Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. Глава 7.

Глава 7. Другое Начало (die andere Anfang)

Предпосылки другого Начала

Так постепенно мы подошли к главной теме философии Хайдеггера, которую он сам назвал другое Начало (или второе Начало).

Три не издававшиеся при жизни работы Хайдеггера, состоящие из набросков к курсам, лекциям, другим работам, посвящены непосредственно теме нового Начала. Это «Вклад в философию (о Ereignis)» ⁽⁵²⁾, «Geschichte des Seyns»⁽⁵³⁾ и «О Начале»⁽⁵⁴⁾. Все они написаны между 1936 и 1956 годами, как раз в тот период, когда Хайдеггер мыслил о теме Ereignis, имеющей самое прямое отношение к теме второго Начала. В этих нестрого оформленных фрагментах мысль Хайдеггера видится намного более отчетливо и ясно, нежели в отточенных стилистически текстах. В них видны вопрошания, колебания самого Хайдеггера, процесс подыскивания подходящих слов и выражений.

Мысль о втором Начале во всех трех книгах стоит в центре внимания автора. Именно она делает по-настоящему пронзительными и те темы, которые Хайдеггер рассматривал ранее до середины 30-х (включая Sein und Zeit) и те темы (в основном касающиеся языка и постоянные сюжеты, связанные с древне-греческой мыслью), которые он приоритетно разбирал позднее, после окончания Второй мировой войны и краха Третьего Райха. Второе Начало – это то, чем сам Хайдеггер считал свою философию, свою мысль и самого себя. Это то, с чем он полностью отождествил свою философскую, человеческую судьбу.

Как мы видели, первое Начало, которым является философия досократиков (в первую очередь, Анаксимандр, Гераклит и Парменид), закладывание основ философии как таковой и определение судьбы всей западно-европейской истории более чем двух тысячелетий, представляет собой уникальный переход от онтического к онтологического, от просто человеческого мышления – к мышлению о человеке как особом сущем и принятию полной ответственности за судьбу такого перехода; что означает ответственность за человека, его бытие, за бытие как таковое. До Анаксимандра до Сократа, Платона и Аристотеля в рамках первого Начала решалось: будет ли Seynsgeschichte Западной Европы онтологической или фундаменталь-онтологической? Перерастет ли отчаянный прыжок онтологической мысли в полет к бездонному Seyn-бытию, или он остановится на полпути и Seyn будет подменен «высшим сущим» («наисущим» ontwz on)?

Мы знаем, каким было это решение, и знаем, к чему оно привело. Фундаменталь-онтологическая перспектива не реализовалась, возобладала та онтология, которую демонстрирует нам западно-европейская философия до последних ее нигилистических проявлений. И зафиксировав вместе с Хайдеггером смысловые ходы всего этого процесса Seynsgeschichte, мы можем окинуть две с половиной тысячи лет судьбы западного человека и его мышления с дерзким начинанием: а не перейти ли нам к новому Началу, не поставить ли нам, с учетом всего известного нам теперь западно-европейского философского опыта, заново вопрос о бытии сущего, но отныне совсем иначе, чем это было сделано в первом Начале? Как иначе?

Не от сущего, не из сущего, не по аналогии с сущим, а рванувшись напрямую в чистую стихию бытия – через ужас, бездну. В первом Начале мы видели, как была открыта возможность прыжка и полета к Seyn. Мы видели также, что она не реализовалась и была окончательно снята с повестки дня платонизмом. Но мы видели также, как это делалось, как логос – место философского даймона – открывались в высшем рывке человеческой мысли, учреждающей философию на месте простого мышления, онтологию на месте онтики. Да, в первом Начале от онтики перешли к онтологии и метафизике. Но во втором Начале следует перейти к фундаменталь-онтологии, реализовав именно ту возможность, которая была упущена, отброшена, провалена.

