Лекция №2 Социология воображения (курс Структyрная социология) (04.03.09) проф. Дугин

Воображение – это то, что заполняет собой все пространство перед лицом смерти, что баррикадирует чистую стихию смерти всем, что мы видим, чувствуем, слышим, говорим, делаем, строим, ломаем, ощущаем, желаем, о чем грезим, на что надеемся. И тем самым имажинэр заполняет время, делает его антропологическим временем – временем повествования, мифа, траекта. Человек имеет бытие и смысл только как антропологический траект. Вне этого функционального состояния он есть абстракция, простая и недоказуемая гипотеза субъекта.

Вторая лекция профессора Александра Дугина, прочитанная на Социологическом факультете МГУ имени Ломоносова в рамках курса "Структурная социология ".

Часть 1. Семинар Eranos. Предпосылки возникновения социологии воображения

Разработка теории воображения.

В кружке «Eranos» в Швейцарии (по инициативе богатой английской любительницы всего интересного Ольги Фребе-Каптейн) собралась группа ученых, которая поставила своей целью разрабатывать и развивать социо-культурную топику, альтернативную некритическому прогрессистскому модерну. Они и разработали основы социологии глубин. «Эранос» - по-гречески пир, который длится до тех пор, пока участники добавляют к нему что-то каждый от себя.

Собрания «Эранос» начиная с 1933 года проходили в ейварском местечке Аскона, рядом с озером  Лаго Маджоре. Это был круг ученых, которых так или иначе интересовали идеи Карла Густава Юнга.

Изначальная идея – обмен знаниями между интеллектуалами Запада и Востока.

Перечислим основных персонажей и их вклад в интересующую нас топику. (В первой лекции мы перечисляли социологов-классиков и давали краткое описание их воззрений – это социологи должны были знать и сами, мы просто напомнили основные вехи; на сей раз имена и идеи хотя и известные, но специально нигде не изучаемые – частично они известны философам, частично историкам – но мало кто сводит их в единую и общую группу, занимавшуюся общим делом и развивавшую общий подход; поэтому для нашего курса они имеют особое значение – это и есть авторы, создавшие структурную социологию –или социологию глубин – или социологию воображения).

Группа Эранос изучала символы, архетипы, мифы, религиозные теории, а также социологию, авангардную научную мысль (в том числе естественно-научную), зоологию, этнологию , антропологию, философию, лингвистику и т.д.

Карл Густав Юнг (1875-1961) – основатель топики и открыватель коллективного бессознательного

О Юнге и его идеях мы говорили ранее. Здесь надо лишь напомнить, что весь кружок собирался вокруг него и его идей.

Ричард Вильгельм (1873-1930) – «Книга Перемен»

У истоков кружка стоял китаевед Ричард Вильгельм (1873-1930), обративший внимание участников семинара на особую логику китайской традиции, основанной на иных предпосылках, нежели западная, но представляющая собой образе совершенной, рациональной (но по-иному), развитой цивилизации. Вильгельм исследовал и комментировал  китайскую метафизику и в особенности «Книгу Перемен» (И-Цзин).

Рудольф Отто (1869-1937) – концепция сакрального

Историк религии Рудольф Отто сформулировал важнейшую для социологии концепцию «сакрального» -- das Heilige. Это понятие  Юнг в свое представление о коллективном бессознательном. Согласно Отто, сакральное – это совершенно особый человеческий опыт, когда человеческое существо испытывает одновременно высший ужас и высшее блаженство. Это чувство выше эмоции или морали, оно намного превосходит ощущение эйфории, даваемой алкоголем, наркотиками или эротическими переживаниями. Это высший экстаз (или как говорил Мирча Элиаде «энтаз» -- то есть вхождение в себя, а не выхождение за свои пределы⁽¹⁾).

Отто рассматривал сакральное как первичное по отношению к теологии или установленным религиозным формам. Это божественность, столкновение с божественным в спонтанной и дологической форме. Это безусловность божественного, рассмотренного не дедуктивно, а индуктивно – со стороны человека. Сакральное предшествует делению на светлые и темные силы – все по-настоящему сакральное (и темное и светлое) внушает особое чувство – ужас и одновременно своеобразный восторг.

По Юнгу сакральное – это свойство коллективного бессознательного. В особых точках (центрах, полюсах) которого сконцентрирована – «нуминозность» («numen»по латыни «бог», но не высший Бог теологии, а конкретное божество – часто второго или третьего эшелона, поклонение которому было характерно для простолюдинов). Контакт с нуминознстью есть опыт сакрального (по Юнгу, его надо искать в коллективном бессознательном).

Мирча Элиаде (1907 – 1986) – вечное возвращение

Крупнейший румынский историк религии. В юности симпатизировал Железной Гвардии, переписывался с и встречался с традиционалистом Юлиусом Эволой.

Элиаде развивал деление Отто и Мосса (а также традиционалиста Рене Генона) на «сакральное» и «профаническое». В социологии это получило важное развитие: в традиционных обществах эксплицитно (а в современных обществах имплицитно) все социокультурное пространство делилось на две категории – профанное и сакральное.

Он провел гигантскую систематизацию религиозных и мифологических данных, разработал группировку мифов (таксономию мифов) – особенно его интересовали мифы о циклическом круговом времени. Элиаде особенно акцентировал значение инициации, как перевод мифа в область сознательных практик – обрядов, социальных предписаний, институтов, табу и обычаев.

Элиаде вычленил многие мифологические сюжеты в тех явлениях, которые носят современный (профанический) характер. В частности, он исследовал ритуалы хиппи, говорил о квазиинициатической специфике стиля punk и т.д.

Элиаде был одним из тех, кто обосновал дробную социокультурную топику логос/мифос, показав в частности, что мифос практически всегда есть миф о вечном возвращении, тогда как в логосе (в некоторых случаях) возникает идея линейного времени. Об этом подробнее в следующей лекции о «социальном времени».

