Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. Глава 16.

Глава 16. Dasein и его экзистенциалы

Введение Dasein

Если подходить к Dasein со стороны истории философии, то можно сказать, что это – последняя точка, которая фиксируется в период завершения процесса дезонтологизации, в полночи вселенского нигилизма. Досократики приравняли бытие (Seyn) к природе, сущему, всеобщему, и утратили какую-то малозаметную вначале, но существенную его сторону. Платон отождествил бытие с одним из сущего (идеей). Схоласты еще больше удалились от бытия, утвердив теологическую иерархию тварных вещей. Деисты усомнились в догмах веры и стали обосновывать бытие на основании своих искусственных концептов – будь-то рационализм Декарта, эмпиризм Локка и Юма или монадология Лейбница. Кант честно признает, что рационального обоснования у онтологического аргумента нет. Попытки Фихте и Гегеля  снять проблему отсылает нас лишь к частичному концептуальному исправлению ситуации, не затрагивающему сути нигилистической катастрофы. Ницше называет вещи своими именами и требует отныне мыслить трезво и жестко в терминах богооставленного мира. Гуссерль вводит феноменологический метод для мышления в условиях краха европейской метафизики. То, что осталось в такой ситуации от бытия, на каждом этапе все более и более удалявшегося от магистрального процесса философствования, стянулось к Dasein. Dasein – это последний факт бытия, предшествующий каким-либо обоснованиям, не имеющим никакой адекватной интерпретации, помещенный в нигилистическую пустыню.

Dasein вместе с тем есть, безусловно, феноменологическое наличие. То есть это феноменологическая точка бытия, сопряжение историко-философской оптики дезонтологизации, сконцентрированной на «основном вопросе философии», с прямой феноменологией наличия. Эта феноменология наличия имеет свои свойства. Выяснению этих свойств, то есть аналитическому описанию Dasein и посвящена в основном вся книга «Sein und Zeit».

Da и Sein

Dasein иногда переводят на русский язык как «здесь-бытие». Действительно, немецкое слово «Dasein» складывается из двух частей. «Da» — это «здесь», a «Sein» —  «бытие».

То бытие, которое упоминается в Dasein, это безусловное наличие, явленное наличие, то есть некий безусловный феноменологический факт. Хайдеггер отнюдь не настаивает на введении метафизических соответствий между Dasein и Sein (и теме более, Seyn). Это соответствие должно венчать собой весь корпус хайдеггеровской философии, это конец пути. Тем не менее, с самого начала чрезвычайно важно, что в Dasein мы имеем дело с «бытием», пусть и не обоснованным пока метафизически. Хайдеггер применяет к этому термин «онтический», от греческого on, сущее. Dasein относится к сущему, оно есть сущее, но вместе с тем, оно есть не просто сущее, как все остальное сущее, это какое-то особое сущее. Феноменология Dasein на первом этапе философии Хайдеггера может быть взята как онтическая (но пока не онтологическая, так как о логосе в такой констатации пока речи не идет).

Второй корень в слове Dasein – это «da», «здесь». Это «da» указывает, что бытие находится «здесь» (а не где-то еще), что речь идет о чем-то фактическом и наличествующем, о присутствующем конкретно и ощутимо. Поэтому Dasein можно воспринять как конкретный сгусток бытия, бытия в онтическом, почти эмпирическом смысле. Dasein можно пережить, если вжиться в фактичность бытия того, что находится – в максимально возможном отрыве от того, что здесь, кто здесь, где здесь, почему здесь и т.д.

Вместе с тем перевод немецкого «da» русским «здесь» довольно некорректен. Сам Хайдеггер упоминает в одном месте в «Sein und Zeit» гипотезу Вильгельма фон Гумбольдта^(14-1) относительно происхождения личных местоимений из наречий места. Гумбольдт предлагает следующую версию: от «hier» («здесь») происходит «ich» («я»), от «dort» («там») происходит «er» («он»), а от «da» («тут», «где-то здесь», «недалеко», между «здесь» и «там») происходит «du». В немецком языке система наречий места имеет тройную структуру, а не двойную, как в современном русском языке. «Hier» — это конкретно «здесь», «dort» — это конкретно «там», «da» — это между ними.

Вот-бытие

Можно привлечь русское указательное местоимение «вот». «Вот» означает не «здесь» и не «там», но где-то конкретно, недалеко, куда можно указать. «Da» можно перевести как «здесь», но можно и как «вот». Поэтому, для пояснения значения этого фундаментального термина точнее использовать «вот-бытие». Гумбольтовское соответствие важное: «бытие», которое находится «вот», это человек, который находится близко (а не далеко, не «там»), но вместе с тем, это не «я», но и не «не-я». В каком-то смысле это «ты», поскольку в опыте Dasein происходит разотождествление с «я». В Dasein «я» схватывается как «ты», но «ты», в котором нет субъектности, но есть простое наличие.

«Здесь» и «там» — это четкое разделение дистанции, а в «вот» еще нет дистанции, «вот» дистанции предшествует. «Вот» — это то, на что мы указали, что мы зафиксировали своим вниманием. «Здесь» и «там» появляется только после того, как было отмечено «вот».

 La realite humaine

Анри Корбен⁽¹⁵⁾ переводит на французский Dasein сочетанием «человеческая реальность» (realite humaine). Оба термина, строго говоря, никуда не годятся. Хайдеггер, между прочим, на протяжении всей своей книги говорит, что речь идет не о человеческом и не о реальном, не о субъекте и не об объекте, и уж тем более не о Боге. «Не субъект, не объект, не человеческое, не реальность и не божественное» — было бы гораздо более точным дескриптором понятия Dasein, чем это «realite humaine».