В этом и состоит новое Начало, иное Начало. Мы не просто ставим вопрос о бытии-Seyn со всей его жесткостью и радикальностью, спрашивая себя «почему есть сущее, а не ничто»⁽⁵⁵⁾? Это переходный вопрос, по Хайдеггеру. «Ведущий вопрос философии» (Leitfrage) со времен введения греками понятия fusiz состоял напомню в выяснении сущности сущего, то есть что такое бытие как сущее в целом? Это вопрос конца первого Начала. Переходным вопросом (Ubergangsfrage) является «почему есть сущее, а не ничто?» А фундаментальным, основным вопросом (Grundfrage): «какова истина Seyn-бытия?» Мы знаем, что «ведущий вопрос» был сформулирован неверно, а ответы данные на него и вовсе привели к катастрофе. Мы знаем также, что «ничто» переходного вопроса не пустое понятие, но тончайшее выражение не совпадения бытия и сущего, кроме того оттеняющее глубинный смысл Seyn-бытия, которое есть Nichts, но и Seyn сущего (Seienden), то есть Sein. И наконец, мы знаем, что не только референциальная теория истины, но и понимание истины-aleqeia как несокрытости сущего, присущее досократикам, является в корне неверными постановками вопроса – несокрытость должна относиться к Seyn-бытию и выводится напрямую из него, минуя сущее – в том числе и человека как сущее.

Возможность нового Начала обеспечивается еще и следующими моментами:

1)                    исчерпанностью историко-философского процесса европейского человечества и эрой тотального нигилизма;

2)                    распознанием воли к власти, Machenschaft, ценностей, мировоззрений, техники и всех остальных изданий платоновской идеи как выражением самого Seyn-бытия, доказывающим таким косвенным образом через раскол в сущем, воплощенный в человеке-философе, свое нетождество с сущим;

3)                    упорной волей к философскому мышлению и к высшему риску в любой ситуации как видового и seynsgeschichtliche достоинства человека, как носителя высшей свободы;

4)                    фактом наличия философии Мартина Хайдеггера сконцентрировавшего в своих трудах фундаментально-онтологическую линию истории философии и, вытекающей из нее истории Западной Европы в ее наиболее существенных аспектах.

Новое Начало будет открытым, если мы поверим Хайдеггеру, пойдем за ним, примем версию мышления и философствования. Но если внимательно вдуматься в масштаб того философского действия, которое нам предлагается осуществить, станет не по себе из-за фундаментальности задачи, которую предстоит решить. Перейти к новому Началу это значит перестать жить историей Запада, историей вечера, обрушить не только метафизику, но и сам первоисток, первонерв греческого мышления о сущем, aleqea-истине, fusiz, на совсем уже глубинном уровне, под напластованиями латинских, схоластических и современно философских концептов, продолжает предопределять корневые основы западного мышления, западной логики, западного сознания, не говоря уже о культуре, науке, образовании, социальности, политике и экономике.

Хайдеггер предлагает тотальное преодоление Запада и начало новой истории, нового бытия, нового человечества (нового гуманизма). При этом он не указывает пути назад и не ищет альтернатив где-то в иных культурах и иных эпохах. Его приглашение состоит в следующем: необходимо принять западную Seynsgeschichte как свою судьбу, осознать неизбежность и обоснованность каждого ее этапа, расшифровать его, схватить то послание Seyn-бытия, которое косвенным образом содержится в наступлении ночи и царства тотального нигилизма, особенно сконцентрироваться на первокорнях западной философии в эпоху ее первого Начала, и сделать шаг дальше, еще один шаг в бездну, чтобы мгновенно и радикально передать инициативу истины самому Seyn-бытию в чистом виде.

Переход (übergang)

Вот что пишет сам Хайдеггер о переходе к другому Началу.

«Готовясь к переходу от Конца первого Начала в другое Начало, человек не только вступает в никогда еще не бывший «период», но в совершенно новую область истории (Geschichte). Конец первого Начала еще долго будет преодолеваться в этом перехода, и даже в самом другом Начале.» ⁽⁵⁶⁾

И далее:

«Этот переход есть разбег для прыжка, с помощью которого Начало, и в еще большей степени другое Начало, может начаться. Здесь в этом переходе подготавливается изначальнейшее и поэтому «самое историческое» (geschichtlichste) решение, или-или, от которого нельзя укрыться ни в какие норы и тайные места: либо оставаться в заточении Конца и его последних следствий, то есть обновленных модификаций «метафизики», которые становятся все грубее и грубее, все бессмысленнее и бессмысленнее (новый «Биологизм» и т.д.), либо начать новое Начало, то есть решиться к его долгой подготовке.