Анри Корбен (1903-1978) – mundus imaginalis

Крупнейший французский исламовед Анри Корбен исследовал структуру эзотерической философии в исламе – особенно, шиизм и суфизм. Кстати, он был первым переводчиком фрагментов «Sein und Zeit» Хайдеггера на французский, а в 30-е годы слушал в Сорбонне лекции отца Сергия Булгакова о софиологии.

Корбен выдвинул концепцию mundus imaginalis как особого пространства, где развертывается специфическая форма мышления – свойственная для эзотериков, визионеров, мистиков, поэтов. Он рассматривал это на примере учения Ибн Араби (наиболе известная работа Корбена «Созидающее воображение Ибн Араби») и шиитского (в том числе исмаилитского) гнозиса.

Mundus imaginalis – это мир, промежуточный между земным миром материальных предметов и духовным миром метафизических принципов (идей). Это – накоджа-абад, страна-нигде (нигде-город). Она всегда двойственна и определяется дуальными образами – пурпурный архангел (одно крыло светлое, другое темное), «хуркалья» -- гора между небом и землей, близнечные мифы.

Корбен исходит из того, что описание этого промежуточного мира – «имажиналя» -- является устойчивым фактом всех народов и культур и должно быть признанно константой как человеческого бытия (антропологии), так и человеческого общества (социологии).

По сути, Корбен вплотную подошел к разработке социологии воображаемого.

Карл Кереньи (1897 – 1973) – новое открытие греческой мифологии

Крупнейший специалист по греческой мифологии, венгр по национальности, сотрудничал с Юнгом, развивал многомерное исследование греческих мифов – в противоположность упрощенным и однобоким классическим интерпретациям, де доминировал рационалистический подход. Кереньи заново открывает для Запада греческую мифологию как более архаичное, многослойное и поливалентное явление.

Тесно сотрудничал с Элиаде.

Адольф Портман (1897 –1982) – неотения

Известный зоолог – автор концепции «неотении» – социальной утробы, в которой человек в первые месяцы жизни проходит вызревание как плод в утробе других млекопитающих. Зоологические, психологические и антропологические гипотезы Портмана имеют большую социологическую и философскую ценность.

Поль Раден (1883 – 1959) – фигура трикстера

Крупнейший антрополог, этнолог и специалист по фольклору. Ввел в исследования мифологии важнейшую фигуру – фигуру трикстера. Персонажа полубожественного полуземного, аморального, но важного для мифологического обоснования многих мифов. В трикстере выражается наиболее полно сама суть сакрального – его двойственность (ужас/восторг), его амбивалентность (добро/зло), его изначальность в структуре человеческого опыта.

Гершом Шолем (1897 – 1982) – структура еврейской каббалы

Крупнейший специалист по иудейской мистике – каббале – и духовным течениям в иудаизме. Применил общую социо-культурную оптику этого круга к изучению еврейской духовности. Выступал как центр обмена интеллектуальными интуициями между членами кружка «Эранос» и еврейскими (позже израильскими) традиционалистскими и научными кругами.

Мартин Бубер (1878 – 1965) – философия хасидизма

Крупнейший еврейский философ ХХ века. Интересовался хасидизмом и еврейским мистицизмом, считая это важнейшей стороной еврейской культуры.

Вольфанг Эрнст Паули (1900 – 1958) – синхроничность и спин

Крупнейший физик ХХ века, коллега Нильса Бора и Гейзенберга. Лауреат Нобелевской премии.

Обменивался с Юнгом идеями относительно синхронизма как основного свойства коллективного бессознательного. Переписка Паули с Юнгом дает прекрасный образец того, как социальные и гуманитарные знания конститутивны для естественно-научных исследований и являются для них подчас источником научного вдохновения.

Еще четыре фигуры, примыкавшие к этому направлению, но напрямую не участвовавшие в семинаре «Эранос». Все они тесно сотрудничали и взаимодействовали с отдельными представителями этого кружка.

Гастон Башляр (1884 –1962) – теоретик науки и грез

Башляр начинал как позитивист, позже открыл для себя психоанализ. Он пришел к выводу, что в основе научных открытий лежат системы образов. Стоит изменить режим образов и изменится взгляд на физическую картину мира.

В 1934 году выходит «Новый научный дух» - важнейшая книга этого автора, где он формулирует свои основные идеи.

Согласно Башляру, в основе научного мышления (даже вполне материалистического) лежит «греза о веществе», выражаемая через грезы о стихиях – огонь, воздух, вода, земля. Всем 4 стихиям Башляр посвятил отдельные книги – «Психоанализ огня», «Вода и грезы», «Грезы о воздухе», «Земля и миф о покое», «Земля и грезы воли».

По Башляру, воображение и сны (грезы), выражаемые в поэзии и мифологии это не антитеза логоса, но его неотъемлемая часть. Эта сторона человека не противостоит логосу, она его вскармливает.

Еще один штрих к нашей социокультурной топике.

Жорж Дюмезиль (1898–1986) – трехфункциональная гипотеза социального класса

Существенной чертой метода Дюмезиля является антиевгемеризм. Напомню: Евгемер (ок. 300 - 260 до н.э.) греческий философ из школы киренаиков, выдвинувший гипотезу о том, что мифы суть истории о реальных исторических фигурах, которые превратились в богов и героев. Дюмезиль показал, что в мифах и социальных системах разных народов индивидуальное (историческое) не играет почти никакой роли – все древние хроники (в частности римские о первых царях) суть описание не конкретных личностей, но типичных мифо-социальных функций, которые легко обнаруживаются  в самых разных версиях индо-европейской мифологии.

Миф полностью предопределяет историю – и сама история есть ничто иное как развертывание мифологических сюжетов и ситуаций через осмысление (самих по себе бессмысленных) событий.

