Социология русского пространства: конспект лекции №4

Первое свойство русского пространства – это его величина. Русские понимают пространство как нечто заведомо большое, как нечто бескрайнее, раздольное, беспредельное, не имеющее в обозримых пределах границ. Поэтому русское общество исследует свои пространственные возможности, двигаясь от центра в поисках того, где они заканчиваются. Русские ищут свои границы и не видят их в ближайшем окружении, именно отсюда создается представление о пространстве, как о чем-то бескрайнем. Русские – это те, кто мыслят пространство заведомо большим.

Современные филологи Шмелев и Левонтина, исследуя структуру русского языка, приходят к следующему выводу: «Тема пространственной беспредельности – один из структурообразующих элементов русской культуры». Это заложено в сам язык. Много примеров тому приводится в книге «Языки пространств», под редакцией Арутюновой, Левонтиной.

С русским пространством связан не только его большой объем, но и широта. С точки зрения геометрии длина – всегда большая величина, чем ширина. Парадокс русского пространства заключается в том, что ширина здесь важнее, чем длина, можно даже сказать, что ширина здесь больше, чем длина. Русские не доверяют измерению длины, потому что длина слишком четко выражает вектор движения, направления. Русские предпочитают двигаться в ширину, расширение может происходить и без определения – куда. Так возникает особая русская геометрия, где ширина больше, чем длина. Такое отношение к ширине (широте) предполагает не утилитарное отношение к пространству. Русские не рассматривают пространство как способ собственного прокормления. Простор в русском обществе ассоциируется с местом для гульбы. Пространство, с которым имеют дело русские, - живое. Оно самодостаточное и не утилитарное. Уже сам факт движения является наградой русскому человеку за то, что он куда-то движется, находится в просторе или просто его созерцает. Простор является платой за то, что человек в нем находится. А это означает, что простор имеет священное качество, русскому человеку можно платить пространством.

Это пространство - наполненное, событийное. Наше пространство не возделанное, в нем нет дорог, и оно сырое, потому что оно живое. Россия – это территория лесов, в отличие, к примеру, от Европы, которая является территорией садов (возделанное пространство).

Мы знаем, что традиционное представление о пространстве особенно в архаических религиозных обществах состоит из трех частей: горизонтали и двух направлений вертикали – верх и низ. Посередине находится мир людей, обычное пространство; сверху – небесный мир, где обитает Бог, ангелы, облака, духи; внизу горит огонь, там существуют черти и другие подземные существа. Таким образом, среднее пространство мыслится иерархиезированным, подчиненным вертикали, небо – хорошо, ад – плохо. Вертикальная ось является сакральной, срединное же, горизонтальное пространство – чем-то профанным, обычным. Самая яркая картина, описывающая данную структуру, содержится в скандинавской мифологии: Мидгард – срединная земля, Асгард – город богов и Ётунхейм (Утгард) – мир подземных демонов. Такая вертикальная организация пространства встречается и в русском фольклоре, эпосе, религии, но она не определяет специфику отношения русских к пространству. Русское пространство становится столь насыщенным в ширину именно потому, что у русских существует другая вертикаль. Эта вертикаль не прямая. Эта вертикаль – заваленная, покосившаяся, либо вообще упавшая в широту простора. На самом деле у русских существует вертикальная горизонталь. Поэтому символом русского пространства является покосившийся телеграфный столб (забор, стена). Из-за этого происходит чрезвычайное насыщение горизонтали как плоскости.

Русская горизонталь голографически несет в себе вертикаль, поэтому в русском пространстве соприсутствуют Бог и дьявол. Они находятся не где-то далеко, на вертикальной оси, а здесь – на горизонтали. И идя по русской земле, человек может встретить Бога, хотя скорее, конечно, он повстречает черта. И Достоевский говорил, что место битвы дьявола с Богом – сердце человека. Таким образом, человек сам по себе становится явлением пространственным. Это особенно подчеркнуто в лексике героев Достоевского, где события внутреннего мира описываются не в субъектно-предикатных формулах (Он засмеялся), как это обычно бывает, а, к примеру, так: «И вошло в меня веселье», «И что-то в вас много гнева…». Представление о пространственности души и, соответственно, определенном широком месте является полной гомологией русского пространства. Русская душа пространственна по определению и так же как заваленная ось несет в себе парадоксы. Эти парадоксы очень хорошо показаны в романе «Братья Карамазовы».

«А вот именно потому, что мы натуры широкие, Карамазовские, - я  ведь к тому и веду, - способные вмещать всевозможные  противоположности  и  разом созерцать обе бездны, бездну над нами, бездну высших идеалов, и  бездну  под нами, бездну самого низшего и зловонного падения. Вспомните блестящую мысль, высказанную давеча молодым наблюдателем, глубоко и  близко  созерцавшим  всю семью Карамазовых, г. Ракитиным: "Ощущение низости падения так же необходимо этим   разнузданным,   безудержным   натурам,   как   и   ощущение   высшего благородства", - и это правда: именно  им  нужна  эта  неестественная  смесь постоянно и беспрерывно. Две бездны, две бездны, господа, в один  и  тот  же момент, - без  того  мы  несчастны  и  неудовлетворены,  существование  наше неполно. Мы широки, широки как вся наша матушка Россия, мы все вместим и  со всем уживемся!».