Однако такой перевод все-таки проливает свет на смысл Dasein. В какой-то особой оптике (а Анри Корбен -- крупнейший знаток исламского эзотеризма, сакральной антропологии и мистической философии) Dasein можно понять как «человеческую реальность» в ее чистом виде – до человека и до реальности -- как структурированную  качественную инстанцию, развертывающую свои автономные свойства, в ходе чего возникают и «человек» (субъект) и «реальность» (объект, мир). В этом смысле следует учесть теории самого Корбена о mundus imaginalis, о «световом человеке» и о «пурпурном архангеле» (Сохраварди)⁽¹⁶⁾, а также теорию imaginaire и антропологического траекта Жильбера Дюрана⁽¹⁷⁾. Но это мы оставим как замечание на полях.

Опыт Dasein как явление языка и как взрыв

Вводя Dasein, Хайдеггер следует не столько за логикой философского дискурса (где онтология требует логических обоснований, которых представить не может, что порождает порочный круг и бесконечность нигилизма), сколько за языком, который – вопреки всем аккордом дезонтологизации – как ни в чем не бывало оперирует с таким понятием как Dasein. Вот-бытие. Вот бытие. Бытие — вот. Фиксация внимания на значении этих слов не вводит нас в философию, но вводит нас в язык. Слова «вот» и «бытие» что-то силятся выразить, что-то чрезвычайно важное, но вместе с тем ускользающее, неточное, невнятное. Тут Хайдеггер и предлагает осуществить прыжок, довериться словам, а не концепциям, звукам и угадываемым смыслам, а не жесткому философскому дискурсу. Философские знания и навязчивый интерес к онтологической проблематике, естественно, сказываются в выборе словесного объекта для осмысления, но само осмысление на стартовом этапе отсутствует. Dasein является сразу и мгновенно, со всеми заключенными в нем содержаниями. Это феномен как явление. Но вместе с тем это зов сам ого языка.

Опыт Dasein принадлежит к предфилософии, он предельно наивен, он связан с языком напрямую и неопосредовано, ненаучно. (Возможно, в этом сказались уроки Ницше  - «Мы, филологи»⁽¹⁸⁾ -- и Гуссерля – «жизненный мир»). По сути, Хайдеггер строит философию заново. И первым звуком, первым шагом, первым утверждением этой философии (позже он сам осмыслит это как «новое Начало» (die neue Anfang) является Dasein.

Предельно критичный и сверхвнимательный к терминам, концептам, значениям слов, постоянно помещающий их в изначальный контекст и старающийся точно установить корректное историко-философское содержание (включая нюансы переводов и этимологии), Хайдеггер предлагает сделать – пусть одно единственное -- исключение и «поверить» значению слова Dasein. Оно фиксирует именно «бытие» и не где-то, а «вот», «вот» «здесь».

Dasein – это первая, главная и, по сути, единственная аксиома хайдеггеровской философии. Поняв ее, все остальное встанет на место и будет довольно понятным. Но в том-то и трудность, что ее корректное понимание невозможно без фундаментальной онтологической компетенции и вместе с тем без прямого опыта столкновения с бытием в фактической конкретике «вот».

Dasein -- это внезапное и взрывное обнаружение бытия вот. И этим взрывом конституируется само «вот», а также то, что обнаруживает себя. При этом чистота опыта обеспечивается только тем, что он проходит в условиях тотального нигилизма как закономерного и логического завершения становления всего процесса западно-европейской философии. Во всех других ситуациях и контекстах это явление было бы невозможным и подлежало бы совершенно иной, скорее всего, довольно банальной интерпретации.

Чтобы бытие смогло обнаружить себя взрывным и непосредственным образом вот, его необходимо было полностью и окончательно забыть предварительно. Иначе не было ни взрыва, ни единичности, ни со-бытийности такого обнаружения. Поэтому условием появлением Dasein и философии, основанной на Dasein как на своем центре, является прохождение философией всех ее стадий – от досократиков до Ницше. Чтобы появился Dasein, философия должна была начаться, расцвести, достичь апогея, пойти на спад и трагически завершиться. Только после этого – и в значительной степени, вследствие этого – может открыться вот-бытие так, как оно открылось Хайдеггеру.

От эссенции к экзистенции

Сам Хайдеггер подчеркивает, что корректный подход к Dasein и его обнаружению возможен отнюдь не путем возврата к тому онтологическому треугольнику, который мы безвозвратно утеряли (и в таковой утрате был фундаментальный смысл — говорит Хайдеггер), но путем мужественной фиксации стихии победившего нигилизма. Dasein это то, что фиксирует нигилизм, не совпадает с ним (потому и фиксирует), но не снимает с себя ответственности за его появление; более того, хочет дойти путь этой ответственности до конца.

Отталкиваясь от Dasein, Хайдеггер предлагает фундаментально изменить философский настрой. На протяжение всей своей истории западная философская мысль исходила из определяющей мысли о эссенции, сущности, ousia. Эссенция понималась либо как Бог, либо как идея, либо как  субъект, либо как объект, либо как монада и т.д.

Хайдеггер считает, что эссенциальный подход выражает ту саму погрешность, которая и привела весь философский процесс от «первого Начала» (досократики) к концу философии (Ницше). Начиная с эссенции как с «общего» (koinon), присущего Seiende (ens) как Seiendheit (essentia), философия обречена на вечное повторение одного и того же метафизического маршрута, приводящего мысль рано или поздно к отчуждению, прагматизму, позитивизму, а значит, к нигилизму. Попытка выстроить онтологию на базе эссенции ведет к дезонтологизации.

Вместо этого предлагается начать философствовать от Dasein, воспринятого как экзистенция, а не эссенция, как нечто безусловно наличествующего, но в онтическом, а не в онтологическом смысле. «Сущность (Wesen) Dasein, повторяет Хайдеггер в «Sein und Zeit», в экзистенции». Здесь может возникнуть недоумение: призывая мыслить от экзистенции, а не от эссенции (сущности), Хайдеггер сам определяет Dasein (экзистенцию) через сущность (Wesen). Но здесь следует учитывать немецкий контекст оригинала. Das Wesen для Хайдеггера не есть перевод греческого «ousia» или латинского «existentia». Хайдеггер, двигаясь по линии языка, а не по линии философской терминологии, придает самому слову Wesen (страдательное причастие от глагола sein) фундаменталь-онтологическое значение. Wesen – это сопричастность к Seyn, как к бытию, которое только следует осознать в должном качестве, отталкиваясь при этом от осмысления всего философского процесса от первого Начала до конца как неверного онтологического курса. Отсюда такие новообразования хайдеггеровского языка как использование Wesen (отглагольное существительное) как глагола – ich wese, du wesest, er (sie, es) west, wir wesen, ihr weset, sie wesen. Таких форм в немецком языке нет, это другой язык, хайдеггеровский метаязык фундаменталь-онтологии.