Миф есть постоянный источник дешифровки истории. В истории индоевропейских народов это миф почти всегда имеет трехчастную структуру – Жрец-Воин-Производитель. Показательно, что в индиевропйеском обществе материальные функции и ценности (труд, производство, обмен, торговля)  всегда имеют низшее значение по сравнению с ценностями религии и воинского искусства. В Индии это воплощено в кастовую систему: брахманы-кшатрии-вайшьи. Им соответствуют боги и герои, имеющие соответствующую специфику, особые символы и ритуальные черты. У римлян это -- Юпитер-Марс-Квирин.

Клод-Леви Стросс (1908) – мифологика

Основатель структурной антропологии. Крупнейший философ структуралист, этнолог, мифолог и социолог. Тематика исследований близка к позднему Дюркгейму и Моссу.

Леви-Стросс развивал структурализм применительно к различным обществам – особенно примитивным. Больше всего он занимался индейцами Северной и Южной Америки. Большое влияние на Леви-Стросса оказал Роман Якобсон (1896–1982) евразиец и один из главных создатель структурной лингвистики.

Основная идея: миф есть законченная интеллектуальная матрица, которая должна быть изучена через особые операции на основе мифологики (специальной логики мифа). Синтагма мифа (последовательно развертывающийся рассказ, повествование) скорее обманывает, а каузальные и логические связи – вторичны, незначительны и произвольны . Миф надо изучать как парадигму.

Чтение мифа через периоды. Как ноты, не как текст. Тогда мы увидим гармонию. В нотах можно следить за мелодией, а можно за гармонией – которая считывается по вертикали. При этом в анализе мифа самое главное верно выделить периоды, то есть те места где идет перенос нотной строки и начинается новый блок мифа (мифема – по Леви-Строссу).

В монументальной работе «Элементарные структуры родства» Леви-Стросс доказывает, что для изначальных социальных систем обмен женщинами между кланами, фратриями и другими группами служил основой социального структурирования и был главной коммуникационной матрицей – как обмен словами в языке. Структурирование общин по брачному признаку первичнее тотемизма.

Строссовский метод анализа текста может быть применен к мифу, а может быть к применен к обществу. Это направление развивал его (и Дюмезиля) ученик  философ Мишель Фуко (1926-1984).

Жильбер Дюран (р.1929) – разработка социологии воображения

Все эти идеи, подходы и сюжеты, стоявшие в центре интереса участников семинара «Эранос» и примыкавших к нему так или иначе ученых, нашли свое синтетическое воплощение в трудах еще одного его участника  ученика (и друга) Юнга, Гастона Башляра, Корбена, Леви-Стросса, Элиаде и Дюмезиля – Жильбера Дюрана. Дюран обобщил все идеи социо-культурной топики, основанной на синтезе всех этих авторов, в форме социологии воображения или социологии глубин.

Дюран говорил о «Tiefensoziologie» (социологии глубин или глубинной социологии) по аналогии с «Tiefenpsychologie» (психологии глубин, глубинной психологии) Юнга.

Часть 2. Антропологические структуры воображаемого: статус мифоса и антропологический траект.

Дюран от топики к теории (гранд-теория социологии воображаемого)

Жильбер Дюран переходит к формированию законченной систематической теории, где структурализм и изучение мифологии через методы Юнга, Дюмезиля, Корбена, Леви-Стросса, Башляра, Элиаде и т.д. воплощаются в стройную и законченную картину. Дюран называет это мифо-дологией или мифоанализмом.

В нашей формуле логос/мифос это значит следующее: в отличие от классической для Нового времени -- да и для всей западной (но не восточной!) философии начиная с Платона – линии, где мифос изучался с помощью логоса, предлагается изучать логос с помощью мифоса, то есть полностью перевернуть пропорции. Но это не дает мифологию, это дает именно науку, но качественно иную – оперирующую с рациональными категориями, понятиями, методами, но иным образом, нежели в историцизме, позитивизме и рационализме.

Это наука, основанная на «мифологике» (Леви-Стросс), то есть на  применении обобщенной и рационально осмысленной логики мифа к различным явлениям – как собственно мифологическим, так и вполне рациональным -- логическим, социальным и научным.

Статус l'imaginaire: его первичность

Развивая подход Корбена  (роль mundus imaginalis) и идею Юнга о коллективном бессознательном,  Дюран вводит такое понятие как l'imaginaire. Понятие на английский передаваемое неуклюжим «imagery». Это не воображение (как способность) и не воображаемое (как что-то представленное, искусственно воссозданное с помощью фантазии). Но и не воображающее (то есть то, что заставляет появляться фантазии).

Имажинэр – первичное свойство, оно представляет собой одновременно:

нечто, что воображает (воображение как инстанция), то, что воображается (воображаемое) того, кто воображает (воображающий или воображающее), сам процесс (воображение как функция) и нечто, что является общим и предшествующим и тому, другому, и третьему (собственно «имажинэр»).

Дюран так описывает статус «имижинэр» (воображаемое-воображающее-воображение) в его теории. У Платона в диалоге «Софист» дается определение двух типов воображения: fantasia и eikasia. Оба они основаны на презумпции, что первичными являются две реальности – разум как мера реальности и порядка всех вещей и объективный мир, воспринимаемый чувствами, которые транслируют ощущения разуму. Они могут делать это корректно или некорректно – тут-то и вступает в дело воображение. Если впечатления от внешнего мира (который реален) передаются разуму (который тоже реален) «правильно» (корректно), то мы имеем дело с eikasia т.е. с таким воображением, которое «позитивно» и вносит минимум погрешностей в процесс передачи. От этого слова произошли слова икона, идол (в смысле образ, образец и эталон). Если возникают сбои в передаче образа – мы имеем дело с фантазией, то есть испорченной передачей, которая перемешивает реальные данными нереальными и все путает.