Итак, русская душа и русский простор являются гомологичными явлениями. Здесь можно обратить внимание на том предпочтении двухмерности, относящейся к широте. С этим связаны даже определенные эстетические модели. Это, к примеру, иконопись, как двухмерное плоскостное изображение без перспективы и без теней. И поэтому в русском искусстве никогда не была распространена скульптура (конечно, до определенного момента, а именно, до знакомства с западной культурой).

Как же называется то состояние, в котором иерархические аспекты, противоположные друг другу, существуют в неупорядоченном виде? Это хаос. То, с чем мы имеем дело, - это пространство хаотическое. Здесь содержатся потенциальные жизненные энергии света и тьмы, чести и подлости, подвига и предательства, которые сосуществуют и не противоречат друг другу. Они находятся в состоянии возможности. Русское социальное пространство по определению хаотично. Социальность этой широты является хаотической и потенциальной. В ней живет очень много жизненных энергий. Эти энергии хаоса участвуют в устройстве порядка, который сам по себе холоден и пуст, и не имеет энергетики. Порядок выстраивает силы, но сам он не сила.

Итак, русское пространство – это пространство возможности. Его можно также назвать предпорядком, то есть, это не отсутствие порядка, это не продукт разрушения чего-то, это то, что предшествует созданию порядка. Хаос предшествует порядку, он не исключает порядок, он содержит его в себе. А вот порядок исключает хаос. Хаос - понятие инклюзивное, а порядок – эксклюзивное. Можно также сказать, что у хаоса и порядка разные боги: бог хаоса – это Сатурн, Кронос – бог времени, вечного возвращения, бог порядка – это Юпитер, Зевс – бог молнии. Таким образом, русская широта, направленная в разные стороны, и всегда плоская составляет базовую структуру социологии русского пространства, это наша основа. Это тот главный континент нашего представления о пространстве, который лежит глубже всего. Это самая фундаментальная черта русского общества в его отношении к пространству.

Такое представление о пространстве было свойственно русским людям явно еще до создания государственности. Славяне были народом речных путешественников, народом не столько леса или поля, сколько народом реки. Но эта вода была речная, живая, ее можно было пить, в отличие от соленой воды морей, которая считается мертвой. Этот речной хаос мы встречаем еще до начала русской государственности как славянское начало. Дальше эта широта пространства воплощается в Киевской государственности, помогая князьям строить гигантское государство. Русские не завоевывали Сибирь, они как-то туда плелись, гуляли. Они текли туда как реки, пока не упирались в естественные границы: на севере и на востоке – это океан, а внизу – это горы. Лишь на западе мы сталкивались с каким-то другим представлением о пространстве, и там мы с ними бились. Такое хаотическое понимание пространства свойственно в полной мере и современному российскому обществу, составляет его базу.

Конечно, совершенно ясно, что на таком пространстве государственное начало построить невозможно, оно растечется. Но в русской истории существует второй уровень пространства – это демиургический организованный уровень. Таким образом, социология русского пространства – это не только хаос, есть еще нечто, что представляет собой порядок. В качестве упорядочивающего начала, как правило, в русском фольклоре – духовных стихах и легендах, выступает Егорий Храбрый. Он создает из хаотического состояния Руси порядок. Но этот порядок несет в себе специфику природной широты. Пространство, которое создает Егорий – это пространство среднерусской возвышенности, которая устроена как широкий круг, а ее границы – горы и моря. Горные и морские пространства представляют для русского человека конец русского, это отголоски древнего хаоса, разогнанного Егорием Храбрым.

Упорядочивающий образ в значительной степени связан с русской государственностью. Очень важно, что функции порядка берет на себя именно русская государственность. Егорий Храбрый в легендах предстает как символ русской православной государственности, как великий святой, приехавший и организовавший Русь. Таким образом, мы сталкиваемся с наличием некого дополнительного начала – как пространственного организатора. Легенды о Егории имеют параллели у других народом. Наиболее близкие к нам - это осетины и их эпос о нартах. Нарты – это древние богатыри, которые занимались организацией упорядоченного космоса. Они создали аланский мир. Полную аналогию мы находим в русских духовных стихах.

Итак, в русском представлении о пространстве существует второй этаж – упорядочивающий этаж. На наиболее глубоком уровне русское пространство – это хаотическое пространство, это речное текущее пространство, а на другом уровне – это пространство, которое подверглось упорядочиванию. Но интересно, что и в том и в другом случае доминирует понятие широты. Даже иерархическое пространство описывается как центр и периферия, а не как верх и низ. С этим связана архитектура русских городов. Русское самосознание представляло князя или царя, стоящего в центре круга, в центре русской земли, в стольном граде, в окружении всего русского народа. Он стоял в центре, а народ на периферии, но они находились на одной плоскости. Отсюда структура русских городов - на Руси никогда не было замков, как в европейских городах (замки строились на возвышенности и тем самым были отделены от остальной территории, населенной простыми жителями).

