Модернизм и традиционализм в иудаике

Мы знаем, что Адам столкнулся с древом жизни и с древом знания. Древо жизни олицетворяет для нас традицию и то, что связывает человека с вечностью. Древо знания – это собственный путь постижения, прогресс, продвижение. В каббалистической традиции это рассматривается не как физические деревья, которые приносят какие-то вкусные плоды, а как грандиозные идеи, связывающие человека с его прошлым и с его путем развития в дальнейшем. Плоды древа жизни сокрыты, они не видны. Это древо, которое надо постичь, познать, связывает человека с вечностью. Плоды древа знания, наоборот, выражены куда более явно, они привлекательны, интересны и соблазнительны. Древо жизни может быть постигнуто лишь тогда, когда человек понимает, что что-то высшее перед ним, и он должен склонить голову перед вечностью, должен думать о самоустроении, самосовершенствовании, должен вырабатывать новые качества. Человеку не свойственно увлекаться этим автоматически. Это сложный путь. Древо знания – это опыт человека, где постоянно есть место выбору между добром и злом, где есть место оценке, сравнению, ошибкам и накоплению личного опыта.

В двух этих понятиях – «древо жизни» и «древо знания» можно найти еще дополнительную символику. Например, Маймонид описывает это следующим образом: древо жизни – это правдоискательство, стремление к истине, постижение истины и пребывание в истине. С другой стороны, древо знания – это путь, который требует опыта, сомнений, выбора, путь тернистый по своей сути. Библейские стихи начала «Книги Бытия» о противостоянии между понятиями «древо жизни» и «древо познания» находят отражение в писаниях целого ряда средневековых мудрецов 15-16 вв., живших, кстати, на территории нынешнего Израиля. Мудрецы говорили о познании истины и важности бытия человека в соединении с его вечной основой. То есть о том, что каждому человеку необходимо уметь обернуться и понять, откуда он пришел, о вечности, истинности, цельности, собственной традиции.

С другой стороны, нельзя отворачиваться и от древа жизни, не обязательно рассматривать его всегда в конфликте, в противостоянии древа жизни и древа знания. Оно также имеет свою важность. И, надеюсь, вы уже понимаете, к чему ведем: древо жизни можно в каком-то смысле назвать традицией, а древо знания в каком-то смысле – современностью. Древо знания обречено на погибель, если не будет связано с древом жизни (это то, о чем мы читаем в книгах рабби Моше Хаима Луцатто (Рамхаля), известного мудреца 18 века, именем которого называется наш Институт). Древо знания требует постоянной связи с древом жизни, без связи с древом жизни оно, по сути, становится безжизненным.

Во взаимоотношениях между Каином и Авелем можно найти символику древа жизни и древа знания. Взаимоотношения между сыновьями Адама полны недоверия, непонимания, недостаточности чего-то. Что это олицетворяет, что это символизирует, какой вечный смысл они несут? Конфликты библейских сказаний между такими парами, как Каин и Авель, Исав и Иаков – это конфликт между принадлежностью к вечному и стремлению быть владыкой собственного времени, действовать в данном времени и добиваться успехов, которые, прежде всего, связаны с той эпохой, в которой ты находишься. Конфликт между вечными ценностями и тем, что является преходящим, тем, что является временным.

В Книге Бытия Авель описывается как человек, приносящий жертву. То есть он готов приносить себя в жертву, стремится к самоотдаче, стремится к постижению, к истине через самоотстранение. Каин же описывается как человек, который обрабатывает землю, но не просто обрабатывает, а хочет произвести изменения на этой земле в эти дни, сейчас, как человек, олицетворяющий страсть к приобретению. Само его имя Каин – это слово «кана», то есть «приобрести». Аналогично, кстати, тому, как Ева говорила о том, что «сейчас я приобрела себе мужа». Каин – это тот, кто приобретает, хочет владеть, постигать через владение. Авель же мешает Каину тем, что он смотрит на мир иначе, самоотреченно. Да и, собственно, имя его аналогично тому, что в книге Экклезиаста в не совсем удачном русском переводе обозначается как «суета». Суета или, если быть точнее, некая основа, первичное существование материального мира, которое определяется через суетность и преходящесть.