Можно представить это как человека, смотрящего на предметы через аквариум. Если вода в аквариуме прозрачна и чиста, нет рыб, водорослей и других препятствий, то предметы на той стороне видятся ясно и четко. А если в аквариуме кишат рыбы, ползают крабы, вздымая потоки ила и шевелятся водоросли, то предметы на той стороне будут еле видны и между ними и наблюдателем будет происходит настоящая чертовщина аквариумной жизни, не имеющая никакого отношения ни к наблюдателю, ни к предметам на той стороне. Аквариум – это воображение, имажинер. В логоцентричной философии, в пространстве логоса у него именно такой статус: самое лучшее для воображения – не мешать рациональному процессу (а еще лучше вообще не существовать, чтобы не искажать «реальность»).   

Это же отношение к воображению сохраняется и у Декарта. И даже Кант, который поставил под вопрос и онтологию объекта и онтологию субъекта, не придавал воображению самостоятельной роли, хотя и задумывался о ее трансцендентальных функциях. Сартр, писавший о воображении специально, оставался в рамках классических схем.

Дюран предлагает порвать с этим логоцентризмом и перевернуть стартовые позиции: первично воображение, именно оно создает в ходе своей динамической работы и субъекта и объекты внешнего мира.

Имажинэр – единственно, что существует. Наш мир (и «наш» -- то есть субъектный и «мир» -- то есть совокупность объектов) есть результат свободной игры воображения.

Здесь мы имеем дело с особой онтологией структурной социологии: единственно, что есть, это «промежуточное».

Понятие «антропологического траекта»

Дюран вводит такое понятие «антропологический траект». Термин «траект» (traectum) образован от латинского «tras» --  «через», «между» и «jacere» -- «бросать», «кидать», «метать». От этого же глагола (от его причастной формы – jectum, брошенное) образованы важнейшие философские и научные категории субъект и объект. Суб-ект – это то, что «положено («брошено») под» -- то есть «под-лежащее». Об-ект – то, что «брошено («положено») перед», то что «метнули перед» -- то есть «пред-мет». Между ними находится тра-ект, «брошенное между».

Антропологический траект – это придание самостоятельного онтологического статуса тому, что находится между – между субъектом и объектом, между природой и культурой, между животным и рациональным, между духом и жизнью, между внутренним и внешним, между проектом (будущего) и историей (прошлым).

«Траект» -- это схема, маршрут, «траектория», которая предопредялет структуры и структурные ансамбли, режимы и группы форм, динамические взаимодействия и столкновения, оппозиции и сближения, но ничего не говорит об идентичности того, что в этом траекте участвует. Так как эта идентичность есть не нечто постоянное, но следствие, результат самого траекта. Объект и субъект суть функциональные следствия антропологического траекта, они им конституируются как ролевые идентичности. То есть по этой логике, все происходит в «аквариуме» ⁽²⁾, который и порождает через динамику своей глубинной жизни образ наблюдателя (с однй стороны) и образы предметов (на другой строне).

Здесь мы узнаем функционализм – о котором говорили на прежней лекции. Мы можем его применить к социологии – тогда социум есть обобщающий социальный траект, а можем к психоанализу – тогда человек есть траект коллективного бессознательного. В обоих случаях человек (психологический или социальный) есть функция от чего-то другого, нежели он сам; функция от того, что само по себе всегда остается потенциальным, и без человека, без актуализации с его помощью и посредством его, само по себе не выступает, не проявляется. Поэтому Дюран говорит об «антропологическом траекте». Через антропологию траект проявляет себя и обнаруживает свою структуру (хотя, вместе с тем, и скрывает ее одновременно, так как прячется за человеком – так потенциальное, что только может быть, скрывает себя за актуальным, что уже есть). Человек необходим, чтобы социальное сознание и коллективное бессознательное смогли бы через него осуществиться, проявиться, статься, сбыться. Точно так же как слова, лексеммы, морфемы, синтаксис и т.д. нужны языку, чтобы быть, хотя язык никогда не тождественен им. Язык становится актуальным через речь.

Человек имеет бытие и смысл только как антропологический траект. Вне этого функционального состояния он есть абстракция, простая и недоказуемая гипотеза субъекта. Точно так же как и внешний мир – на другом «конце» (на конце которого нет) – не есть самобытный объект, но плод палстического воображения, конструкт, основанной на «грезе о веществе» (Башляр).

В одной из своих лекций «Тайная мать» (вошедшей в книгу «Философия традиционализма»⁽³⁾), посвященной в значительной степени Корбену и Сохраварди (то есть сходной тематике) я дал такое определение человеку: «человек это неточное движение возможного». Я имел в виду практически тоже самое, что Дюран, выдвинувший теорию «антропологического траекта» (отталкиваясь от сходных предпосылок – так как я дал свое определение, как раз рассматривая mundus imaginalis Корбена).

Имажинэр и смерть

Обосновав структуру антропологического и социологического подхода, Дюран делает второе фундаментальное утверждение своей гранд-теории.

Воображение имеет перед собой свою фундаментальную антитезу – смерть. То есть антропологический траект сам по себе натянут между собой (как траектом, а не субъектом!) и смертью. Конечность (по Хайдеггеру бытие-к-смерти – Sein-zu-Tode как важнейший экзистенциал Dasein) есть важнейшее свойство воображения. Это мотор и мотивация воображения. Воображение воображает потому, что перед ним разверзлась смерть.

Смерть выступает как время. У времени в чистом виде (если вычесть из него воображение) есть только одно безусловное и свойственное только ему самому содержание – это приближение к смерти. Время и есть траект – промежуток – между воображением и смертью, а значит время есть человек и время есть воображение (имажинэр). Но не само по себе, а в регистре воображения. Само по себе оно и есть смерть.

Воображение – это то, что заполняет собой все пространство перед лицом смерти, что баррикадирует чистую стихию смерти всем, что мы видим, чувствуем, слышим, говорим, делаем, строим, ломаем, ощущаем, желаем, о чем грезим, на что надеемся. И тем самым имажинэр заполняет время, делает его антропологическим временем – временем повествования, мифа, траекта.