Поэтому фразу «сущность Dasein в экзистенции», следует передавать по-русски на корректном метаязыке «Wesen Dasein'а в экзистенции».

Это значит, Dasein есть не по соответствию сущности, как чем-то внешнему или иному, нежели он сам, а сам по себе. Поэтому Wesen не есть эссенция (ousia, сущность), а выражение (открытие, выведение из несокрытости) самобытия Dasein'а. Слово «existentia» и его производные (existential, existentielle)  Хайдеггер не переводит на немецкий (хотя он старается перевести на немецкий все – даже субъект превращается у него в немецкое Geworffenheit⁽¹⁹⁾, «заброшенность», что соответствует латинской этимологии – sub (под, вниз) и jacere (бросать)). Тем менее пригодно русское слово «существование» при переводе «экзистенции», так как оно гораздо точнее соответствует немецкому Wesen, а глагол «существовать» и передает то, что Хайдеггер хочет сказать, изобретая несуществующую в немецком форму «wesen» как глагол. Впрочем, и в греческом прямого аналога латинскому existentia не находится, и Хайдеггер в редких случаях пользуется словом outoz ((«тот», «это»), пытаясь найти аналог экзистенции, скорее, опираясь на этимологию немецкого Dasein.

Поэтому аксиоматическая для хайдеггеровской философии фраза «Wesen Dasein'а в экзистенции» является в определенном смысле тройным плеоназмом, а ее германско-латинская этимология призвана перевернуть фундаментальные аксиомы всей философии, где все рассматривалось не из себя, а из другого (fusiz, idea, ousia, qeoz, ego, koinon, essentia, objectum, subjectum, res, realitas и т.д.). Хайдеггер своей плеоназмической формулой закладывает основу нового Начала философии, где отныне предлагается все рассматривать из Dasein, как из фактической и онтической инстанции, которой ничего ни логически, ни хронологически, ни онтологически не предшествует.

Поэтому значительная часть «Sein und Zeit» посвящена апофатическим определениям Dasein. Dasein не эссенция, не субстанция, не сущность, не «я», не субъект, не объект, не мир, не психика, не жизнь, не бытие, не ничто, не небытие, не высшее сущее, не идея, не Бог, не человек, не одно из сущих наряду с другими, не сущее в целом, не всеобщее, не единое. Dasein сопряжен с Wesen и с экзистенции, но это равнозначно тому, что Dasein – это Dasein, и форма его экзистирования есть возможность бытия. Хотя «экс» (ex) в «экзистенции» (в латинском existentia) уже содержится в «da» Dasein, а «Wesen» (существование) в «Sein» (бытие) Dasein'а.

Чтобы пояснить это Хайдеггер повторяет рефреном «Dasein экзистирует фактически». Dasein existiert faktisch. «Фактически» означает онтически, в прямом безусловном конкретном тотально воспринимаемом наличии.

Три онтологических среза

Введение Dasein и начало мышления по-хайдеггеровски подводит нас к новой формулировке онтологической проблематики. Так появляется три онтологических среза. Вопрос о бытии может ставиться:

·                                 онтически,

·                                 онтологически,

·                                 фундаменталь-онтологически.

«Онтически» это значит в прямом и эмпирическом соотнесении с Dasein. В определенном смысле можно уравнять онтическое с феноменологическим, если только подходить к феноменологии не с позиции Гуссерля, а с позиции самого Хайдеггера, то есть как к aleteia, несокрытости бытия в факте присутствия Dasein. В этом смысле можно сказать, что Dasein – феномен, что он дан и дан безусловно, прежде и до всяких обоснований кем, откуда, когда, зачем, что. Данность здесь исключает дающего, принимающего, остается только акт дарения, давания, наличия, повисший над бездной ничто.

Онтическое – это безусловно наличествующее в безусловной данности Dasein'а. Онтическое предшествует какой бы то ни было работе сознания, представления, мышления, даже восприятия. В онтическом нет ни уверенности, ни истины (как соответствия), ни субъектности, ни объектности. Бытие в онтическом выступает в неком почти «варварском» смысле, как факт упругой недифференцированный жизни, включающей в себя смерть, движения, включающего в себя покой, наличия, включающего в себя исчезновение и конечность.

Онтическое это бытие до того, как о нем помыслили, как на нем сфокусировались, бытие до природы, fusiz, до идеи, до объекта и субъекта, до категорий и концепции, до философии, до человека, до «я» и его предикатов.

«Онтологически» это значит осмысление бытия в философском контексте. Онтология включает в себя все оттенки философского осмысления бытия и как fusiz, и как идею, и как реальность, и как всеобщее, и как субъекта, и как объекта, и как предметного мира, и как материи, и как сознания, и как познания, и как разума, и как абсолюта, и как конечности, и как сингулярности, и как единства. Но здесь и находится главная проблема: для Хайдеггера вся онтология, все версии философского постижения, описания и определения бытия в западно-европейской философии от первого Начала до конца проходят в заведомо ложном направлении. У досократиков онтология максимально приближена к онтике, но уже у них закрался нюанс погрешности. Далее эта погрешность растет, пока не достигнет гигантских объемов в философии прагматизма, позитивизма, в понимании бытия как морали, ценности, идеала, мировоззрения, наконец, товара. Учение об идеях Платона, логика и метафизика Аристотеля, креационистская теология, эссенция, идеализм, реализм и номинализм Средневековых споров, концептуальное мышление, монадология, Абсолютная идея, «Наука Логики» Гегеля, ницшеанская воля к власти – все это разновидности неверного мышления, той философии, которая была величественным, грандиозным памятником одной и той же ошибке. Эта ошибка заключалась в игнорировании Dasein как базовой инстанции философствования. Но вместе с тем вся эта работа онтологии как заблуждения готовила почву (Grund) для бездонной (Abgrund) догадки о Dasein.