А поскольку Начало происходит только в прыжке, то и эта подготовка к нему должны быть прыжком и как таковая она должна исходить и отпрыгивать от конфронтации с первым Началом и его историей (Geschichte).(…)

В другом Начале все сущее будет принесено в жертву Seyn-бытию, и  только в силу этого получит сущее как таковое впервые свою истину.»⁽⁵⁷⁾

Ereignis

Хайдеггер прямо указывает на то, что является основной преградой для такого перехода – человеческий рассудок(ratio). Рассудок в своем пред-ставляющем качестве есть препятствие для фундаменталь-онтологического мышления.

Seyn-бытие в другом Начале не физика (и постигается не как мета-физика). Оно мыслится радикально иначе – через одновременное схватывание и удержание его как бытие сущего и ничто одновременно. При этом неверно мыслить его как то, что всегда должно быть, и чем более оно будет постоянным, тем более оно будет «бытием». Но Seyn-бытие, уточняет Хайдеггер, вообще не есть, оно существует (Seyn west), то есть пребывает в сути. А это значит, что оно является не постоянным и неизменным, но, напротив, редчайшим, оно случается, сбывается, оно уникально.

В этом весь фундаменталь-онтологический нерв другого Начала: оно  схватывает Seyn-бытие как Er-eignis (дословно, событие⁽⁵⁸⁾).

Чтобы пояснить термин Er-eignis⁽⁵⁹⁾ Хайдеггер использует искусственную синкрету: хотя этимологически термин «Ereignis», происходит от «Er-augen», где смыслом корня является Auge – «глаз», шире, в старо-немецком «зрение», «замечание», Хайдеггер трактует этот термин как созвучное eigene, то есть «собственное», «подлинное», «аутентичное»⁽⁶⁰⁾ – «Er-eigene». Er-eignis мыслится Хайдеггером двояко: как уникальное одноразовое (seynsgeschichtliche) событие, в котором Seyn-бытие мгновенно является себя в своей истине и как мгновенный переход от неаутентичного режима экзистирования к аутентичному, и соответственно, к бытию (Sein) и существованию по сути (Wesen).

Seynsgeschichtliche горизонт философии Хайдеггера ориентирован на Ereignis. Ereignis является кульминацией истории бытия, так как в этот момент весь процесс Seynsgeschichte открывается в своем истинном измерении – как повествование бытия о самом себе в обратной (перевернутой) форме – в форме забвения вопроса о бытии (Seinsverlassenheit) и триумфа нигилизма. Ereignis связан напрямую с тем, что весь цикл западно-европейской философии в определенный момент схватывается в его истинных пропорциях и фундаменталь-онтологических значениях, и это схватывание, постижение образует предпосылки для вторжения Seyn-бытия как оно есть – не на сей раз не через длительность, в которой оно скрывается, а через мгновение, в котором оно открывается.

Хайдеггер использует для описания Ereignis'а метафору зрелости, спелости. Seyn-бытие в Erignis'е становится плодом и даром.

При этом Ereignis, обращенный в будущее, и имеющий там свое мгновенное место, присутствует и в бывшем – в той мере, в какой бывшее было, то есть соотносилось с бытием (Seyn). Ereignis, таким образом, становится моментом, ориентирующим развертывание исторического (geschichtliche) процесса, что порождает эсхатологию бытия. Хайдеггер пишет об этом в тексте посвященном Анаксимандру:

«Бытие сущего собирается (legesqai, logoz) в последнем моменте своей судьбы (Geschick). Прежнее существование бытия обрушивается в своей все еще скрытой истине. История бытия собирается в этом расставании. Собранность в этом прощании -- как сбор урожая (logoz) предельного (escaton) выражения его прежнего существования составляет эсхатологию бытия.  Бытие как seynsgeschichtliche (посланное) является эсхатологическим.»⁽⁶¹⁾

Er-eignis таким образом является событием эсхатологическим. В нем вечерний плод фатально сформулированного в первом Начале вопрошания падает в руки того, кто готов совершить переход через точку великой полночи и выйти по ту сторону, на стороне утра. При этом Хайдеггер считает, что спасение Запада, который первым отправился по траектории онтологической философии и метафизики, первым среди всех остальных дошел до критической точки (Конец философии) культур, должно произойти на самом же Западе и им же самим. Приняв на себя фатальность первого выбора, во втором Начале новая философия должна сделать новый выбор, и оттолкнувшись от своей трагической истории сконцентрироваться на проблеме Seyn-бытия, предуготавливая или ожидая Er-eignis, как финальное сбывание бытия.