Каин – человек, который «здесь и сейчас», он придает значение только этой минуте, современности. Авель – человек, который, наоборот, отрекается от этого, таким образом, между ними возникает конфликт. В символике Библии мы можем также найти то, что образ Авеля – это умение довольствоваться тем, что у тебя есть, и умение испытывать счастье от того небольшого, что тебе уже дано через понимание вечного смысла жизни. У Каина, наоборот, стремление к покорению, распространению и, как результат этого, агрессия и неудовлетворенность. Авель же олицетворяет внутренний мир. Он постигает мир через святость, через пророчество, через Святой дух. Он стремится к этому, опираясь на свое чувство традиций, связь с ними, знание прошлого, понимание того, что несет в себе, и откуда он приходит. С другой стороны, Каин, наоборот, – полное отсутствие духовной сущности. Он цепляется за разные внешние раздражители, внешние приметы, чтобы каким-то образом наполнить свой мир.

Если использовать терминологию выдающегося французского философа Рене Генона, Каин отличается наличием «самости» в ее духовном смысле. Отталкиваясь от примера Каина и Авеля, вспомним слова из Мишны о том, что между Адамом и Ноем было десять поколений, и, в основном, все они пошли по пути Каина. И к чему это привело? К всемирному потопу, всемирной катастрофе. Этот подход, который олицетворял Каин, привел человечество к полному хаосу. И символично, что потоп – это именно вода, смывающая все, размывающая с точки зрения геополитики, все покрывает и все смешивает. Но где искать спасение? Спасение – это Ноев ковчег, пристанище в этом хаотичном, жестоком, разрушительном мире.

Как говорится в учении рабби Ицхака Лурье, одного из основоположников современной каббалистической мысли, существует непосредственная родственность души Ноя и души Авеля. Что делает Ной? В нем происходит нечто, будто он возвращается в утробу матери. Когда все было разрушено, разрушены все связи с прошлым, происходит нечто, что в духовном смысле можно уподобить возвращению в утробу. Все устройство Ноева ковчега было именно по этому самому принципу: обернуться, посмотреть на прошлое и найти себе защиту от тех страшных явлений, которые постигали человечество в этот момент. То есть обращение к прошлому, к традиции, это и есть Ноев ковчег, путь Ноя, исправление, которое было им сделано. Можно сказать, что Ноев ковчег олицетворяет как раз возвращение к традиции. Мы входим в эту утробу традиции, находим там себе избавление. Зогар пишет, что это и есть путь метафизики, путь углубления, понимания, обращения к сущности, к внутренней части.

Есть предание о том, что не все сыновья Ноя одинаково позитивно относились к пребыванию в ковчеге. Были и те, которые хотели его разрушить, выйти скорее наружу. Они воспринимали пребывание в лоне традиции как некое тюремное заключение, хотели некой свободы, либерализма, хотели выйти прямо навстречу потопу. Но Всевышний устроил мир так, что человечество не было уничтожено благодаря тому, что стены были достаточно прочными. Тем не менее, уже с самого начала были попытки протестовать против традиции, восставать против нее. И важно заметить, что в нашей традиции особое уважительное отношение к человечеству идет через определение «сыновья Ноя», но не «сыновья Адама», потому что, по сути, Адам и его потомство кончили тем, что привело к потопу.

И тут мы с вами начинаем говорить об основах авраамизма. Авраам – человек, который навлек на себя ненависть со стороны, можно сказать, всего мира. И главным его врагом был тогдашний царь Нимрод, который, опять же по каббалистическому определению, душевно был очень близок к Каину. Нимрод, также как отец Авраама по имени Терех (Фарра), были людьми своей эпохи, которые поклонялись идолам. Сегодня нам это видится как нечто примитивное, но на самом деле чего они хотели? Они хотели удовлетворить потребности каждого человека, хотели обратиться к людям, как на выборах, и обещать им то, что им было нужно. То есть, по сути, язычество в то время, согласно имеющимся у нас описаниям, было в значительной степени прообразом современного мира, когда человеку дают то, что он просит. Вы просите – мы будем удовлетворять ваши потребности.