«Онтологически», по Хайдеггеру, значит, «философски», «неверно», «нигилистически», «платонически», «отчужденно», отвлеченно от онтического с утерей того пульса бытия, который составляет основу онтического.

Между онтическим и онтологическим в учении о Dasein выстраиваются такие пропорции. Онтическое дано до опыта мысли, непосредственно. Дано неизвестно кем и неизвестно кому. Ясно одно, оно дано (оно экзистирует фактически». Dasein онтичен, он и есть онтичность.

Онтология надстроена над Dasein'ом, это онтичность, осмысленная философски. Эта онтология в оптике Dasein'а берется как нечто общее, но не как нечто общее для сущего (чем она хочет быть), а как нечто обще для ошибочного толкования сущего, чем она является с позиции перехода к новому Началу философии, первым шагом чего является Dasein. Онтология – это то, что проистекает из Dasein'а, преодолевает его, всячески превосходит его, возносится над ним, но при этом забывает его, игнорирует его, подменяет его абстрактной схемой. Онтология есть систематизированный нигилизм.

Истоки этого нигилизма состоят в отождествлении бытия и сущего и в приписывании какому-то одному сущему высшего нормативного статуса.

Теперь что такое фундаменталь-онтология. Это переход к новому Началу. Это построение такой онтологии, которая в отличие от просто онтологии созидалась бы в постоянном и тесном контакте с Dasein, не отрываясь от него, поверяя каждый следующий шаг стихией онтического, выражая онтическое позволяя ему говорить о себе самом так, как более всего соответствует ему самому, не навязывая ему никаких отчужденных рамок, категорий и представлений. Для того, чтобы подчеркнуть именно этот смысл фундаменталь-онтологического, Хайдеггер иногда использует выражение онтико-онтологический.

Фундаменталь-онтология отличается от онтического тем, что это процесс мышления, осмысления бытия, что оно восходит от непосредственности Dasein к его опосредованности. Но от онтологии фундаменталь-онтология отличается тем, что восхождение от Dasein остается органически связанным с самим Dasein, что она не делает ошибки всех философских онтологий и не выдвигает никаких дополнительных инстанций (идеи, эссенции, креатора, субъекта, объекта и т.д.) вне Dasein, над ним, вокруг него, под ним или даже в нем. Фундаменталь-онтология это мышление, пребывающее в бытии Dasein'а, в его среде, не порождая дуальностей и отношений, сингулярностей и соответствий, ничего из того, что модно было бы поставить напротив друг друга.

Фундаменталь-онтология – это еще не созданная философия «будущих» (die Kunftige), которые проявятся (как проявляет бытие истина-алетея, как проступают водяные знаки).

Фундаменталь-онтология всегда помнит о различии бытия и сущего, а следовательно, воспринимает Dasein как сущее, с одной стороны, но одновременно, и как возможность бытия (Seyn), что делает Dasein не только сущим, но чем-то еще.

Dasein как бытие-между

Чрезвычайно важно с самого начала подчеркнуть, что Dasein не является ни «внутренним», « ни внешним», так как эти философские и пространственные измерения возникает не до него, а вместе с ним, в нем и через него. Более того, их структуры зависит от того, в каком режиме пребывает Dasein, как он развертывает свое «da» и свое «Sein», на чем ставит акцент. Dasein сам по себе пространствен, и эта Пространственность составляет одной из его свойств, что не позволяет расположить его в том, что является им же самим, одной из его сторон.

Dasein не является, вместе с тем, «ни предшествующим» (началом), ни «последующим» (результатом чего-то, что наличествовало бы «до» него). Dasein не есть функция от времени, время также не имеет автономного бытия, в котором Dasein располагался бы. Отношения Dasein со временем еще более сложны, нежели с пространством, чему посвящен второй раздел «Sein und Zeit».

Но экзистенциальный и фактический характер Dasein'а делает его вполне конкретным присутствием и наличием, а следовательно, он должен обладать определенной локализацией. Этой эмпирической локализацией Dasein может служить понятие «между» (zwischen). Ранее мы говорили о возможной симметрии указательных местоимений в отношении личных, подчеркивая связь «da», с тем что лежит между «я» и «он» (в частности, с «ты», «du»). Если искать Dasein в рамках привычных банальных онтологических координат (что будет соответствовать, на сей раз и онтическому эмпирическому подходу), то надо помещать его между – между внутренним и внешним, между прошлым и настоящим. Таким образом, Dasein пространственно пограничен (он пребывает на границе между) и темпорально мгновенен (принадлежит мигу между прошлым и будущим). В этом «между» проявляется «da» Dasein'а. Поэтому под определенным углом зрения можно назвать Dasein как «бытие между» (Inzwischen-Sein).

Экзистенциалы Dasein

Осуществление перехода к новому Началу требует выработки нового метаязыка, на котором призвана говорить фундаменталь-онтология. Традиционные философские термины пронизаны в самой своей основе интерпретацией, смыслами, значениями и контекстами, спряженными со старой онтологией, а следовательно, непригодны. Это привело Хайдеггера к постепенному пополнению фундаменталь-онтологического словаря, где все словарные позиции были либо новыми, либо переосмысленными в фундаменталь-онтологическом ключе старыми.

Так, вместо «категорий» Хайдеггер предлагает описывать Dasein с помощью его предикатов, разделяющих и уточняющих его. Эти предикаты Dasein'а Хайдеггер называет «экзистенциалами».