Er-eignis – ключевое слово Нового начала. Это и есть другое Начало в его фундаменталь-онтологической сути.

Seyn-бытие существует как событие. (Das Seyn west als Ereignis), пишет Хайдеггер⁽⁶²⁾.

Последний Бог

Эсхатология бытия приводит Хайдеггера  к введению той фигуры, на которую, насколько я знаю, мало кто обращал серьезно внимание. Он излагает догадки о последнем Боге (der letzte Gott).

Он говорит о нем следующее:

«Последний Бог

Наиприходящее в прихождении, что, конституируясь, случается как событие.

Приход как сущность бытия.

Спросите само Seyn-бытие! И в его молчании, как Начало слова, ответит Бог.

 Вы сможете обойти все сущее, но вы никогда не нападете на след Бога».

По-немецки это звучит так:

«Der letzte Gott

Das Kommendste in Kommen, das austragend sich als Er-eignis ereignet.

Das Kommen als Wesen des Seyns.

Frage das Seyn! Und in dessen Stille als der Anfang des Wortes antwortet Gott.

Alles Seiende mögt ihr durchstreifen, nirgends zeigt sich der Spur des Gottes».⁽⁶³⁾

Frage das Seyn! Обратитесь к бытию, спросите бытие (Seyn)!

Сам строй текста дает понять, что речь идет о своего рода пророчестве, о фундаменталь-онтологичсеком видении, которым зачинается, учреждается и постулируется на совершенно новом цикле истории философии. Это пророчество об уникальном событии, которой должно произойти строго в момент Великой Полночи.

Последний бог -- уникальная фигура в философии Хайдеггера. Он появляется через Ereignis проходит мимо людей, оставляя им только кивок, намек (Wink). Он не является ни сущим, ни творцом сущего, но он проявляет себя в тот момент, когда бытие как Seyn сбывается в одноразовости события.

Хайдеггер пишет: «В бытии намека (Wink) само Seyn-бытие приходит к своей зрелости. Зрелость – это готовность стать плодом и быть подаренным. В этом существует последний, который по сути (wesentliche), от Начала ожидаемый, неслучайно случающийся Конец. В этом раскрывается глубиннейшая конечность Seyn-бытия: в кивке последнего Бога»⁽⁶⁴⁾. И далее: «Последний Бог  это не конец, но другое Начало неизмеримых возможностей нашей судьбы (Geschichte).»⁽⁶⁵⁾

Последний Бог – загадочная фигура. Хайдеггер тщательно отличает его от персонажей всех известных религий. НО это не пустой индивидуальный образ или метафора. У Хайдеггера, который отрицал и религию и атеизм на основании их полной зависимости от философской топики первого Начала, то есть онтологии и метафизики, можно увидеть намеки на очень своеобразную теорию божественности. Прямо он об это не говорит, но моно попытаться реконструировать ход его мысли, приводящий к введению в его эсхатологию бытия последнего Бога.

Хайдеггер преимущественно мыслит о другом Начале, которое должно пойти по иному сценарию, нежели первое и привести к Ereignis. Первое же Начало было Началом перехода от онтического мышления к философскому и онтологическому. НО древние греки, которые основывали первое Начало верили в богов. Хайдеггера не интересует структура этой древне-греческой религии, его интересует то, как философское сознание греков, совершая прыжок в бездну, мыслило себе богов и божественность. Самое важное, что боги – это не бытие, но они и не сущее. Кроме того, боги не люди, совсем не люди. Боги, по Хайдеггеру, однако нуждаются в Seyn-бытии, чтобы зафиксировать свою божественность. Они не суть и не не суть. Главное свойство богов – легкость. Кроме того, богам безразличны люди, они их не спасают и не наказывают, боги проходят мимо людей, но это происходит только тогда, когда люди обращаются к бытию своей человечности, и достаточно чтят через него бытие как Seyn. Тогда люди настроены на священное. И священное дает место божественном. А божественное позволяет богам собраться на тинг вокруг очага Seyn-бытия. Люди, ответственные за бытие, в отличие от другого сущего, должны верно структурировать эту ответственность, послужить бытию. И это даст возможность богам явиться. Если же человек подменит Seyn-бытие Sein-бытием, метафизикой, онтологией, волей к власти и, в конце концов, Machenschaft, легкие боги легко упорхнут, не оставив следа, удаляться – ведь их ничто ни с чем из людского не связывает. Боги убегают от платонизма, теизма, деизма, атеизма, то есть всего, что «преднамеренно навязывает» сущему заведомые пред-ставления, и не дает Seyn-бытию просвечивать и освещать сущее, где боги могли бы собраться вокруг этого свечения.

