1. Старое против древнего
Евразийское движение является наиболее ценным источником вдохновения
для современной политической мысли России. С гениальным почти пророческим
чувством будущего исторические евразийцы сумели поставить диагноз политической
истории России в ХХ веке еще в 20-е и 30-е года — тогда, когда все было
далеко не так очевидно, как сегодня. Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Н.Н.Алексеев
и другие евразийцы выковали абсолютную формулу истинного русского патриотизма,
обобщающую положительные стороны и белой и красной идеи. Вместе с тем евразийцы
точно вычленили все недостатки казенного и антирусского романовского периода
(который они называли “периодом антинациональной монархии”) и предсказали
главную причину неизбежного краха большевизма, которая заключалась в антирелигиозной
и западнической составляющей этого интереснейшего политического учения.
Но наряду с критикой магистральных и одинаково неприемлемых проектов
развития русской государственности — и революционного и реакционного —
евразийцы разработали общие контуры позитивной, созидательной творческой
альтернативы, русский проект Консервативной Революции.
Основатель евразийства князь Н.С.Трубецкой с предельной ясностью
описал сущность евразийского проекта в программной статье “У дверей”:
“Новаторство не в отказе от прошлого, а в отталкивании от непосредственного,
недавнего прошлого, в перескакивании через него и в идеологическом примыкании
к эпохам более отделенным. Эти очень древние элементы, почерпнутые из глубины
исторической памяти, оказываются новыми и революционными именно благодаря
пересадке в новый контекст. Элементы отдаленного прошлого, вырванные из
исторической перспективы и пересаженные в новый для них контекст современности,
начинают жить совершенно новой жизнью и становятся способны вдохновлять
к подлинно новому творчеству. Следует отличать старое от древнего.”
Древнее против старого. Блистательное позавчерашнее, совпадающее
с героическим завтрашним, против недостаточного вчерашнего и выросшего
из него постылого сегодняшнего. Высшая формула глубинного евразийского
патриотизма. Ключ к уникальному мировоззренческому синтезу. Концептуальный
механизм, позволяющий легко преодолеть те противоречия между “революцией”
и “реакцией”, между “белым” и “красным”, которые не фатально не дают консолидировать
весь творческий духовный исторический потенциал русского народа в единую
волю, в единый проект, в единое свершение. И этим расколом неизменно пользуется
внешний и внутренний враг. Западники, атлантисты, проводники “романо-германского”,
отчуждающего, русофобского влияния.
Только евразийское мировоззрение и евразийская консервативно-революционная
логика способны сплотить наш народ, вывести его на органичный и естественный
исторический путь. Быть может, именно сегодня мысль наших евразийцев 20-х
— 30-х годов актуальна и современна как никогда ранее.
Евразийцы недвусмысленно выделяли тот этап русской истории и русского
государства, который был для них образцом. Это — “Московская Русь”, наследница
одновременно и Византии и империи Чингисхана, торжество великорусской стихии,
“бытового исповедничества” чистейшего Православия, колыбель и матрица великого
евразийского государства.
Именно на отрицании основных принципов “Московской Руси” строилась,
по мнению евразийцев, “романовщина”, “антинациональная монархия”, двухсотлетнее
“романо-германское” иго. Почти все в этом послераскольном периоде российской
истории было порочно, пародийно, антинационально. Только разрозненные фрагменты
и смутные пространственные импульсы светлого “Московского периода” сохранились
в народных массах и в инерции геополитических начинаний. Но сущность, тонкий
дух Святой Руси, чистота национальной доктрины, тайна священного национального
и государственного бытия были безнадежно утрачены.
Евразийцы утверждали: в Октябрьской революции виноват только царизм,
только “романовщина”, “романо-германское иго”. Большевизм был неизбежен.
Его положительные стороны — в отрицании Запада, в обращении к Азии, в выведении
на поверхность новой элиты из низших (а поэтому наиболее национальных и
ценных) слоев русского общества. Его отрицательные стороны — в использовании
доктрин, заимствованных с Запада, в отказе от Православия и от учета национальных
традиций.
Евразийцы предлагали третий путь, новое авангардное решение. Оно
состояло в возврате к “Московской Руси” через использование некоторых наиболее
эффективных сторон большевистской практики. Сочетание крайнего национального
архаизма с новейшими социально-политическими технологиями. Синтез противоположностей.
В политической, геополитической, социальной и юридической сферах
евразийцы выработали достаточно полный арсенал методологий и доктрин, большинство
из которых идеально соответствуют потребностям современного этапа российской
истории. И не вызывает сомнений, что адаптация евразийства к нынешним условиям
в самое ближайшее время станет основной мировоззренческой задачей любой
ответственной власти в России. Кризис западнической линии, воплощенный
в крахе наиболее экстремистской ее формы — российского либерализма — не
может не вызвать резкого движения общественного сознания в сторону евразийской
позиции. Этот процесс идет полным ходом уже сейчас.