При этом в «Sein und Zeit» Хайдеггер проводит строгое разделение между прилагательными «existential» и «existentiel». Первое означает мышление Dasein'а в ходе развертывания фундаменталь-онтологии. Второе – описание онтической стороны Dasein в ее непосредственном выражении, без движения мысли в сторону нового Начала. Поэтому «экзистенциал» Dasein'а – это не просто дескрипция, но его философское фундаменталь-онтологическое утверждение. «Экзистанциэль» же (правда, этим словом сам Хайдеггер пользуется только как прилагательным) означает фактическое описание.

Хайдеггер дает краткий перечень экзистенциалов Dasein'а. Сам этот перечень есть процесс создания новой философии.

In-der-Welt-sein (бытие-в-мире)

Один из важнейших экзистенциалов Dasein Хайдеггер называет «in-der-Welt-Sein»⁽²⁰⁾ (быть-в-мире, бытие-в-мире). Dasein есть «In-der-Welt-sein». «Вот-бытие есть бытие-в-мире», — утверждает Хайдеггер.

Здесь важно понять, почему это называется «экзистенциалом» и в чем состоит «экзистенциальность» такого предиката. Дело в том, что «бытие-в-мире», взятое как экзистенциал (то есть в оптике фундаменталь-онтологии), не выносит никакого суждения ни о том, что находится в мире, ни то том, что такое мир, есть ли он, и имеет ли он какое бы то ни было самостоятельное бытие. «Бытие-в-мире» не отвечает на вопрос «где», оно предшествует возникновению такого вопроса, делает его «возможным». «Бытие-в-мире» не категория, а экзистенциал еще и потому, что «мир» конституируется здесь не через различие, не через пространство, не через место (топологию), но через бытие. «Бытие-в-мире» -- это в первую очередь именно бытие, причем такое, которое несет в себе «в» и «мир», и даже не «в» и «мир», как две отдельных фигуры, но такое наклонение, где «в» неотделимо от «мира», а «мир» от «в», а оба они от бытия. «В» не мыслится в отрыве от мира, как просто «в». Точно также «мир» не мыслится как нечто отдельное. «Мир» из экзистенциала Dasein'а всегда «в-чем-бытие», а не эссенция.

Важность этого экзистенциала станет для нас понятной, если учесть то, что Хайдеггер говорит о роли понятия fusiz в становлении досократической философии. Его введение привело постепенно к референциальной теории истины. Следовательно, новое Начало философии должно изначально двигаться иным путем. «Бытие-в-мире» как экзистенциал фундаментально потому, что препятствует введению в философию «мира» как природы, объекта, реальности, как какого-то сущего, строго отдельного то Dasein'а. «бытие-в-мире» это прививка против появления «мира» как эссенции. Поэтому это лишь предикат (экзистенциал) Dasein'а, а следовательно,  относится к бытию напрямую, без старо-философского разделения на того, кто находится в мире (yuch, субъект) и сам мир, как нечто иное. Dasein всегда есть бытие-в-мире. Когда есть Dasein есть бытие-в-мире. И обратно – бытие-в-мире вызывает присутствие Dasein'а, так как без Dasein'а, как того, к чему прикладывается экзистенциал, он (фундаменталь-онтологически) немыслим.

Это в чем-то весьма напоминает феноменологический метод с той лишь фундаментальной разницей, что для Хайдеггера огромным и первичным значением наделен вопрос о бытии, прямая интуиция бытия и язык (бытие языка, язык бытия).

Для того, чтобы яснее понять Dasein экзистенциально, мы должны последовательно отказаться от двух впитанных вместе с классической онтологией аксиом: от убежденности в существовании «я» и «мира». При этом в метафизике Нового времени эти аксиомы приобрели истерическое значение под угрозой погашения сознания. Так было не всегда, но стало нормой только после зафиксированной «смерти Бога». Для людей традиционного общества онтологический аргумент состоял в вере в Бога. «Я» и «мир» были онтологическими следствиями, и в некоторых случаях могли быть признаны иллюзией (как майя в индуизме) перед лицом Абсолюта. Поэтому отказ от «я» и «мира» был вполне приемлемым культурным явлением и ничего не нарушал бы в привычном ходе вещей. Но в Новое время онтология отбросила «гипотезу Бога», предоставив человеку обосновывать свое бытие либо через субъекта (cogito), либо через внешний мир (эмпиризм, материализм). Именно такому современному человеку и адресована вся острота хайдеггеровской философии. К нему он обращается.  И именно для него Dasein и представление о «бытии-в-мире» как об экзистенциале несут в себе наиболее острое революционное послание. У человека Нового времени есть только «я» и «мир». Хайдеггер начинает с того, предлагает расстаться с этими бездоказательными иллюзиями, но не в пользу какой-то иной, трансцендентной реальности (Бога, Абсолюта и т.д.), а в пользу фактически экзистирующего наличествующего именно здесь и сейчас Dasein'а. Хайдеггер не зовет нас назад в онтологию. Он полностью признает правомочность и закономерность нигилизма западно-европейской философии. Он зовет нас вперед, дальше, за последний предел ночи и ничто, где мы обнаружим не нечто новое, как не бывшее, а как единственно что есть, было и будет. Это Dasein и его экзистенциалы.

Dasein есть, и он есть в мире, но мир — это следствие Dasein. Dasein — это засасывающее и поражающее своим бытием наличие, которое отказывается называться “я”, отказывается называться «мир» и отказывается совпадать с чем бы то ни было. Как бытие-в-мире Dasein — это пространственно шевелящееся бытие, которое организует себя и всё вокруг себя. В начале идет in-der-Welt-Sein, Dasein, а потом только мир,  то только в том случае, если у него будут шансы оправдать свою самостоятельность, что в условиях острой бдительности Хайдеггера к предотвращению повторения онтологических ошибок первого Начала философии, будет весьма не просто. Мир отныне становится экзистенциальной гипотезой. Мы знаем, что есть бытие-в-мире, но мы не знаем (можем только догадываться и строить предположения) о бытии мира.

