Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. Глава 3.

Глава 3. Фундаменталь-онтология ⁽¹⁷⁾

Сложность Bezug'а

Выясняя характер онтологической проблематики, Хайдеггер выдвигает такой тезис: «Sein ist das Seiende nicht», «бытие не есть сущее». С одной стороны, это не значит ничего кроме того, что мышление о бытии сущего как сущего должно куда-то уводить нас от сущего, почти очевидно. Оно и уводит, но не так, как это следовало бы. Здесь на первый план выходит структура Bezug'а (отношения).

Bezug, состоящий в выяснении соотношения сущего и бытия, в античной философии структурируется совершенно определенным образом. Мысль о бытии сущего приводит древне-греческих философов к понятию сущности, как того общего, что объединяет все сущее в его наиболее общем качестве. Сущность по-гречески – oὐóίá, существительное женского рода, образованное от причастия настоящего времени глагола åἶíáé, быть, sein. На латынь позже этот термин перевели как essentia или substantia, что сделало смысл расплывчатым. В русском языке точнее всего передает этот смысл сущность. В этом месте следует снова обратиться к метаязыку Хайдеггера, так как он настаивает на том, что oὐóίá есть Seiendheit, то есть такое понимание бытия, при котором оно отождествляется именно с общим качеством всего сущего как сущего, и тем самым основывает совершенно особый путь развития философии, где отныне бытие как åἶíáé устойчиво и неизменно мыслится именно как oὐóίá, что выражается формулой Sein=Seiendheit, бытие есть сущность сущего.

Это и есть Bezug всей западно-европейской философии, которая структурируется вокруг именно такой онтологической картины и основывается именно на таком способе мышления – бытие есть сущность сущего, и соответственно, учреждается два параллельных уровня – уровень сущего и уровень сущности (oὐóίá, Seiendheit). И в этот момент Хайдеггер делает важнейшее судьбоносное утверждение: античная философия (а вслед за ней и вся современная западно-европейская философия) дифференцируя бытие и сущее через сущность фундаментально проглядела различие бытия и сущего, построила абстрагирование от сущего по прямой аналогии с самим сущим. В результате получилось, что бытие (как сущность сущего), хотя и мыслилось отличным от сущего в его отдельности и конкретности, но совпадало с сущим в его всеобщности, то есть, в конечном счете, мыслилось в свою очередь как сущее. Это было, конечно, другое сущее, сущее высшего порядка или верховное сущее, но все равно именно сущее. В результате бытие обретало свойство сущего, то есть о нем можно было сказать, как это сделал Парменид, что бытие есть. Такое утверждение возможно только в отношении сущего, пусть даже самого возвышенного, изначального, простого и единого. Если бытие есть, то оно есть сущее – пусть не просто как сущее, но как сущность сущего.

Греки, как и люди Запада, слишком любили сущее, и стали жертвой этой фатальной любви, предопределившей весь строй западно-европейской философии.

Хайдеггер говорит это не с раздражением и высокомерием, но с глубоким пониманием и сопереживанием. Бытие как то, что делает сущее сущим должно каким-то образом сопрягаться с сущим, связываться с ним; и если следовать за этой мыслью, мы, действительно, в какой-то момент придем к убежденности, что бытие есть, что оно есть сущее, самое главное и чистое из сущего. Утверждение противного, что бытие не есть сущее, может приниматься лишь до определенных границ, когда надо подчеркнуть, что бытие как общее не таково как сущее как частное, но и у частного и у общего есть то свойство, которое делает их едиными – и то, и другое есть.

Но понимая глубину онтологического различения и Bezug'а традиционной философии, Хайдеггер говорит: вот в этом-то все и дело; здесь коренится принципиальная ошибка – если бытие не есть сущее, то именно это должно составлять его основное свойство; но в этом случае оно не может быть тождественно сущности сущего, и, следовательно, оно не есть общее для сущего. В таком случае бытие не есть, есть не сущее, есть ничто из сущего (в том числе и не сущность сущего, и не общее, не oὐóίá и не kïéíïí). Одним словом бытие есть ничто (das Sein ist das Nichts), утверждает Хайдеггер, а не понявшая этого западно-европейская философия есть великое заблуждение длительностью в две с половиной тысячи лет.

Онтика

Рассматривая проблему отношения (Bezug) сущего (Seiende, on) ) к бытию (Sein, εἶναι), Хайдеггер вводит три уровня онтологии, в соответствии с которыми эта проблема может быть рассмотрена в разном ракурсе. Эти определения Хайдеггер дает в своей главной работе «Sein und Zeit»⁽¹⁸⁾.