В первом Начале греки мыслили богов через бытие. Гераклит писал о том, что «этос бог человека»; оправдывал перед любопытствующими пришельцами, то, что он греется у очага, тем, «что и там живут боги»; видел в борьбе то начало, что делает богов богами, а людей людьми». Парменид был посвящен богиней истиной. Это боги и богини располагались вокруг почитаемого первыми философами бытия, скрывались и проявлялись. Они были чрезвычайно важны для мышления, для человека, составляя его тонкую и парадоксальную пару на противоположном конце сущего. Боги и люди – два полюса сложнейшего молчаливого поэтического мыслящего диалога о Seyn-бытии.

Мышление о бытии как о сущем в целом, о сущности, о идее, спугнуло богов. Им нечего было делать там, где людям все стало ясно. Боги обретаются только в молящем вопрошании и торжественном пении.

Последний Бог Хайдеггера, это Бог, возвращающийся в ходе развертывания другого Начала. Он приходит не как спаситель. Он идет мимо. Но он дает легки знак, кивок головы, почти невидимый жест, который давали античные судья или басилевсы, решая какое-то важное дело. Чем серьезнее было решение, тем короче, незаметнее и значимей жест. Поэтому последний Бог не приходит, он проходит, грядет мимо. Он ничего не дает людям, он ничего не меняет. Он заверяет лишь, что Начало, на этот раз, действительно, Начало, или, точнее, возможно, Начало. Тем самым зреющий Ereignis получает тонкую незаметную и не необходимую сертификацию. Событие сбылось. В тишине, новой сакральности и почтении людей отвоевывается место для того, чтобы последний Бог прошел.

Там, где речь идет о последнем Боге, Хайдеггер говорит поэтическим языком. Он намерено неясно и парадоксально выражается, ожидая, что в области этого предельного проникновения в возможность другого Начала, сознание настроено на то, чтобы схватить тончайшие намеки.

«Последний бог это Начало самой долгой судьбы (Geschichte) по самому короткому пути. Долгая подготовка необходима для великого мгновения его прохождения мимо. Для такой подготовки народы и страны слишком малы, они закрыты для истинного роста и преданы Machenschaft.

Только великие и скрытые одиночки будут готовить тишину для мимохождения Бога и готовить между собой молчаливый настрой.» ⁽⁶⁶⁾

Человек в другом Начале (новый гуманизм)

Эти «великие  скрытые одиночки» Хайдеггер вслед за Ницше называет «будущими» (die Künftige). Подробно Хайдеггер описывает фундаменталь-онтологическое понимание человека в знаменитом письме о гуманизме французскому философу Жану Бофре⁽⁶⁷⁾.