«Бытие-в» и «бытие-с»

Развивая этот важнейший экзистенциал Хайдеггер также формулирует его несколько по-другому, вводя два других параллельных экзистенциала In-sein⁽²¹⁾ и Mit-sein⁽²²⁾.

In-sein означает «Бытие-в». Мы уже говорили о том, что фундаменталь-онтология всячески стремится избежать эссенсицализации мира. Экзистенциал In-sein, «бытие-в» подчеркивает, роль Dasein'а в развертывания мира, как того, в чем пребывает Dasein. Еще до мира он пребывает в чем-то. И снова данное «в» (немецкое «in», «в» Хайдеггер этимологически возводит к готскому innan, жить, откуда современное немецкое wohnen) открывается только через бытие. Это бытие живет, оно проживает, оно обитает, пребывает в.

Аналогично следует толковать Mit-sein, «бытие-с». Этот экзистенциал ничего не говорит нам о том, кто пребывает и с кем. Но подчеркивает, что Dasein никогда не является одиноким, то есть сингулярным, то есть отделенным и обосновывающим свою идентичность на самотождестве. Формула Фихте «я» равно «я», на которой он основывает свою посткантианскую онтологию, здесь совершенно не пригодна. В Dasein еще нет того, кто мог или должен был бы снять свое одиночество, нет сингулярностей диалога, нет самого диалога. Здесь общность предшествует ее составляющим, общность – «с» («mit») – есть, а тех, из кого она состоит и между кем устанавливается нет. В таком случае «с», «mit» превращается, как и в случае с «в» в производную от бытия. Бытие рассказывает нам, что оно бывает только «с», без «с» бытие нет. Когда бытие обнаруживает себя, оно делает это как бытие-с, утверждая неодиночество как неотъемлемое свойства Dasein. Dasein не одинок.

Забота (die Sorge)

Хайдеггер описывает и иные экзистенциалы Dasein. Важнейшим среди них является die Sorge, забота⁽²³⁾. Dasein озабочен, и в этом проявляется бытие. Само бытие представляет собой заботу. Это чрезвычайно важное указание. Dasein не является чем-то отстраненным, холодным, погруженным только в себя, безразличным. Dasein есть озабоченность. В принципе этот экзистенциал вытекает из трех предшествующих бытие-В-мир, бытие-в и бытие-с, но расшифровывает их. Dasein излучает заботы и сам есть забота. Забота – в чистом виде – без того, чтобы был кто заботится и о ком заботятся. Экзистирование пристрастно, заинтересовано, включено в ход экзистирования.

Через  заботу в  направлении мира формируется его «подручность». Этот вектор «бытия-в-мире» конституирует нечто «наличное» «подручное» (das Vorhandene) как «поручное» (das Zuhandene). Бытие-в-мире становится бытием-в-доме, где наличие мыслится как окруженное заботой, конституируемое заботой.

Забота есть всегда, забота — сущность Dasein, но когда забота подталкивает Dasein перешагнуть невидимый барьер (учредив тем самым его), что-то пересмотреть, потрогать, съесть забота как экзистенциал может превратить «подручность» в объективацию. Таким образом, данный эксзистенциал Dasein'а показывает, каким образом в западно-европейской философии начиналось забвение бытия. Естественная для Dasein озабоченность в какой-то момент превратила мир, в котором проявлялось бытие (бытие-в-мире), в нечто чрезмерно «подручное». Здесь можно усмотреть перводвижение к появлению fusiz. Мы начинаем понимать, что фундаменталь-онтология не просто конституирует новое Начало в философии, но показывает также, по каким траекториям Dasein отчуждался от самого себя в первом Начале. Тем самым хайдеггеровская аналитика Dasein'а доказывает, что является по настоящему фундаменталь-онтологией, способной поместить в себя не только новую философию, но объяснить досконально то, как возникала старая, на каких погрешностях в отношении экзистенциалов Dasein'а она была основана и каким путем складывалась в самих своих основаниях.

Несколько позже мы увидим, что сам Dasein может иметь два базовых модуса – аутентичный и Неаутентичный. И каждый из экзистенциалов также может выступать как проявление аутентичного Dasein, а может и как неаутентичного. В случае экзистенциала заботы это видно наглядно, и мы уже можем представить себе, экзистенциалы Dasein в неаутентичном режиме будут пояснять и конституировать историко-философский процесс от первого Начала до Ницше.

В этом все значение Хайдеггера. Он не просто показывает, что кончилось то, что кончилось, но объясняет, что именно кончилось, когда оно началось и почему это произошло, а кроме того, строит мост к новому Началу.

Заброшенность (Geworfenheit)  

Еще один важнейший экзистенциал Dasein — это заброшенность (Geworfenheit). Dasein заброшен, в этом состоит его фундаментальное основание, точнее отсутствие основания.

 Dasein бросили. Он заброшен кем-то, где-то, куда-то, откуда-то, но ни кого-то, ни где-то, ни куда-то, ни откуда-то вне и до самого Dasein'а нет. Он заброшен во всех смыслах. В том числе, и в психологическом. Dasein заброшен, поскольку, нет такой  инстанции, к которой он мог бы обратиться с жалобой, просьбой, заветом или требованием. В этом состоит смысл перехода от мышления, отталкивающегося от эссенции, к мышлению, отталкивающемуся от экзистенции. Dasein заброшен, потому что предоставлен самому себе в полном отсутствии какого бы то ни было наличие вне себя. Можно сказать, что он пребывает в броске, он летит, так как заброшенность не находит дна (Grund), но происходит в условиях бездны (Abgrund).

Хотя понятие Geworfenheit стало сегодня общепринятым и активно используется в философии и психологии, нетрудно распознать этимологические замыслы самого Хайдеггера. Как Unverborgenheit (дословно, несокрытость) для него имеет значение, эквивалентное «истине», как дословная передача этимологии греческого слова aleqeia, так и Geworfenheit есть ничто иное как немецкая калька с латинского subjectum, от «sub» (под) и jacere (бросать). Subjectum, субъект – это и есть заброшенный. В русском языке нечто подобное передается словом «подлежащее» (калька с другого латинского слова «substantivus» -- дословно «лежащее (точнее, стоящее) под»).