Первый уровень он называет «онтическим», от греческого ον (сущее) (οντο — родительный падеж, от которого обычно образуются сложные слова в греческом).

Когда выше мы пытались ответить на вопрос, что такое сущее самым прямым и доступным образом, мы находились в этой области – в области онтики. Онтическое измерение есть прямое схватывание разумом окружающего мира с его различиями и многообразием при том, что здесь разум еще не ставит перед собой вопроса о том, что есть бытие сущего или сущность сущего и ограничивается простой констатацией, что сущее есть сущее. Мышление как таковое в его наиболее естественном и простом виде развертывается именно в этом измерении. Мыслить о сущем как о сущем – значит сравнивать одно сущее с другим сущим, выстраивать ряды сущего, сопоставлять их между собой, но всегда оставаясь на одном и том же уровне мыслительной топики (то есть пространства мысли), не выходя за его пределы, то есть на задаваясь вопросом о том, откуда взялось сущее, что есть бытие сущего, где конец сущего и каков этот конец и т.д.?

Онтическое поле свойственно как позитивным наукам, так и бытовому мышлению, как высоко развитым системам подсчета и классификации, так и самым банальным ментальным реакциям обывателя самых различных культур – от примитивных до самых изощренных.

Древние греки определяли как поле сущего собирательным понятием «fusiz», и область оптического мышления может быть названа вслед за Аристотелем «физикой».  Чуть позже мы увидим как много вложено в это понятие.

В отношении философии онтическое мышление может рассматриваться как нечто подготовительное, как то, что лежит в его основе. Это уже мышление, но еще не философское (в полном смысле этого слова). Это мышление словами, а не понятиями, очевидностями, а не отвлеченными концептами; это оперирование вещами, а не сущностями, даже если эти вещи имеют ментальную природу, то есть являются ноэмами, по Гуссерлю. Для Хайдеггера этот уровень мышления чрезвычайно важен, так как именно с него начинается философия, и то, как она начинается, как она обращается с пластом онтического мировосприятия и мироосмысления, в каком направлении от него отталкивается и куда движется далее, имеет принципиальное значение для всей траектории становления философии и в огромной мере предопределяет ее судьбу, и ее конец.

Онтология

Второй уровень Хайдеггер называет собственно онтологическим. Онтология начинается там, где ставится «ведущий вопрос философии»: «каково бытие сущего», «что есть сущее в целом», «какова сущность сущего?»

 Здесь-то и появляется проблема качественного различия между сущим и бытием, следовательно, онтология основана на выяснении структуры и качества отношения одного к другому. Здесь вопрос о бытии ставится в самом центре мышления. Это начало философии, которая в отличие от мышления как такового выходит на принципиально новый уровень, где в центре внимание ставится вопрос о бытии сущего и нетождество бытия и сущего.

По Хайдеггеру, основы онтологии равно как и самой философии (философия и онтология, с точки зрения вопроса о бытии, являются тождественными понятиями) были заложены досократиками и окончательно оформлены Платоном и Аристотелем, и в таком законченном виде перешли к христианскому богословию и философии Нового времени. То, как первые философы осмыслили вопрос о бытии сущего, стало судьбой, роком для всей западно-европейской философии, так как их выбор, их решение этой проблематики заложили основополагающие рамки всего дальнейшего философского процесса. Они являются создателями той онтологии, которая прочно ассоциируется с этим понятием и берется без дополнительных определений. Есть только одна онтология – это онтология греков, ставшая онтологией европейской философии.

Эта онтология решает вопрос о бытии так, как мы сказали выше. Она отождествляет бытие сущего с сущностью сущего (oὐóίá), и утверждая различие сущего и бытия (как общего для всего сущего свойства), вместе с тем относятся к бытию как к тому же сущему, но только более высокого порядка. Хайдеггер утверждает, что это и есть самое главное. Онтология уже с самых первых своих этапов сбивается с того пути, который был ей, казалось бы, предначертан. Рождение философии и молниеносный прорыв к логосу подталкивали мысль к отрыву от онтики, к прыжку за горизонты сущего и к открытию, выявлению бытия. Это была бы подлинная трансцендентность, то есть за предельность и она, и только она обеспечивала бы философии ее необратимую и неотразимую фундаментальность. Мысля о сущем вначале онтически, яростная мысль греков, входивших во вкус свободы, должна была бы совершить бросок в ничто, в несущее, где и следовало бы искать бытие как истинную основу сущего. Но греки поступили иначе и создали онтологию, основанную не на ничто, а на сущности сущего, то на бытии как всеобщем свойстве сущего, тем самым породив «фиктивную трансцендентность», которая не прорывалась к подоплеке сущего, к его скрытому фундаменту, но удваивала топику сущего дополнительным этажом, который оставался сущим (как бы его ни называли), но при этом выступал для сущего в онтическом срезе высшим началом – то есть бытием. В более поздних работах (особенно в период 1936-1946 годов) Хайдеггер ввел важнейший элемент своего метаязыка – написание слова «Sein» «бытие» в двух вариациях в обычной «Sein» и в устаревшей – «Seyn». Это различие имеет радикальное значение. (На русском, правда, нет никаких возможностей передать это различие с опорой на русские слова – пусть самые вычурные).