Имажинэр и смерть – вот основная онтологическая диада, дающая начало всем бесчисленным диадам мифа. Она рассеивается в сюжетах, образах, символах, ритуалах, обычаях, социальных институтах, отношениях, культурах, повестях как в зеркалах. Она лежит в основе такого явления как зеркало. Прежде чем зеркало появилось его надо было вообразить. Зеркало, зеркальность есть свойство воображения. Когда его не было как предмета (если такое «время» и было на самом деле – зеркало по логике мифа было всегда), им служила поверхность воды⁽⁴⁾.

Статус мифоса/динамика мифоса

По Дюрану мифос есть структурированная совокупность архетипов и символов, отражающая глубинные свойства воображения, присущие ему изначально. Поэтому мифос нельзя рассматривать как нечто историческое. Сама история есть издание мифоса. Точно также неверно изучать мифос с помощью логоса (керигмы). Правильнее постигать логос и его структуры, отталкиваясь от мифоса.

Мифос не статичен, но динамичен, так как при всей повторяемости основных линий, он постоянно облекается в новые детали. Это подобно примеру Питирима Сорокина о постоянном и переменном в обществе: мы каждый день чистим зубы, умываемся, завтракаем, обедаем и спим. Но каждый раз это происходит немного по-разному. Можно ли сказать, что разница деталей и порождает нашу личную историю? – Если да, то личность есть ничто иное как погрешность, заусеница плохо выполненной функциональной детали, и мы можем поставить перед собой проблему : «абсолютного обеда», «идеального умывания» и т.д.

Кроме того, отдельные мифы сталкиваются друг с другом, теснят друг друга, вступают в диалектические связи.

Миры мифоса динамичны и активны, в них развертывается нескончаемая работа. Мифы могут изнашиваться или, напротив, наливаться живой энергией, навязывая себя антропологическому траекту, властно поднимаясь из глубин.

Миф есть первый уровень структурирования воображения, он, с одной стороны, еще несет на себе отпечаток жизненной мощи стихии воображения, но с  другой, он уже обращен к четкому структурированию, а следовательно – подвержен (по крайней мере, в его наиболее формализованных вариантах и аспектах) ригидной фиксации и энтропии.

Эта двойственность мифа – и мифоса как мифа в его структурно-онтологическом смысле – и делает его основной областью исследования, изучения и систематизации в социологии глубин. Это -- часть воображения, структурный компонент коллективного бессознательного, и одновременно нечто, что поддается осмыслению, осознанию. Миф – это и есть путь индивидуации, способ индивидуации, инструмент индивидуации и более того, сама индивидуация.

Миф есть ось антропологического траекта. А раз так, то можно сказать, что миф есть альфа и омега, начало и конец, смысл жизни и высшая общественная цель.

Режимы и группы внутри имажинэр diurne/nocturne

Мифос есть содержание имажинера. Отдельные мифы в структуре глобального мифоса (совпадающего с имажинэром) поддаются изучению и классификации.

Дюран разделяет содержание воображения на три большие группы (мифов, архетипов, символов, сюжетов)⁽⁵⁾ и на два режима.

Два режима -- это diurne, «дневной режим» и nocturne, «ночной режим».

Три группы (схемы) – это героические мифы, драматические мифы и мистические мифы.

Diurne, «дневной режим» включает в себя только одну группу мифов – героические мифы.

Nocturne, «ночной режим» состоит из двух группы мифов (драматических и мистических). И те и те являются «ночными», то есть разделяют некие общие характеристики (режима), но различаются по внутренним свойствам.

Для Дюрана принципиально выделение именно трех групп мифов, так как в основе этой дифференциации лежит их структурная несводимость друг к другу. Это принципиально: три группы мифов ирредуктибельны, причем принципиально. Они не являются идеовариациями одна другой. Они фундаментально и сущностно гетерогенны.

Рефлексы и доминанты и их связь с группами мифов и режимами воображения

Глубина всех трех групп обосновывается по Дюрану тем, что они соответствуют одному из трех фундаментальных, доминантных рефлексов новорожденного существа.

Дюран основывается в своей типологии на русской школе физиологии – в частности, на трудах Владимира Михайловича Бехтерева (1857-1927) и Алексея Алексеевича Ухтомского (1875-1942).

Доминанта (по А.А.Ухтомскому) характеризуется полным подчинением всех прочих реакций организма, которые ведут или могут привести к снятию (удовлетворению доминантной потребности) или снижению состояния доминанты.

По Бехтереву, рефлексы уже в младенческом возрасте закладывают основные модели отношения человека к внешнему миру. «Рефлекс есть способ установления некоторого относительно устойчивого равновесия между организмом и комплексом условий, действующих на него»,  пишет Бехтерев⁽⁶⁾. Для Дюрана это важно: это «относительно устойчивое равновесия между организмом и комплексом условий, воздействующих на него», и есть аналог «антропологического траекта» или его материальное воплощение.

Часть 3. Diurne, «дневной режим»/героические мифы

В основе героических мифов, которые формируют режим diurne, лежит движение разделения. Поэтому Дюран называет эту группу – диайретические мифы. Это мифы разделения, расчленения, отсоединения одного от другого. Там, где в мифологии – а также истории, социуме, рассудочной деятельности – мы имеем дело с операцией разделения, разъединения, «разведения по разные стороны баррикад», дифференциации, и особенно там, где это разделение мыслится необратимым, безвозвратным, радикальным, там вступает в силу группа героических мифов и соответствующий ей режим диурна⁽⁷⁾.

Постуральность

«Героический миф» соотносится с «постуральным рефлексом». Это рефлекс вставания младенца. В 6 месяцев человеческий ребенок начинает садиться, а к году вставать и пытаться ходить.

В развитии этого постуральной доминанты воображение оказывается в вертикальном отношении к миру. Здесь формируется массив боязни упасть, стремление подняться (границы подъема не определены – оно может длиться бесконечно вверх – тема полетов и «асцензиональная психология»⁽⁸⁾).