Субъект тоже заброшен, но это частный случай заброшенности. Заброшенность как экзистенциал Geworfenheit'а является изначальным и фундаментальным понятием. Оно свойственно как старой философии (где получает наименование yuch, daimon, субъект, «я» и т.д.), так и новой, где она выступает в чистом виде.

С заброшенность Dasein'а  связан и другой экзистенциал – «набросок» (Entwurf) (в русском языке в слове «набросок» также как и в немецком присутствует корень «бросать»). Будущи заброшенным и пребывая в полете, Dasein сам совершает бросок. Этот бросок есть «бросок-на», как ответ на заброшенность. И здесь снова вполне можно провести параллели с латинским философским термином «proectum», «проект», что этимологически обозначает «брошено вперед», практически то же самое, что Entwurf или русское набросок. По латыни: subjectum, quia subiectum est, se proicit. Будучи заброшенным, субъект созидает проект.

Но «субъект» и «проект» суть не просто латинские слова, но философские понятия принадлежащие концептуальной топике старой философии, и следовательно, они относятся к метаязыку метафизики. Хайдеггеровская «заброшенность» (а также «набросок») вместо «субъекта» служит следующим целям:

·                                 демонтажу метафизических смыслов философских терминов и их возврата в стихию языка (от терминов к словам);

·                                 выработке метаязыка новой философии, который может основываться на германских корнях.

Заметим, что эта операция в русскоязычном контексте во-первых должна  быть осмыслена, и тогда хайдеггеровская философия станет внятной и по-русски, причем привлечение славянской этимологии только поможет пониманию движения мысли самого Хайдеггера, а во-вторых может служить образцом выработки философского метаязыка на базе возврата к изначальным этимологиям, то есть собственно к самому языку, что откроет возможность построения русской философии (которой никогда не было) с опорой на изначальные славянско-русские смыслы (при свободном использовании сравнительных этимологий других индоевропейских языков).

Befindlichkeit (находимость) и страх

Следующий экзистенциал Dasein'а – это «находимость» -- Befindlichkeit⁽²⁴⁾.

Специфическая заброшенность Dasein'а проявляется в том, что пронзительно воспринимается самим как Befindlichkeit, как «находимость». Dasein находится. Двусмысленность переходности и непереходности в использовании русского глагола «находиться» («befinden», «sich befinden») здесь весьма на руку. Употребляя переходный глагол неправильно, то есть не поясняя «находится где», мы передаем самую суть этого экзистенциала. Находится не «где», а просто находится. Насилие над русской грамматикой пытается найти выход в такой интерпретации: Dasein находится, значит, его нашли. И этот второй, корректный, на сей раз, с грамматической точки зрения, смысл тоже вполне может быть принят с той поправкой, что Dasein никто не находит, так как помимо него ничего и никого нет, но при этом он сам себя (пока) не находит, так как «себя» (Selbst) Dasein'а составляет другую тему его аналитического описания. Поэтому все же Dasein не «находит себя», а находится. Эту формулу можно принять в качестве фундаментального утверждения новой философии в русском языке.

Тревожность того, что Dasein находится, выражается в модусе этой «находимости», которым является страх^(24-1)(Furcht). Вследствие этого, будет вполне корректно сказать, что Dasein боится. Он боится и заброшенности (броска), и бытия-в, и ориентации на «мир», как места пребывания. Поэтому испуг составляет важнейший экзистенциал Dasein'а, в котором проявляет себя более общая «находимость». Dasein испуган, и может выразить свой испуг по-разному. Но еще прежде этих выражений, он изначально и фундаментально онтически пронизан страхом.

Verstehen (понимание?)

Хайдеггер считает, что Verstehen⁽²⁵⁾ («понимание» в переводе на русский) также является экзистенциалом Dasein. Понимание по-русски — этимологически означает просто брать что-то. «Понять» происходит от «ять», «нять», то есть взять что-либо, под-нять. То есть в русском языке понимание мыслится как апроприация, присвоение, захват и превращение в собственность (доместикация, поедание, использование, взятие на хранение). Если и можно в таком случае пользоваться русским словом «понимание», то только для описания этого экзистенциала в случае неаутентичного Dasein'а. «Понять» как «взять» можно только сущее, превращенное в «подручное», то есть сделать шаг за барьер, где заканчивается священное отношение к бытию, откуда – при  всей домашности – лучше ничего не брать, а если и брать то оперативно отдавать. Бытие-в-мире, конституирую «подручное» через заботу, действительно, готовит это «подручное» к тому, чтобы его можно было бы взять. Но подлинный экзистенциал Dasein'а явно противится этому. А значит, Verstehen надо осмыслять как-то иначе, нежели конвенциональное русское «понимание». В немецком корне содержится, скорее, смысл «переставить» или «переместить»; в английском же «to understand» -- значение «поставить под». Во французском же «comprendre» (от латинcкого «comrehendere») в отличие от германских языков, как и в русском преобладает корень «prendre», то есть «брать», «присваивать». Нечто подобное по значению мы встречаем в немецком слове «das Vernehmung», «vernehemen» («восприятие», «воспринимать»). Сам Хайдеггер передает этим словом иногда столь важный греческий термин как nouz, noein – интеллект, разум, мышление, думать. 

Dasein'у свойственно все «переставлять», менять местами. Возможно, в этом проявляется его забота, его соучастие, его сопричастность бытию-в-мире. «Переставляя» Dasein осмысляет то, что переставляет, опознает смысл переставляемого, помещает далекое поближе к себе, а слишком близкое чуть подальше, выстраивая тем самым интеллектуальный порядок. По смыслу это и есть понимания, но русское понимание (как и французское comprehension) слишком связано этимологией.

