Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. Глава 2.

Глава 2. Бытие и сущее

Различение («ontologische Differenz»)

В основе философии Хайдеггера, всей его мысли лежит представление о различении («ontologische Differenz»). Это понятие, французское «la difference»⁽¹⁴⁾, немецкое «Unterschied», для Хайдеггера становится фундаментальным философским действием. Не всякое различие, но различие всех различий -- различение между сущим (das Seiende)  и бытием (das Sein).

Сущее и бытие суть не одно и то же. В этом зазоре, в наличии тождества и нетождества (одновременно) в паре (и непаре) этих двух понятий заключается вся острота философии Хайдеггера. Получив «помазание» Хайдеггером -- вникнув в природу мысли, в природу метафизики, в глубину человеческого бытия -- относительно этой важнейшей диады, как ее понимал Хайдеггер, мы отныне будем мыслить в каждой ситуации, при решении любой проблемы, при прочтении любого философского труда по-хайдеггериански. 

Очень важно определить, какие слова немецкие соответствуют этим фундаментальным русским словам. «Бытие» по-немецки Хайдеггер называет das Sein, исходя из неопределенной формы глагола sein (то есть славянское «бытие» -- или греческое einai -- есть нечто среднее между отглагольным существительным и герундием). В немецком языке есть форма образования отглагольного существительного, подразумевающего присовокупление к глаголу артикля среднего рода. Если бы мы переводили das Sein совсем строго, то должны были бы употребить не вычурное и довольно  позднее и искусственное русское отглагольное существительное бытие, весьма удобное, однако, для перевода богословских текстов и западной философии, но церковнославянский глагол быть в неопределенной форме, то есть, быти. У нас нет прямой возможности использовать неопределенную форму глагола, поэтому мы пользуемся существительным, но сказанное надо всегда иметь виду, иначе мы впадем в ту ошибку, смысл которой будет понятен в последующем изложении. Мы не поймем Хайдеггера, если точно не уясним себе, о чем идет речь.

Das Sein и das Seiende

Итак, das Sein — это то, что мы переводим как бытие, подразумевая под ним быти, и сущее, по-немецки это выражается активным причастием от того же глагола sein — das Seiende. Что такое сущее? В церковнославянском была также такая форма, как сый, что подразумевает «тот, который есть». Различие между сущим, с одной стороны, и бытием, с другой стороны, различие между das Seiende и das Sein является смыслом и основой всей философии Хайдеггера.

Здесь снова следует обратиться к грамматике. Хайдеггер подчеркивает, что спряжение глагола или образование различных форм — это всегда его наклонение,  его со-пряжение с чем-то, упругое нагибание. В чистом виде – в инфинитиве --  глагол sein (или глагол быти) существует сам по себе, и ни к кому и ни к чему не относится, ничего не обозначает, ни кому не «поклоняется», не перед не «склоняется».

Попробуйте понять, что такое делать. Мы понимаем, что означает «он делает», мы знаем «делающего», мы знаем «сделанное». Но разве мы способны представить себе, вообразить, что такое делать? Инфинитив не имеет четкого образа, ему напрямую ничего из сущего не соответствует. Делать («деяти» по-старославянски) – это будет что-то, что осуществляется неизвестно кем и неизвестно по отношению к чему, а такая степень абстракции не представима. Если мы все же попытаемся отнестись к этому инфинитиву глагола делать в поисках соответствий и образов, то мы сразу окажемся в странной ситуации. С одной стороны, нам это что-то скажет, с другой, мы не сможем ухватить то, о чем идет речь, сколько бы мы ни  старались. Деяние приобретает наглядность только в ходе спряжения, со-пряжения, когда оно идет в упряжке с местоимением или существительным, то есть с лицом (персоной, субъектом или объектом). Мы осознаем полностью смысл глагола, когда он прояснен лицом и числом, когда он уже «нагнут». В чистом виде, когда глагол существует сам по себе как rhma, как инфинитив, мы его не схватываем, он от нас ускользает, — даже такой конкретный глагол, как делать.

А  что же говорить о гораздо более сложном и ускользающим в силу своей мнимой очевидности  глаголе быть?

Но если пытаться схватить смысл этого глагола (по аналогии с глаголом делать) в его неопределенной форме, в инфинитиве, он от нас уклониться еще решительнее.

Инфинитив есть фундаментальная операция сознания по развоплощению наглядного сущего в действии, она сопряжена с самими корнями мышления, и от того как она осуществляется, во многом зависит вся структура мышления, надстраиваемая над своим изначальным базисом, где оно еще обретается в тесном соседстве с сущим.

В этом-то как раз состоит вся трудность и вся проблематика философии Мартина Хайдеггера.