Авраам же пришел и сказал: нет, есть нечто намного более важное. Я могу дать нечто намного более существенное, глубокое, а не то, о чем вы просите. Нимрод (само его имя происходит от корня «мерод» – восстание) – это бунтующий человек, который все время хочет обновления, которому все время чего-то не хватает. Обретя нечто, он пытается схватить новое, будучи постоянно неудовлетворенным. Авраам же – человек, который живет тоже, естественно, в современном мире, понимая модерн, но и понимая, что у всего есть свой корень, своя основа и свой смысл. Вы знаете из Библии, что Авраам до определенного возраста был бесплоден, не имел детей. Риконати, выдающийся мудрец средних веков, писал так: Авраам в своей первой части жизни, по сути, смотрел только на прошлое, а человек, который живет только прошлым, который только традиционалист, не способен породить ничего нового. Это был первый этап жизни Авраама. Трагедия, которая разыгрывается на горе, когда Авраам как бы должен был принести в жертву Исаака, также возвращает нас к этому – появился сын, нечто новое. Но способен ли соотноситься с чем-то новым, с будущим поколением, с Исааком, человек, который изначально олицетворяет прошлое, традицию, вечность. И эти испытания Авраама были для того, чтобы показать, что помимо этого духовного сокровища обладателем которого он являлся, он должен был понять, что именно его потомство, его будущность и его воплощение связано с Исааком. Как мы видим через Библию, Всевышний говорит: «Руку свою не опускай на отрока». Но изначально слово «нарок», как отрок или молодой, также имеет тот же корень, что и «восстание», «противодействие». И смысл слов, которые услышал Авраам свыше, был: сохрани и эту часть бытия тоже.

Есть в этой молодости, в этом восстании, в этом продвижении вперед, в прогрессе тоже свой смысл. Та же идея при исходе из Египта. Подчеркивается, что исходим мы оттуда с нашими сыновьями и нашими дщерями, дочерьми. То есть обязательно подчеркивается, что мы смотрим и в будущее, на прогресс, на обновление. И эта часть бытия, которая тоже должна найти свое правильное место в общей картине, которую мы сейчас с вами пытаемся сложить.

Продолжение развития человечества снова сталкивает нас с этой же самой проблемой, ибо совершенство не пришло еще к самому Исааку. Мы видим, что некий дуализм, некая двойственность в человеческом бытии остается, ибо вышло от Исаака два сына. Один Иаков, другой Исав. Про одного говорится, что он был человеком шатров, то есть мы видим некое подобие Ноева ковчега, углубление, погружение. А Исав, наоборот, был охотником, человек степи, полей. Описывается таким образом, что делается вывод опять же о том, как душа его была родственна с душой Каина. Изначально описание Иакова как человека, который пребывает в состоянии медитации, размышления, в своем шатре. Чтобы вытолкнуть его из этого состояния, заставить его также стать реальным участником событий в этом мире, мы видим, что Иаков должен покинуть ради женитьбы свои родные места, отправиться в место под названием Харан, к Лавану, где его постигают множество огорчений, неприятностей. Так он становится реальным участником этой жизни, в ее самом прямом смысле слова. Опять же очень интересна символика взаимоотношений между Иаковом и Лаваном. Последний был, можно сказать, успешным бизнесменом, занимался какими-то делами, скотоводством, что-то продавал, был зажиточным человеком, который очень хорошо умел ориентироваться в делах этого мира. И когда Иаков спустя много лет пребывания у Лавана хотел с ним расстаться, то тот заявил Иакову, что его сыновья и дочери принадлежат не ему. Все, чего достиг Иаков, – исключительно благодаря тому образу жизни, который вел Лаван, и только это важно в этом мире.

