская, пост-московская, связанная с десакрализацией русского быта, с отказом от духовной исторической миссии, от уникального и универсального одновременного русского пути. Это — линия отчуждения от собственных корней и духовно-исторических традиций. Очевидно, что синодальное “петербургское” Православие имеет мало общего с истинным византизмом, на принципах которых строилась Русская Церковь в Московский период во главе с Православным Царем и Православным Патриархом. В Санкт-Петербург же в XVIII веке вход людям в простом русском платье вообще был запрещен указом. О какой “народности” тут можно говорить...

4. Москва Советская

Перенос большевиков столицы в Москву в высшей степени показателен. С геополитической, исторической и в некотором смысле духовной точек зрения это было жестом, ориентированным на возврат к евразийской ориентации. Трудно сказать, отдавали ли себе вожди коммунистов отчет в таком поступке. Но с точки зрения высшей логики это было совершенно оправдано. При советском режиме Россия вновь противопоставляет себя Западу (хотя теперь и на основании сугубо идеологических предпосылок), вновь открывается к Азии, вновь вступает на путь культурной, социальной и экономической автаркии. Можно сколько угодно долго рассуждать о “слишком большой цене”, которой было за это заплачено. Но все великое в истории делается, увы, большой кровью.

Как бы то ни было, максимального пространственного объема евразийский лагерь достигает именно при большевиках, а СССР остается самым выразительным примером гигантской континентальной империи. В единый блок интегрируются различные континентальные территории, евразийские этносы, культуры. Советский период представляет собой попытку найти новый актуальный и современный, но все же такой узнаваемый мессианский идеал Третьего Рима.

Красная Москва становится столицей Третьего Интернационала. Третье Царство — Империя Святого Духа. Эта теория восходит к христианскому мистику Иаохиму де Флора, и еще глубже к древнему харизиматическому проповеднику Монтану, который был кстати первым, кто задолго до анабаптистов и патриарха Никона начал строить в Фессалии Новый Иерусалим, земной прообраз Небесного Града.

Пусть в еретической и экстремальной форме, но и большевики ясно ощущали тайное дуновение евразийской мысли, Московской Идеи в ее универсальном значении. Вместо народа и Церкви был поставлен “пролетариат”, вместо “сатаны” — капитал, вместо “цивилизации Моря” — международный империализм и колониализм.

Меняется язык, меняются термины, меняются идеологии... Но суть остается прежней. Москва, столица Суши, Духа, Труда против океанических стратегий материи и торговых технологий.

Снова Рим против Карфагена, идеал иерархии и служения против ценностей наживы, предпринимательства, “разумного эгоизма”.

На сей раз Москва — становится “Римом пролетарским”. Но все же именно Римом. Упованием угнетенных, обездоленных, обобранных и униженных всей земли... Столицей новой империи — империи, которая мыслилась как наступление эры всеобщего счастья и добра...

Цена, заплаченная за идеал, слишком огромна. Но дискредитирует она не сам идеал, а лишь пути его реализации. В том, что чуда не произошло, виноваты не те, кто искренне и жертвенно стремились к нему, а те, кто оказались слишком земными и обычными для высокой мечты.

5. Быть или не быть...

История Москвы есть история идеи. Она лежит не только в прошлом, но и простирается в будущее.

Сегодня мы, безусловно, переживаем глубокий кризис государственной и национальной идеи, не можем нащупать правильных пропорций для нашего понимания прошлого. Отсюда растерянность в настоящем. Ощущение катастрофы, связанное с мыслью о будущем. Наше общество судорожно пытается обрести какой-то надежный ориентир, непротиворечивую, объемную, емкую концепцию нашего национального пути.

Существует определенный общественный сектор, который — вслед за американским политологом Фукуямой — считает, что “история закончилась”, что нациям, государствам, религиям и культурам суждено отмереть в едином мире планетарного рынка. Таковы крайние российские либералы, считающие своей главной задачей поставить финальную точку в национальной истории, сделать из России “табула раса”, превратить ее в количественный, ничем не отличающийся от других сегмент мирового сообщества.

Но совершенно очевидно, что такой экстремистский подход едва ли устроит всех нас. Едва ли мы спокойно примем перспективу исторического исчезновения, безгласного растворения в бескачественном мире. Едва ли мы легко откажемся от нашей религиозной, геополитической, социальной, культурной идентичности, как того хотелось бы технократам “нового мирового порядка”.

У нашей национальной альтернативы есть имя, есть символ, есть знамя. Это — Москва. Во всем значении этого сложнейшего понятия, во всей глубине и парадоксальности этой законченной и самодостаточной теории.

Гамлетовский вопрос “быть или не быть?” в общенародном историческом смысле формулируется для нас сегодня так: “быть или не быть Москве?”, “быть или не быть Московской Идее?”

В этой точке, как в фокусе, переплетаются хозяйственные и административные проблемы, политические интересы и философские вопрошания, исторические теории и современные идеологии, экономические связи и социальные кризисы.

Но на всех уровнях, в любых срезах и на всех этажах этой сложнейшей темы мы должны ясно помнить те смысловые глубины, которые стоят за каждым конкретным вопросом, за каждым принятым решением, за каждым одобренным или отвергнутым проектом, постановлением.