Онтология оперирует с бытием как с Sein, понимая под этим Seiendheit, сущность. Seyn -- же это бытие, которое, напротив, полностью ускользает от онтологии, постигается не со стороны сущего, а иначе (скорее, со стороны не-сущего, то есть ничто), и представляет собой подлинную трансцендентность и аутентичную философию, которую Хайдеггер предлагает создать. Онтология как она есть, таким образом, создает над сущим (и онтикой) искусственную конструкцию «эссенциализма», которая становится полем философии, а сама философия занимает место царицы наук, обуславливая в свою очередь принципы, основания и методологии наук физических, а также этики, грамматики, математики, геометрии, филологии, эстетики и т.д. Все это есть результат одной (изначально бесконечно малой) ошибки.

Вместо того, чтобы стать по-настоящему более глубоким и фундаментальным, первичным и обуславливающим уровнем мышления, онтология по мере своего становления лишь все более расстраивала нормальное функционирование онтического мышления, создавала заторы и тупики, искажала и корежила сущее и постижение сущего. Вместо объяснения fusiz онтология ее насиловала, навязывая сущему абстрактные конструкции, основанные на неверно ориентированном базовом движении логоса.

Логос в онтологии, который и отличал ее от онтики, был сконфигурирован в греческой философии таким образом, что оперировал с сущностью как будто с бытием, приравнивая бытие к сущему (откуда Парменидовское «бытие есть, небытия нет»), и таким избытком ложной позитивности привносил в ансамбль сущего негатив, разрушение и смерть. Вместо спасения сущего через бытие логос губил сущее через сущность (эссенциализм).

У Аристотеля все философские интуиции первых греческих философов приобретают законченную и систематизированную форму. И показательно, что одна из его работ получает название «Метафизика», то, что идет после «физики» и как явления и как другого трактата Аристотеля. Метафизика фактически тождественна онтологии (и западно-европейской философии целом), так как ставит своей задачей обосновать область начал, лежащих за пределом физики (то есть онтики). Хайдеггер настаивает, что вся западно-европейская философия является метафизикой (то есть онтологией), даже та, которая эксплицитно отвергает любые аппеляции к метафизике – как философия Ницше, философия жизни, позитивизм или прагматизм. Метафизика как онтология давно стала единственным и общеобязательным стилем западно-европейского мышления, которое построено всегда и во всех случаях эссенциалистски – неважно идет ли речь о системе идей (идеализм), вещей (реализм, материализм), понятий (концептуализм), ценностей (аксиология), о системе полезного (прагматизм), вульгарных политических мировоззрениях и даже нигилизме. Все это – выражение метафизики, так как матрица мышления во всех случаях одна и та же и основана на (ложно)трансценденталистской (удвоенной) топике.

К фундаменталь-онтологии

Теперь мы переходим к самому главному, к сердцевине хайдеггеровской философии. Сама критика онтологии (и метафизики) как ложной онтологии и идентификация истоков главной ошибки в первых шагах греческой философской мысли, что предопределило весь дальнейших ход развития западной философии, уже сама по себе предполагает наличие альтернативы. Если мы поняли, что было не так, по обратной аналогии мы можем попытаться определить, как должно быть или должно было бы быть, чтобы все было так  -- так как надо.

Хайдеггер вплотную подводит нас к следующей цепочки размышлений. Вопрос онтического мышления – естественного мышления, еще не задающегося вопросом о бытии сущего --  остается той базой, на которой строится в дальнейшем философия. Но по мере становления этой философии и по мере конституирования все более и более развитой и весомой онтологии (метафизики) мы все дальше удаляемся от онтического, практически полностью подменяя его онтологическим. Параллельно этому происходит растущее вытеснение природы техникой, искусственными продуктами человеческого общества. Онтология подминает под себя все, включая свои онтические основания.