Та же самая линия продолжается через библейский текст в учении Рамхаля. В нем мы находим сущность конфликта между Иудой и Иосифом. Один из них будет в большей степени олицетворять древо знания, другой – древо жизни. И их соотношение также приводит нас к пониманию и нашей эпохи, и многого из того, что мы называем идеей избавления, спасения, мессианской идеей. Образ Иосифа определяется через такие его свойства, как, например, стремление к универсализму, распространению, его способность выйти в поле. Мы с вами уже говорили о символике поля – в данном случае это его сон, когда в поле собирают снопы. Иосиф – человек, которому свойственно очень активное общение с окружающим миром. С другой стороны, Иуда – наоборот, углубление, погружение, связь с корнем, вечным и непреходящим.

Между ними возникает конфликт. Иосиф с его универсальными мечтаниями становится все больше и больше помехой братьев, которые выражают свое опасение, что и над ними он будет властвовать (с его умением общаться с окружающим миром). Иуда и братья, наоборот, хотели сперва от этого отстраниться (возврат к семейности, некой клановости, к тому, что у нас уже есть). А Иосиф представляется братьям неприемлемым своими мечтами и действиями. Его обращение к внешнему миру пугает, страшит, и в итоге оно приводит к тому, что братья кидают его в яму. Именно эта внешняя сторона отпугивала братьев. Что и привело к началу конфликта. И сам Иосиф, и все, кто олицетворяли этот образ в другие эпохи, еще до того как началось изгнание Израиля с его земли, вступали в контакт с внешним миром, стремились действовать и в нем тоже. Иуда же – наоборот, ему была свойственна интровертность нахождения в Иерусалиме, в его окрестностях, семейность, клановость, замкнутость. Затем, когда братья приходят к Иосифу в Египет, смотрят на его челядь, на то, как он владеет казной Египта, как он распоряжается экономикой, как он реально сумел спасти страну и помочь ей, они, тем не менее, страшатся этого. И Иуде как раз принадлежит фраза о том, что ты для нас как фараон, в том смысле, что не поработишь ли ты и нас, как порабощает других людей фараон? Нет ли здесь этой опасности? Мы видим, какие действия предпринимал Иосиф для того, чтобы утвердить своевластие над Вениамином. Мы видим, что братья признали свою ошибку. Они признали, что не понимали до конца Иосифа, и его праведность, в конечном счете, выявляется нам. Мы об этом поговорим чуть позже еще.

А сейчас, забегая вперед, отметим, что такое явление имеет место в грядущих эпохах, далеких для нас, но грядущих уже после Иосифа. Например, царь Соломон, который вел успешные войны, захватил большие территории, объединил весь народ Израиля. Но мы видим, как после его смерти происходит раскол – на царство Иудеи и царство Израиля. Царство Иудеи будет для нас олицетворением того, что мы говорили с вами про Иуду. Царство Израиля – через его недостатки мы видим некоторые свойства и намерения, направления мысли, движения Иосифа, его энергетику, его экстравертность и его смычку с другими народами, которая в этом случае была явно не во благо. Схожие идеи находим при исходе из Египта. Например, вам, наверное, известна история с 12 лазутчиками, которые были запущены в землю Израиля, чтобы посмотреть, ознакомиться с ней. Как известно, десять пришли и сказали: нет, делать нам там нечего – эти люди олицетворяют опасение того, что занятия государственными делами, строительством армии отвлекут нас от главного. Опасение того, что это испортит народ. Пребывание же в пустыне в этом отношении идеально для медитации, для углубления. Тем не менее, находятся два других человека, которые смотрят на это иначе, хотя и они тоже смотрят на это неодинаково. Это Исус Навин, который совершил затем завоевания (мы видим, что он из колена Иосифа, он – сила, распространение, необходимое введение государственности, связь с землей, связь с современностью). Но есть и другой человек, Халев, он отправился в Хеврон к гробнице патриархов (на иврите патриархи называются словом «авод» – отцы, то есть он пошел к праотцам). Он тоже объявил необходимым покорение земли Израиля, внедрение в нее и освящение ее, но обратившись в первую очередь к Хеврону, там, где были захоронены Авраам и Исаак.