Специфика русской миграции

Отношению русского общества к миграционным процессам тоже связано с кругом. Эта миграция на протяжении всей нашей истории была двойственной. Не все народы и не все культуры отличаются такой четкой логикой. Это была миграция центростремительная - это означает, что русские тяготели к  городам, но не менее сильной тенденцией был отток населения из городов. Будучи речным народом, русские отличались колоссальной подвижностью. Начиная с докиевского периода, вплоть до закрепления крестьян русские целыми деревнями болтались по территории среднерусской возвышенности. Поэтому и было введено крепостное право. Эти два течения – центростремительное и центробежное, составляют два вектора, которые предопределили очень сложный баланс между городским и сельским населением. Людьми, которые двигались, были переселенцы, беглые крестьяне, после раскола к ним добавилась огромная волна старообрядцев. Стремление к периферии, к поселению там, где заканчивается святая Русь, можно объяснить тягой к изначальному хаосу, который проступает через государственный упорядоченный слой. Но это утверждение следует оставить под вопросом, как некую социологическую гипотезу.

Два описанных уровня - хаотический и упорядоченный - это два легитимных пространства русской социальной истории. Они соответствуют периоду нашей истории до начала 18 века, где существуют совершенно прозрачно и очевидно. На последующих же этапах два этих уровня переходят в сферу бессознательного, в сферу коллективных представлений. Здесь можно вспомнить легенду о граде Китеже. Это град, который ушел под воду в озере Светлояр, там он существует и можно услышать его колокола. История града Китежа связана с еще более древней легендой о существовании подземной церкви. Согласно духовным стихам, из центра океана в особых случаях поднимается белокаменная святособорная церковь, высокая как свеча, в которой идет богомолье, туда можно зайти, а потом она исчезает вновь. Вот это представление о рождении порядка из хаоса. Вода Светлояра - это вода священного хаоса, поэтому старообрядцы запрещают в ней купаться.

Итак, после того, как русский хаос организуется порядком Святого Егория, наступает период, когда начинается вестернизация русского пространства. Начиная с 18 века, на нашу матрицу начинает накладываться новое социальное пространство. Это пространство выстроено по моделям совершенно отличным от моделей русской истории, это западноевропейское пространство. Западное пространство вступает в антитезу, борьбу с русским пространством. Примером такого вторжения является Санкт-Петербург. Москва и Петербург - как две абсолютные матрицы русского и западноевропейского пространства. Нападение на наше пространство длится до сегодняшнего момента, ему уже почти 300 лет. Это как раз то, что мы назвали археомодерном. Пространство археомодерна выражается дробью:

 Модерн (Петербург) 
____________________

Архео (Москва)

Когда мы применяем понятие археомодерна к пространству, мы получаем в знаменателе - два пространства - хаотическое и круговое (упорядоченное). В числителе находится логическое пространство Запада. Конечно, эти два пространства находятся в состоянии конфликта. Это пространство можно назвать пространством пост-порядка, или, используя социологическую терминология Питирима Сорокина, пространством свалки. Пространство свалки - большое и напоминает хаос, там соседствует множество разнородных элементов. Но это совсем не тот живородящий русский хаос, это именно пост-порядок, строго говоря, беспорядок. Русский археомодерн - это жизнь бомжей на свалке. С одной стороны, здесь угадывается жизнь людей в европейском городе, но с другой - все поддельно и фиктивно. Наша архаика, блокированная модерном, не смогла его победить, но и не сдалась. Хаос все равно проступает, разрушая город, но не в виде чистых энергий, а виде разрозненных и обессмысленных элементом западноевропейской культуры.

Таким образом, можно сказать, что в русской социальной модели мы имеем дело с тремя пространствами: предпорядок, русский упорядоченный плоскостной космос, пространство археомодерна (свалка). Ярким примером свалки является дом Сутягина под Архангельском. Любитель построил небоскреб из досок и разного мусора. Это памятник археомодерну.

Западный постмодерн - это тоже свалка, но их собственная, аутентичная, она имеет эндогенный характер. Русская же свалка имеет экзогенное происхождение, она возникла как проект импорта. Сейчас возникает резонанс, очень сложное социологическое явление. Это резонанс западного постмодерна с русским археомодерном. Они очень похожи, так как и то и другое - это свалка. Поэтому возникает ощущение, что мы начинаем догонять Запад. Встречаемся же мы в том пространстве, которое является пиком постмодерна - это виртуальное пространство интернета. Это и есть глобальная мировая помойка, призванная уровнять жителей западной Европы и всех остальных.

Сейчас тенденция распыления русских из городов стала падать, буквально в последние десятилетия. Русские сейчас больше уезжают из деревень. Центростремительная сила начинает преобладать над центробежной. Это очень опасная тенденция, потому что мы утрачиваем связь с живым хаотическим пространством. 

Юля Дмитриева