Здесь речь идет о помещении себя напротив чего-то, лицом к лицу с чем-то.

Мифы вставания (героические мифы) содержат в себе такие черты: полет и падение, отвесные скалы, пропасти, свет (но не цвет), прозрачная и однотонная голубизна неба и холодное золото солнечных лучей; битва с другим – со зверем, чудовищем, врагом; разделение целого на части (дележ добычи); расчленение (жертвенного животного, врага).

Смерть как другое

В основе героического мифоса лежит фундаментальная идея смерти как другого, с соответствующим императивом борьбы с ней, противостояние ей. Смерть и время рассматриваются как враг, с которым надо бороться.

К этому режиму и к этому обобщающему мифосу относятся следующие группы символов:

Символы меча (того что разделяет), символы скипетра (инструмент властвования), символы стрелы – полет, однозначная и необратимая ориентация.

Все животные в этом режиме негативны (кроме птиц у которых животность скрыта за крыльями – а это идея полета). Животные это опасное движение – потому что оно внешнее, движение есть время, а время несет смерть. Мышь – одно из самых грациозных животных по Дюрану, внушает страх и ужас. Почему? Потому что она движется – внезапно отделяясь от пола, темного угла или стены, она будет образ «ожившего внешнего мира», а это «другое». Другое же -- враг. Так как любое другое – это смерть. По той же причине змея – излюбленный образ негативного териоморфизма.

Нюктоформизм – ночеподобные существа демонизируются в героической группе мифов. Все, свазянное с ночью, со сном, с материей, с плотью и плотрностью, с материнством и женственностью, демонизируется.

Негативными свойствами наделяются в частности, цвета, женщины, продукты питания. Это режим аскезы (асцензиональной аскезы).

Ночь мыслится как иное, как ужасное и враждебное. Злая ночь.

Чудовище есть более естественный образ для героического воображения, нежели животное. В чудовище – драконе героический режим антропологического траекта получает свое полное выражение – отталкивающие стороны всех животных сочетаются в целое. Дракон более «реален», с точки зрения имажинэра, чем змея, бык, орел и рыба из которых он состоит.

Герой взлетает, поднимается, бьется с драконом.

Диурн ненавидит время как таковое. Борьба с временем достигается через скорость – все знают, что подниматься в гору быстрее чем спускаться. Альтернатива взлету -- в падении,  тоже стремительное движение, но вниз (катаморфные мифы). Бездна – типичный символ героического мифа. Мифы  светил, световых озарений, просветлений, мгновенного «эллампсиса» относятся к героическому режиму.

К этому же разряду относятся мифы о великанах, гигантах. В целом гигантомания – в постройках, статуях, образах -- свойственна именно этому режиму.

Режим диурна и  идентичность (гетерогенность)

В героическом режиме герой укрепляет свою идентичность (траект укрепляет субъектность) и расщепляет внешние предметы (вплоть до распыления), дробит объект. Чем больше цельность субъекта, тем больше нюансов различает герой в объекте.

В психиатрии это выражается в неврозах или паранойе (в семействе психозов). Человек держится за свои представления больше, чем за внешний мир, который он постоянно разлагает на части. Паранойя – обратная сторона героизма.

Дуализм и триада

Режим диурна -- это режим дуализма по преимуществу. Дуализм мифа может проявляться на всех уровнях - религиозном, политическом, моральном, социальном, культурном, бытовом.

Все содержание героического мифа – это бесконечная и абсолютная война дня против ночи, света против тьмы.

Это и то. Это и другое. Концепция трансцендентности рождается из этого корня. Гностические учения о дуализме, о добром и злом творце вселенной несут на себе явный отпечаток этого режима. Сюда же относится иранская религия и манихейство.

Идея троичность как треугольника, обращенного вершиной вверх (так и его аналог в нюктоморфмном отображении), лежит в основе «монотеизма». О симметрии чисел 3 (логос)  и 4 (бессознательное) много писал Юнг⁽⁹⁾.

Социальные аспекты режима диурна

В социальном измерении героический миф приводит к патриархальным обществам с четкой иерархией (вертикальность скипетра), доминация воинских ценностей (ценность меча), вертикальных планов, образов гор и пирамид.

Социальность диурнического типа производит воинские союзы, государства, образованные с опорой на военную аристократию. Характерно, что большинство известных нам в истории государств имеют именно такое происхождение – в их основе лежит воинское сословие и их социальная структура отражает диурническую логику героического мифа (в праве, морали, институтах и т.д.)

Мускулиноидность

Режим диурна связан с мускулиноидностью. Не с мужским полом в анатомическом и физиологическим смысле, но с мужественностью, «вирильностью», как особым психологическим, социальным, культурным типом, который воплощает в себе комплекс ассоциаций героического начала. К реальному анатомическому мужчине этот образ может не иметь прямого отношения, так как в разных культурах мужчины стилизуются в соответствии с различными режимами воображения и социо-культурные паттерны могут существенно влиять на структуру реальных мужчин.

Мускулиноид – это воображаемый мужчина, мужчина, принадлежащий к mundus imaginalis. По Юнгу, он скорее соответствует анимусу (то есть тому, как женщина в самой себе в некоторых случаях воспринимает коллективное бессознательное) – сравни Серафитус у Бальзака⁽¹⁰⁾. И в бессознательном женщин (на глубинном уровне) мускулиноидных черт и мифологических связей столько же, сколько у мужчин ⁽¹¹⁾.

Мускулиноидность здесь имеет связь с гендером особого рода – это гендер мифа. Он может проецироваться в культуру, на социум, в политику, в религию, порождая мускулиноидность систем – подчас в отрыве от формальных нормативов и установок, или находясь с ними в причудливом соотношении.