Сущее легко понять: основание мышления

Что такое сущее, das Seiende? Ну, это мы как раз отлично понимаем. Речь идет о том, что наличествует, о том, что присутствует, о том, что есть перед нами. Сущее есть, и то, что оно есть как сущее, наличествующее, делает его наглядным и очевидным. Сущее понятно, и прямота такой понятности, то есть строгого соответствия первой операции мышления констатации наличия, лежит в основании мышления как такого. Мышление может принимать различные формы – самые причудливые – но во всех своих изгибах и парадоксах оно постоянно отсылает нас к сущему, как своей главной констатации. Мышление констатирует, что сущее есть. С этого оно начинается. Если есть сомнение в том, что сущее есть, что оно есть сущее, то мышление немедленно сбивается, смысл утрачивается, приходит безумие.

Опыт сущего – это главный и стартовый опыт мысли.

 Есть — это  третье лицо, это вполне конкретная вещь. Вся совокупность вещей и каждая из вещей, включая нас самих, вполне и без проблем может присвоить себе статус сущего, того, что есть. В этом нет никаких сложностей; с сущим мы можем легко столкнуться. Всё, что мы видим, всё что было, всё, что мы мыслим или о чем мы помним, этосущее. Сущее это, пожалуй, самая внятная и самая базовая идея отношения человека к миру, к самому себе. Понятьсущее очень просто. Оно представляет собой то, что дает себя нам, то, что наличествует, то, что при-сутствует.

Конечно, в философии может возникнуть вопрос, интересовавший как античных софистов, так Канта и феноменологов. А знание о том, что сущее есть, относится к самому сущему или к знанию? Является существование присущим сущему, или оно есть предикат разума, которым сущее награждается в базовой операции мышления? Кант отчетливо сформулировал эту проблему, поставив вопрос о вещи-в-себе и вещи-для-нас, то есть о ноумене и феномене. Гуссерль, основатель феноменологии и учитель Хайдеггера, чтобы обойти этот вопрос предложил ввести понятие «ноэма», то есть сущее, которое является сущим в сфере мышления и является интеллектуальным объектом, феноменом мышления, соответствующим не самому сущему, но мышлению о сущим, включая приписывание ему свойства сущего.

При всем видимом усложнении, все по сути остается довольно простым. Не столь уж важно, является ли сущее сущим само по себе и правомочно ли вообще ставить вопрос о «сам по себе», когда речь идет о философии, то есть о  области мышления, где безусловны и фундаментальны лишь законы мышления, определяющие то, как оно поступает со всем остальным. Существует ли сущее само по себе, как ноумен, или его существование является предикатом (т.е. тем, о чем ранее заявили» о – латинское «praedecire» -- «провозглашать», «говорить заранее», немецкое Zuspruch) разума, не имеет решающего значения для разума, в обоих случаях речь идет о «ноэме» -- в одном случае имеющей строго соответствующий ей и независимый от нее предмет, в другом – либо не имеющей его, либо он соответствует не строго и не является независимым.

Как объект или как феноменологическая ноэма сущее есть, и это очевидно. Это очевидно для мысли. Мысль имеет дело с этим как с первоочевидностью. Признав обратное – что сущего нет, мы рушим механизм сознания, выводим его из строя и тем самым прекращаем быть мыслящими существами. Прекратив гипотетически быть мыслящими существами, мы не можем больше быть уверенными существуем ли мы, то есть существа ли мы, поскольку мы более не владеем процедурами утверждения о существовании и несуществовании ни нас самих, ни того, что вокруг нас. В таком случае, кто-то другой  -- кто сохраняет разум -- будет за нас решать, есть ли мы или нас нет.

Человек древними греками, начиная с Аристотеля, определялся как zoon logon econ, то есть как «животное наделенное словом-языком-мышлением», теряя логос, мы теряем не только человечность, но и животность, предоставляя другим заботу о нашей классификации в многообразии видов.

Бытие есть проблема: ведущий вопрос философии

Если сущее понятно и прозрачно, и эта понятность и прозрачность составляют основу мышления, то с бытием все намного сложнее.

Когда мышление делает первый, часто незаметный для самого мыслящего шаг, оно утверждает (имплицитно), что сущее есть. Это не проблема и не вопрос, а основа мысли. Тот, кто просто мыслит, всегда осуществляет это перводвижение.

Но в том случае, когда мыслящий начинает мыслить о том, как он мыслит, то мыслит о мысли, размышление о сущем приобретает совершенно иной характер и развертывается на ином, более высоком этаже сознания. Рефлексируя над собственным мышлением, мы так или иначе и к нему прикладываем свойство сущего. Пусть не так ясно как у Декарта, с его cogito ergo sum (мыслю, следовательно, «азъ есмь», «я существую»), но нечто подобное осознавали еще древние философы. На сей раз это требует постановки сущего под вопрос, чтобы как минимум отделить свойства того сущего, о чем мыслит мыслящий, от свойств того сущего, которым является мыслящий.