Раз нам предлагается пересмотреть онтологию в ее истоках, значит, нам необходимо снова вернуться к онтическому – причем в той форме, в какой оно пребывает в начале истории философии, в своем первозданном свежем и начальном виде. (Эта проблема решается в книге «Sein und Zeit»⁽¹⁹⁾ и пиком ее решения становится выдвижение на первый план Dasein'а⁽²⁰⁾). Чтобы проделать это, надо разгрести колоссальные наносы, которыми является все здание европейской философии от досократиков до ХХ века. Однако эта важнейшая операция еще не даст нам результатов, но только выведет на стартовый уровень – к выяснению онтического мышления и его структуры. В какой-то степени эту же задачу ставит перед собой феноменология с ее концепцией «Lebenswelt», «жизненного мира» и основными методиками.

Дойдя до онтического и очистив его от онтологии, мы оказываемся в той же позиции, что и сами творцы западной философии, заложившие основные траектории ее будущего развития. А значит, перед нами стоят те же проблемы и те же вопросы. Вот здесь-то и начинается различие. Мы должны по-другому ответить на основные вопросы развертывания логоса, но должны заново поставить основные вопросы. Хайдеггер говорит о том, что если «ведущим вопросом философии» (Leitfrage) был вопрос о сущности (как общего свойства) сущего, то «основным – лежащим в основании – вопросом философии» (Grundfrage) должен стать вопрос об истине бытия (uber Wahrheit des Seyns – обратите внимание, что речь идет о Seyn через «y»).

Философия начинается там, где появляется вопрос о бытии сущего. Это вспышка божественного логоса, освещающая новое измерение мысли, выводящая к новым горизонтам. Но мы видели, что в случае онтологии этот вопрос был сформулирован крайне неудачно, а ответ на него и вовсе заключал в себе катастрофу. Онтология, пытаясь взлететь над онтикой, создала фальшивую трансцендентность, метафизику как удвоение топики сущего, где сущему онтически был добавлен план такого же сущего, но только на сей раз сущности, эссенциальный срез. В онтологии греческий логос порвал связи с сущим и онтическим его восприятием, тем самым искорежив его, но не смог прорваться к бытию как таковому. Из этой трагедии вылилась история Западной Европы и ее философии.

Хайдеггер предлагает зафиксировать наше внимание на этом моменте. Нам недостаточно вернуться к онтике в ее неиспорченном состоянии, нам надо повторно пройти взрыв логоса, пережить новый опыт молнии, но на сей раз, наученные горьким опытом, роковой ошибки, мы должны сформулировать вопрос о бытии напрямую – не через сущее (Seiende) и не через тупиковый путь эссенциализма (Seiendheit – как Sein через «i»). Онтологическое различение должно на сей раз быть проведено радикально и с концентрацией философского внимания на самом бытии – Seyn, которое не только не есть сущее, но и не может определяться приписыванием атрибута «есть», на бытии, которое не есть, и которое, следовательно, есть ничто. Отталкиваясь от онтического (от сущего) мы должны пойти на сей раз в ином направлении – мы не должны над ним возноситься (оставаясь привязанным к нему и разрушая его этим двусмысленным отношениям – как в случае европейской метафизики), мы должны заглянуть под него, углубиться в его праоснову, где ничего нет, то  есть есть ничто. Но это ничто не есть просто не-сущее, считая от сущего. Это ничто, которое делает сущее сущим, не становясь сущим. Это животворящее ничто, конституирующее своим тихим могуществом все.

Это и будет фундаменталь-онтология, онтология, построенная по принципиально новым выкройкам, нежели вся предшествующая философия. В этой фундаменталь-онтологии должен воссиять новый логос, на сей раз сконцентрированный не на сущем, а на ничто. Если логос классической метафизики мыслил ничто как антитезу сущего, а обобщенно как антитезу сущности, и в конечном счете, как антитезу себя самого, что и привело его к тотальному нигилизму, поскольку поступая так, он уничтожал, игнорируя его, то ничто (Seyn=Nichts), которое животворило сущее, то логос фундаменталь-онтологии будет мыслить ничто не как антитезу сущему, а как его живительный и вечно присутствующий исток, который снимая сущее как сущее, будет утверждать его принадлежность к бытию.

Как возможна фундаменталь-онтология? Она возможна, поскольку философия есть поле абсолютной свободы, где мышление  может осуществить самые дерзкие и самые непредставимые повороты. Но она возможно только в том случае, если свобода мыслящего сопряжется – в предельном риске – с истиной бытия, позволит этой истине сбыться.