В русской культуре, например, женщина часто наделяется мускулинодиным началом («коня на скаку остановит» и т.д.). Но особенно это подчеркнуто в германских мифах (Брунгильда, валькирии и т.д.). Можно вспомнить о индусской легенде о царице Кали, которая превращала прикасавшихся к ней женихов в женщин. Это сюжет многократно обыгрывается в сказках.

Очень высокие женщины – женщины-гиганты или великанши – относятся к этому мускулиноидному регистру образов диурна.

Часть 4.  Nocturne, «ночной режим»: мистические мифы

Эвфемизм

Ноктюрн нам легче определить, отталкиваясь от диурна. Ночь во всем противополжна дню, но ноктюрн делится на две группы, которые противоположны дню по-разному.

Общим является то, что весь режим ноктюрна это -- режим эвфемизма. Эвфемизм по-гречески «благое имя». Эвфемизмом является называние дурного, ущербного, вредного, злого, отвратительного, неприличного, страшного предмета или явления чем-то смягченным, уменьшительно-ласкательным, ироничным, чтобы психологически снять остроту конфликтности, который это в себе несет.

Если диурн акцентирует и усугубляет противостояние со временем и со смертью, то ноктюрн смягчает его, подвергает эвфемизму смерть и время, как фундаментальные антитезы воображаемому.

Режим ноктюрна (по-разному в случае обеих групп) становится на сторону своей противоположности, стремится затушевать ее.

Теперь рассмотрим две группы режима ноктбрна – мистическую и драматическую.

Мистическая группа мифов

Мистической эту группу Дюран называет весьма условно, отталкиваясь от определения французского антрополога и социолога Л.Леви-Брюля (1857–1939) о « participation mystique», «мистическом соучастии» (как конститутивном качестве примитивных обществ -- Gemeinschaft), то есть о таком траекте, который постулирует непрерывную и органическую целостность (воображения и смерти).

Можно назвать эту установку недвойственностью – по аналогии с индуистским адвайто-ведантизмом.

В этой группе все то, что опровергалось и отбрасывалось режимом диурна, подлежит переоценке и переосмыслению.

Доминанта ноктюрна

В области рефлексологии доминантой мистической группы мифов режима ноктюрна является дигестивный (или нутритивный) пищеварительный (или питательный) рефлекс.

В момент поедания материнского молока младенец проводит фундаментальную метафизическую операцию – он превращает иное в свое, в себя, абсорбирует и ассимилирует иное. И это иное дает ему первые чрезвычайно положительные ощущения. Иное выступает не как смерть, но как мать, дающая грудь. То есть младенец чувствует интегрированность с миром.

Пребывание в утробе еще более чисто фиксирует эту нутритивную и дигестивную доминанту.

Режим матерей

Мистические мифы позитивно переосмысляют женское начало. Женское здесь значит благое, доброе, мягкое, нежное, позитивно оцененное. Ночь здесь нежна и свежа, а не страшна. Женщина – царица ночи. Это – «царство матерей», которое искал Фауст у Гете.

Сюда же относятся образы скандинавских норн или греческих парок, ткущих у корней мирового древа (или в Аиде) судьбу мира. Сюда же и Параскева-Пятница в русском фольклоре. Пряжа – это то, что связывает (одно с другим), высшая форма единения.

Чаша как эвфемизация бездны

Образ чаши – центральный в мистических мифах. Это своего рода эвфемизация бездны. В героическом режиме преобладает катаморфный ужас падения. Для мистического режима – убаюкивающая дрема мягкого медленного спуска, скольжения, погружению (как в ванну).

Сюда же относятся образы норы, ямы, постели, горизонтальности, неги, центра, круга и овала, водной стихии, земли, матери-земли, предметов, заложенных один в другой, футляров, коробочек, сундуков и т.д.

Благие животные

Животные в этом режиме перестают быть врагами. От охоты переходим к приручению, к побратимству со зверями (Маша и медведь), иногда к браку с ними. Звери отныне позитивны, их принадлежность к смерти и времени затушевывается вплоть до прямой противоположности  -- они, напротив, спасают, лечат, воскрешают. Точно так как негативные персонажи – баба-яга, дракон, чудовище, оборотень – становятся помощниками при определенных условиях. Это работа эвфемизма. Своего рода постоянный «стокгольмский синдром»⁽¹²⁾.

Антифраза

В риторике есть прием антифразы. Когда одна вещь называется прямо противоположным именем. Это крайняя (в риторике ироничная чаще всего) форма эвфемизма. Антифраза называет болезнь «здоровьем», смерть «бессмертием» и «жизнью», утрату конечности или органа – «приобретением», нищету – «богатством», страдание – «праздником» и т.д. Но по логике мифа, называя нечто таким образом, воображение превращает на практике одно в другое. Антифраза теряет ироничность и обретает магичность (или мистицизм).

Это становится возможным через обращение к связности всех вещей, их сущностного единства, что как раз отличает суть мистической группы мифов.

Золото-экскременты

Мистические мифы часто повествуют о богатстве, материальных дарах, золоте, сокровище. Антифразой могут выступать экскременты – и как намек на приятные чувства младенца.

В сновидениях взаимозаменяемость золота, денег и экскрементов -- константный символизм, подробно изученный Фрейдом.

Проглатывающий-проглоченный

Часто  в режиме мистических мифов тот, кто был проглочен сам проглатывает того, кто его проглотил. Символизм Ионы и кита.

Владимир Яковлевич Пропп (1985-1970) в книге «Исторические корни волшебной сказки»⁽¹³⁾ приводит множество примеров инициатических сказочных историй про взаимное проглатывание персонажа и чудовища (кита, волка, змеи, дракона и т.д.).

Мальчик-с-пальчик

В режиме ноктюрна преобладают истории про маленьких человечков – гномов, карликов, лиллипутов. Пальчик-с-пальчик или мужичок-с-ноготок относятся к этой категории.

Это женское видение мира – другой как ребенок, как нечто маленькое. Отсюда уменьшительно-ласкательные суффиксы – они в лингвистике также относятся к мистическому режиму ноктюрна.