Но исторические евразийцы не совершили последнего шага в религиозной
сфере, предполгаемого всем остальным. Декларируя верность русскому Православию
в его подлинной, “московской” версии и почитая Аввакума, они колебались
поставить все точки над i и сделать решающий вывод.
3. Старая Вера для Новой
Руси
В религиозной сфере евразийская теория неизбежно приводит к утверждению
того, что подлинным Православием, наследующим непрерывную традицию “Московской
Руси” является русское старообрядчество, Древле-Православная Церковь. Ровно
в такой степени, в какой антинациональная монархия Романовых привела Россию
к катастрофе ХХ века, никонианство, подчиненное, обмирщвленное, послушное,
синодальное, казенное “православие” привело русских к атеизму и сектантству,
обескровив истинную Веру, бросило народ в объятия агностицизма, бытового
материализма и ересей. Западническая сущность псевдо-монархического послепетровского
Государства точно отражалась в синодальном никонианском “православии”.
Европеизированные, озападненные, русофобские по сути верхи Империи трансформировали
официальную Церковь в некий аналог государственного департамента. Это не
могло не сказаться на самой природе Русской Церкви. Истинный православный
дух ушел в народ, в низы, в раскол.
Именно к старообрядчеству, как к подлинному аутентичному русскому
Православию логично было обратиться и евразийцам. Так оно и было: Н.С.Трубецкой
(вместе с другими евразийцами и вообще лучшими политическими и религиозными
деятелями своей эпохи, такими как еп.Андрей Ухтомский) полностью признавал
правоту Аввакума, традиционность двуперстия, незаконность “разбойничего
собора 1666 года”, никонианской справы, неоправданность и ошибочность перехода
к малороссийской редакции Священных и богослужебных текстов от редакции
великоросской, московской. Но возможно “барское”, аристократическое, ”кадровое”
происхождение вождей исторического евразийства препятствовало тому, чтобы
однозначно и полностью признать не только историческую (это как раз было),
но и экклесеологическую, церковную правоту староверов. Староверие воспринималось
дворянством как “религия черни”, и элитаристы (а евразийцы были именно
таковы) испытывали “классово” предопределенную сдержанность в отношении
“простонародной веры”. Народники и эсеры шли в этом вопросе намного дальше,
но им, увы, в свою очередь не доставало традиционалистского концептуального
аппарата, а также они недостаточно люто ненавидели Запад, либерализм и
рационализм, чтобы отвергать некоторые вторичные рационалистические напластования
в старообрядчестве. Кроме того, эсеры вслед за Толстым не делали особого
различия между импортированными протестантскими, баптистскими ересями и
собственно русской Православной Верой, какой является старообрядчество.
Возрождение евразийства в наше время, новое обращение к вечному,
надвременному, сакральному идеалу “Московской Руси”, Святой Руси, требует
от нас мужественного столкновения с этой проблемой. Евразийство сегодня
не может не сопровождаться религиозным обращением к Старой Вере, к Древлему
Православию.
Благодаря такой позиции русские могли бы найти не противоречивый
ответ на то радикальное недовольство современной Церковью, которое все
яснее дает о себе знать. Но отрицание ханжеского, слабосильного, лицемерного,
конформистского, обескровленного и вяло распадающегося “православия” никонианского
типа не должно отбрасывать русских в лживые объятия ересей и темных атлантистских
сект. Истинная русская Вера — Вера Христова и Церковь Христова. Предать
ее означает предать самое ценное национальное зерно. И в этом смысле спасением
является обращение к Древлеправославной Традиции или по меньшей мере к
Единоверию, предполагающему признание полной доктринальной, ритуальной
и исторической правоты старообрядчества, но при терпимости и лояльности
к РПЦ.
Старое нас погубит. Затормозит наше
развитие. Вовлечет в лабиринты не снимаемых конформистских противоречий
и компромиссов.
Древнее нас спасет.
Евразийство будет до конца логичным только в том случае, если оно
будет основываться на возврате к старообрядчеству, к древней и истинной
Русской Вере, к подлинному Православию. Что бы там не шипели традиционные
недруги нашего национального возрождения. А такие люди есть не только среди
откровенных западников (что очевидно), но и среди консерваторов, реакционеров,
защитников инерции, косности, застоя.
Будущее в далеком прошлом. Как сказал современный идеолог староверия
Андрей Езеров в своей программной статье — “Старая Вера для Новой Руси”.
|