Это, по Хайдеггеру, является «ведущим вопросом философии» (Leitfrage), который формулируется так «что такое бытие сущего как такового?» или иначе: «что есть общего у всего сущего, что делает это сущее сущим»? или «что присуще сущему в целом»?

То, к чему обращен этот «ведущий вопрос философии» и есть бытие. Оно мыслится через сущее, но как нечто отличное от сущего, хотя и присущее ему. Можно описать генезис этого вопроса двояко: эмпирически и рационалистически. Эмпирически это будет выглядеть как два последовательных этапа «естественного» мышления над данностью сущего. Первый этап – простая констатация, что сущее есть. Второй этап – стремление к обобщению наблюдений за сущим, к систематизации и иерархизации свойств сущего. Наблюдая за сущим, сознание начинает подмечать определенные закономерности, и на каком-то этапе (появление философии в Античном мире) приходит к выявлению того, что у сущего в целом есть общее свойство. Так возникает представление о бытии и соответствующий вопрос: «что есть это бытие?», «каково оно»?

Второй путь к тому же вопросу может идти через мыслю над мыслью, о чем мы уже говорили, с подспудной и нарастающей убежденностью в том, что сущее, способное мыслить о другом сущем, является сущим более высокого порядка, и его существование требует иной формы существования, то есть мысляще сущее есть принципиально иначе, нежели немыслящее (или мыслимое). Эта высшая форма сущего также ставится в соответствие с сущим в целом, с общим в сущим и выводит на проблематику «что есть бытие сущего?».

Итак, бытие как das Sein, как греческое einai, как инфинитив появляется в области мышления в тот момент, когда мышление начинает думать о чем-то, что превышает мысль о сущем как таковом. Это и есть начало философии – выход за рамки первичных мыслительных констатаций из сферы сущее есть. Причем здесь есть один принципиальный момент. Мышление о сущем только, как оно есть в прямом опыте, является потенциально безграничным. Мысль может перебирать сущее, переставлять его, сопоставлять, различать и соединять, и не переходя на второй уровень -- размышления о бытии. Поэтому мысль о сущности сущего воспринималась древними греками как вторжение в жизнь чего-то божественного. Именно это заложено в известном высказывании Гераклита Эфесского о единстве сущего и логосе. «Если вы прислушаетесь не ко мне, но к логосу, мудро будет в нем пребывая сказать: все едино»⁽¹⁵⁾. Хайдеггер в лекциях о логосе Гераклита⁽¹⁶⁾, подчеркивал, что логос Гераклит связывал с божественной молнией. Только молния божественного логоса, превышающего мыслительные возможности самого философа (поэтому он уточняет: «прислушаетесь не ко мне», способна подтолкнуть к суждению о бытии в целом – в этом фрагменте к суждению о «единстве всего». Хайдеггер подчеркивал, что в философии Аристотеля единство выступает почти как синоним бытия – en есть синоним on, поэтому можно толковать это фрагмент именно как связывающий логос с бытием, возводя вся проблематику мышлению на второй – высший уровень. На этом уровне и формулируется «ведущий вопрос философии».

Там, где ставится вопрос о бытии, начинается философия. Эта граница отделяет просто мысль от философской мысли.

«Ведущий вопрос философии» был сформулирован некорректно

Все сказанное выше о сущем и бытии, не содержит в себе пока ничего нового и специфического, кроме быть может упорной фиксации внимания на отношении бытия и сущего. Это отношение (das Bezug) -- является важнейшей проблемой для всей философии Хайдеггера. Приблизительно так описывает онтологическую проблематику классическая история философии, полагая это общим местом.

Радикальная новизна Хайдеггера сказывается в том, что он уже с первых своих феноменологических текстов выражает явную неудовлетворенность самой формулировкой «ведущего вопроса философии». У него вызывает подозрение уже изначальный философский фундаментал в обосновании бытия как общего свойства сущего. Он видит в этом нечто глубинное, основополагающее, решающее для всего процесса западно-европейской философии, и толкует как фатальную ошибку, как погрешность, как упущение чего-то самого главного, что не так просто выразить и описать, но что он интуитивно схватывает как поворотный момент мировой истории.

Отношение сущего и бытия уже в Античности было осмысленно неверно, и хотя эта погрешность на первых этапах была бесконечно малой, она росла по мере выведения всех следствий из заложенных начал философии, пока, наконец, не превратилась в тотальный онтологический нигилизм философии Нового времени, и особенно, ХХ века. Ключ к пониманию настоящего положения дел в философии, истории, культуре, даже политике, по Хайдеггер, надо искать на заре западно-европейской цивилизации – в решении соотношения бытия (Sein) и сущего (Seiende) у первых философов.