Здесь есть определенная лингвистическая проблема. Если вдаваться во все эти нюансы, то мы вообще перечеркнем возможность переводить Хайдеггера на русский и будем говорить о нем только на немецком языке. А если мы, напротив, попытаемся упростить ситуацию и откажемся от этимологических экскурсов, то рискуем получить полную бессмыслицу вместо стройной и предельно внятной германоязычной философии.

Выход я вижу в следующем. В самых важных узловых моментах хайдеггеровской философии, особенно там, где речь идет о создании им метаязыка этой философии, то есть о строительстве моста к новому Началу, следует держаться как можно ближе к немецкому оригиналу, рискуя усложнить текст, сделать его чрезмерно громоздким, но обеспечив интеллектуальную и философскую ясность и определенность. При этом в общем изложении модно отступать от этого правила и пользоваться некоторыми русскими словами без этимологических и терминологических уточнений, аппроксимативно. Сам Хайдеггер также часто сбивается с метаязыка, переходит спорадически от обычного расхожего понимания слова или термина к особому и специфическому только для его философии, а потом снова – без предупреждения и пояснений – возвращается к обычному использованию.

Или другой пример. В «Sein und Zeit» и других работах первого периода Хайдеггер пользуется словом Sein во всех случаях, где речь идет о бытии. В 30-е годы он начинает все более тщательно различать Sein (как бытие в онтологии) от Seyn (как бытия в фундаменталь-онтологии). На русский и на все другие языке это вообще не переводимо и непередаваемо, а для метаязыка Хайдеггера имеет принципиальное и основополагающе значение.

Поэтому, возвращаясь к экзистенциалу Verstehen, и пояснив, почему его нельзя в общем случае переводить как «понимание», тем не менее, можно с определенной натяжкой сказать, что понимание (как истолкование, расшифровка, осмысление, постижение – хотя ни одно из этих слов не дает нам этимологического эквивалента Verstehen) является экзистенциалом Dasein'а, что Dasein есть «понимающее бытие». Или так «понимающее», но не присваивающее» бытие (чтобы изгнать значение «брать»).

Речь (Rede)

Находимость (Befindlichkeit) и «понимание» (то есть Verstehen) Dasein'а выражают себя в речи⁽²⁶⁾. Хайдеггер подчеркивает, что древние греки в самом определении человека закладывали в качестве основанного признака способность к речи – zwon logon econ, что по Хайдеггеру надо переводить «говорящее животное», а не латинским «разумное животное» (animalis rationalis). (Далеко не всегда говорение обнаруживает наличие разума, но всегда Dasein'а).

Хайдеггер пишет: «Человек, выказывает себя как сущее, через речь»^(26-1). Здесь важно, что человек выказывает себя именно как сущее (онтически), а не как человека. Через речь сам Dasein дает о себе знать. Поэтому речь и проявляемый ею язык уходят корнями в бытие. При этом важно, что именно язык, а не его грамматика и логика, выражают глубинный фундаменталь-онтологический пласт Dasein'а. В этом состоит важнейшая силовая линия всей хайдеггеровской философии. Язык как онтику Dasein'а следует «понимать» (verstehen) иначе, нежели с помощью логического аппарата, основанного на старой философии и, соответственно, на онтологии. На этом принципе основано все творчество Хайдеггера: при движении к новому Началу он обращается к языку как к экзистенциалу Dasein'а напрямую, и на его основании созидает метаязык фундаменталь-онтологии, как радикально отличный от языка западно-европейской философии от первого начала (Анаксимандр, Парменид, Гераклит) до ее конца (Ницше).

Язык – это Sein Dasein'а.

Хайдеггер подчеркивает, что в речь как экзистенциал входят органической частью и слушание и молчание. Молчание в случае

Stimmung

Другим экзистенциалом Dasein является Stimmung, Stimme. Это очень интересное слово. Это одновременно означает и голос, и мелодия, и настрой, и настроение. Настроенность Dasein — это тоже его экзистенциал, Dasein не может быть «сам по себе», иначе говоря, ненастроенным, ведь сам по себе он не будет играть, звучать. Dasein обязательно пребывает в одном из настроений. То он хохочет, то плачет, то грустит, то спокойно созерцает, то гневается, то нежится --  без этого он не мыслим, мы не можем представить себе Dasein, лишенный экзистенциала Stimmung.

В старой философии настроение считалось совершенно второстепенным свойством, недостойным философа. Невозможно представить себе, как какой-нибудь стоик, последователь Зенона Китийского  Сенеки или Марка Аврелия, презиравших аффекты, вдруг говорит: «Мы чувствуем себя сейчас грустно, а сейчас весело». Мыслители должны быть безразличны, бесчувственны, отстранены, мыслить о вечных и неизменных принципах, созерцая αρχη, пребывать в αταραξια. А Хайдеггер полагает, что это тезис ложной онтологии. Отстраненность от настроения, приравнивание Stimme к аффекту свидетельствует о свершившемся разделении Dasein'а на душу (сознание nouz) и природу (fusiz), то есть на отчуждение и утрата соотнесенности с бытием, подмену вопроса о бытии вопросом о сущем и общем.

Dasein настроен, и эти настроения Dasein'а влияют на модусы философствования в фундаменталь-онтологическом ключе. Если аффекты в старой философии считались низшими по отношению к мышлению, в новом Начале настроения неразделимо сопрягаются с мышлением, входят в него.

С этим связано особое отношение Хайдеггера к искусству (в частности и, к поэзии). Увлекаемые настроением, Stimme, поэты и художники способны достичь в этом направлении самых дальних горизонтов, самых недоступных высот, которые по своей значимости сопоставимы с высшими философскими прозрениями. Хайдеггер считал философов и художников двумя типами людей, который поднимаются на одинаковую высоту, но на разных горных пиках и следуя разными путями. Они исходят из одного и того же Dasein'а, но движутся по разным траекториям. Поэтому Хайдеггер для истолкования многих чисто философских идей обращается к стихам Гельдерлина, Новалиса, Рильке, Георга Гейма, а также к картинам ван Гога.

Stimme – это бесспорно поэтический экзистенциал.