Конфликт продолжается в полную силу, Исус Навин не сумел справиться со всеми народами, которые находились там, не выгнал их с этой земли, не справился до конца со своей задачей. Земля еще кишела филистимлянами и прочими палестинцами того периода, все это продолжалось еще долгие-долгие сотни лет. С другой стороны, представители племени Иуды тоже не чувствовали себя целиком и полностью дома. Они тоже не сумели до конца выполнить свои задачи, пока не наступило время Давида, а потом Соломона, который объединил уже всех на какое-то время, а потом снова конфликт разросся с новой силой.

И возникает вопрос: как объединить и можно ли объединить эти два понятия? Можно сказать о том, что первый этап, который начинался с захвата земли Исусом Навином, – это был этап покорения, этап силы. Потом построение храма, в большей степени, конечно, олицетворяющего внутреннюю сторону богослужения и становления этой точки земли неким опорным пунктом связи человека с Создателем. Соломон – его имя – намекает на совершенство, на гармонию, слово «мир», которое знают как слово шолом, Шломо, по-русски Соломон – что же он делает? Построение храма идет следующим образом. От разных народов, разных традиций из разных точек планеты собирается лучшее. С одной стороны, это опора на вечность, на традицию, на прошлое, обращение к предвечному, некий дом, который становится главным центром богослужения всего мира. С другой стороны, также умение обратиться к внешнему миру, привлечение лучшего из того, что есть у других народов, объединение, гармония, совершенство. Мудрость Соломона была, среди прочего, в не имеющем равных во всей истории умении объединить традиционные религиозные ценности своего народа с лучшим из внешнего, найти связь между ними, когда все, что привносилось, становилось частью единого и великого. То есть он сумел сомкнуть через свое творение настоящее, прошлое и будущее. Можно взять две книги Соломона, которые вы хорошо знаете: «Экклезиаста» и «Песнь песней». Так, «Песнь песней» есть внешняя сторона, которая указывает на внутреннее. В «Экклезиасте» же, наоборот, обращение к человеческой морали, отторжение мирских угод, некий, на первый взгляд, пессимизм, все равно на самом деле заканчивается тем же, если посмотреть внутренний углубленный смысл. И если мы посмотрим на все это через призму тайного учения, учения истины, как называется оно на иврите, то подойдем к двум именам Творца, двум явлениям Всевышнего через два разных имени. Первое четырехбуквенное, Тетраграмматон, а второе – это Эллохим. Первое – над уровнем природы, близко, кстати, по своему написанию имени Иуда. Второе – то, что олицетворяется в большей степени Иосифом – имя Эллохим по своему буквоисчислению, гематрии равняется тому, что есть природа, то есть действиям в рамках природы не в смысле пантеизма, а в смысле смысла того, что есть в этом мире.

Также в Библии можно найти генетическую связь Иосифа и Иуды с этими именами, их сущностью. Когда родился Иосиф, то его мать Рахиль сказала: «Благодарю Бога (Элохим)». С другой стороны, Лия, мать Иуды, произнесла слово «возблагодарю». И само имя Иуда – от слова «благодарить», «благодарение». Таким образом, мы снова видим, что одно имя указывает на состояние над уровнем природы, вечность в ее абсолютном смысле, другое – на вовлеченность и участие. Сущность и существование опять же. Как мы видим в книге пророка Иезекииля, совмещение древа Иосифа с древом Иуды – это и есть мессианская идея, когда одно накладывается на другое, и одно помогает другому, когда оба этих понятия сочетаются в идеале в гармонии, а не в противостоянии. Когда оба понятия становятся едины, мы с вами приходим к совмещению традиционализма и модерна, то к чему мы должны стремиться, а именно к ощущению, биению мессианских времен.

рав Мордехай Шрики, Русское время, Август 2009