Нам станет более внятным содержание этого часто цитируемого текста, если мы локализуем место человека в структуре философии Хайдеггера. Гуманизм, как и все остальные версии западно-европейской философии, Хайдеггер отбрасывает в силу их прямой зависимости от метафизической топики. К такому гуманизму он не испытывает никакого интереса. Его интересует человек и человеческое в структуре Начала (как первого, так и другого). Человек – это брешь в сущем, сквозь которую врывается бытие, взрывая сущая и самого человека. Таким он является в своем отношении к бытию. Только это отношение человека к бытию и есть его сущность. Все остальное – животность, разумность, духовность, душевность психологичность, социальность, этничность для него второстепенно. Человек есть человек только с своей сути, в том, что он есть, а это значит, он есть человек через отношение (Bezug) к бытию. Тот, кто не думает о бытии, или думает не так, кто забивает вопрошание саморазумеющейся болтовней, кто не умеет удивляться и ужасаться, кто не чувствует проблем, будучи «заброшенным» в сущее, кто не утверждает высшей свободы в благородном мышлении или тихом священном труде, тот отрекается от своей человечности, утрачивает ее. Поэтому новый гуманизм Хайдеггера – это гуманизм исключительный, где человеческое достоинство измеряется мерой соучастия в фундаменталь-онтологическом деянии, в вопрошании Seyn-бытия, в подготовке Ereignis и ожидания мимохождения последнего Бога.

Такого человека – будущего человека – Хайдеггер называет «сторожем бытия» (Wächter des Seins) или «пастухом бытия» (Hirt des Seins). Человек интимно связан с бытием, но он при этом и независим от него. Бытие нуждается в человеке не для того, чтобы быть (сущим может быть и нечеловеческое сущее, через которое бытие есть), но для того, чтобы приготовить посреди сущего место для своего свечения, для света своей истины. Человек и есть это место. Если место надлежащее, священное, оно подходит для священнодействия, для освещения, для несокрытости (истины) бытия. Если не надлежащее – то человек и человечество становятся мировой помойкой (как в конце Нового времени, то есть сегодня).

Человек достойный быть человеком, это человек альтернативный тому, кого мы понимаем под этим именем сегодня, тому, то остается под гнетом онтологии и ее нигилистических производных. И последние люди Ницше (которых большинство), и его же сверхчеловек (выражающий максимализацию воли к власти и доминации) – остаются в рамках старого гуманизма. Хайдеггер перечеркивает его с усталостью и грустью. Этому входа в «будущее» не предвидится. Человек – это только носитель вопрошания о бытии, о его истине, о его удаленности и о возможности его возвращения через событие, и последнем Боге. Тот, кто не носитель всего этого, тот не человек. По меньшей мере, он выпадает из границ хайдеггеровского гуманизма. Гуманизма другого Начала.

Человек определяется своим отношением к бытию. Представление о том, что человек обладает бытием как чем-то постоянным, гарантированным и соотносится с бытием вообще через свое бытие как бытие человека – это заблуждения метафизики, которые в другом Начале следует категорически отбросить. Хайдеггер пишет: «Seyn-бытие для человека – это случайность (Zu-Fall), то что человек сбывается в Seyn-бытии, зависит не от него и никак не означает, что у Seyn-бытия есть какие-то обязательства по отношению к человеку, как если бы оно нуждалось в нем.»^(67-1). И несколько выше: «Seyn-бытие существует не для человека, но человек существует – в лучшем случае -- для Seyn-бытия; для Seyn-бытия в том смысле, чтобы таким образом человек завоевал бы для самого себя свою собственную суть.»^(67-2)

То, что человек есть не просто сущее, но место вторжения бытия, заложено в его способности к речи. Речь не просто одно из свойств человека. Не случайно он называется zoon logon econ, «животное, наделенное речью». Речь вообще не свойство человека, это свойство бытия. Через речь бытие существует. Речь есть то, через что бытие есть как бытие. Поэтому человек в перспективе нового гуманизма должен заговорить по-другому. Он должен обратиться к словам, и осознать, что они ему сообщают. И затем, он должен начать мыслить и говорить с помощью того, что он осознал. НО чтобы родилась эта новая речь, – речь другого Начала, речь грядущих (die Kunftige), -- необходимо предварительно устроить «деструкцию» старого языка, основанного на правилах грамматики и логики, то есть на правилах метафизического мышления первого Начала.

Новый гуманизм предполагает новую речь, так как в речи, в языке лежит судьба бытия, высший момент Seynsgeschichte.

Новый человек другого Начала будет говорить по-новому на новом языке и новые мысли и вещи. Все о чем он будет говорить, будет связано напрямую с сутью бытия, то есть с тем, как это бытие существует в своем высвечивании. Это будет Фундаменталь-онтологическая речь антропологии Ereignis'а. Только такая речь сможет высказать священное молчание, в котором станет возможным мимохождение последнего Бога.