С помощью символического уменьшения (лиллипутизация – эвфемизм размерности) женщина укрощает буйную природу героического начала, мускулиноидность).

Глишроидность (эпилептоидность)

В психиатрическом смысле доминанта дигестивного рефлекса и данного регистра работы воображения дает глишроидный ⁽¹⁴⁾ а в предельном случае эпилептоидный тип. Эти состояния называют клейкими, вискозными, глишроидными. В них происходит слипание различных чувств, мыслей, предметов в одно целое, в нечто тягучее и смешанное. Такие состояния часто предшествуют эпилептическим припадкам или (в легкой форме) икзотимии.

Идентичность как альтеритас

Глишроидный тип склонен придавать единство объекту и размазывать субъектность по внешним предметам. То есть, внутренняя идентичность размывается, а различные предметы (самые далекие), напротив, связываются, склеиваются между собой через интуицию всеединства. Пятна Роршаха⁽¹⁵⁾ обязательно связываются друг с другом, даже если между ними нет никаких общих свойств.

Это порождает в клинических случаях шизофрению (икзофрению), разделение сознания на осколки.

Субъект становится гетерогенным, объект гомогенным.

Феминоиды

Режим ноктюрна и, в первую очередь, группа мистических мифов  формируют особую матриархальную конструкцию, где преобладает женственно-материнский тип. Это можно назвать феминоидным типом. Точно также, как и с героической группой мифов феминоидность не свойство реальных женщин.

Феминоидный характер может быть присущ и некоторым патриархальным системам, и весь этот комплекс присутствует в глубинном воображении мужчин практически наравне с глубинным воображением женщин.

По Юнгу, феминоидность соответствует аниме (Серафите Бальзака) в мужской версии бессознательного.

Феминоидные типы, мифы, культуры и личности обладают специфической ориентацией и представляют собой четко выделенный антропологический траект, сопряженный с дигестивно-нутритивной доминантой (культ еды, ласки, покоя, уюта, комфорта) и другими мотивами, свойственными режиму ноктюрна.

Чтобы различить феминоидность свойственную двум группам мифам в самом режиме ноктюрна можно говорить о материнской феминоидности мистичсеких мифов и о копулятивной феминоидности второй группы, которую мы сейчас и рассмотрим.

Часть 5. Режим ноктюрна 2: драматические мифы

Режим драмы как умеренный эвфемизм

Вторая группа мифов, входящая в режим ноктюрна – драматические или синтетические мифы -- также подвергают фундаментальную оппозицию воображение(имажинэр)/смерть эвфемизации (поэтому они отнесены Дюраном к ноктюрну). Но эта эвфимизация отличается от группы мистических мифов и количественно и качественно. Количественно -- в том, что в данном случае эвфемизация не столь абсолютная, не меняет знаки на прямо противоположные. А качественно -- в том, что процесс эвфимизации развертывается по иному сценарию – через интеграцию негативного (смерти и времени) в общую синтетическую систему, где сохраняется и некоторый дуализм, и положительная оценка световых символов, и признается некоторая отрицательность ночных символов, но все в целом заключено в схему относительной диалектической сцепленности.

В этой группе мифов смерть ведет к новому рождению (воскресению), время – циклично (за прогрессом следует регресс, а затем снова прогресс), во всем доминирует дуальный ритм, лишенной той бескомпромиссности, которая характеризует режим диурна.

Копулятивная доминанта

В области рефлексологии синтетической группе мифов соответствует ритмо-сексуальный или копулятивный (половой) рефлекс, влечение к совокуплению и наслаждению.

По Дюрану, базовый траект копуляции состоит не просто в наслаждении – определенные формы наслаждения (равно как и травмы) человек получает во всех режимах, поэтому либидозные теории Фрейда, объясняющие подсознание как постоянного производителя сексуальности относятся не только к этой группе мифов, но ко всем их разновидностям. Дюран считает, что в копуляции важнее всего ритм, повторяемость одного и того же, а остальные ощущения и впечатления – вторичны и лишь добавлены к копулятивной доминанте (как к воспроизведению ритма) в качестве акциденций.

Брачный танец – это не только предкопулятивные игры людей, он встречается у многих видов животных, а у некоторых из них превосходит по сложности и изобилию символизма человеческие танцы (павлины, лебеди, волки и т.д.)

Половые отношения по Дюрану это, в первую очередь, воспроизводство ритма. А ритм есть траект связывания между собой противоположностей – мужчины и женщины, воображения и смерти (времени), наличия и отсутствия, ночи и дня. Эта связь инакова по отношению к материнскому склеиванию всего в одно: два не становятся одним необратимо; их слияние несет в себе расставания, а расставание – чревато новым сближением – таким образом, что пара противоположностей постоянно меняется местами, но превалирование одного обязательно влечет следующую фазу – превалирование другого. 

Символы синтетической группы

Типичными образами синтетических мифов являются крест, круг, колесо, дерево, свастика, а также огонь, цвета, краски, пластическое многообразие, андрогинность, повторяемость, музыка (заполнение времени ритмическим благозвучием).

Многомерный сексуальный символизм, циклическая симметрия – верх-низ, право-лево, многообразие близнечных сюжетов, симметричное удвоение всего и вся вдоль вертикальной оси – все это указывает на драматическую группу.

Сценарий драматического мифа таков: умирание не окончательно, за ним следует новая жизнь (эвфемизм). Но вместе с тем сохраняется трагичность утраты, напряженность поражения и трагизм верховенства времени и смерти. Однако фатальность времени и смерти релятивизирована.

Образцом такого драматического дуализма является китайский символ инь-ян и вообще классический символизм китайской традиции.

Драматическая идентичность

В этой группе мифов идентичность не столько укрепляется в своей сингулярности (параноидный субъект диурна) и не столько рассыпается (шизофреническая рассеянность мистического ноктюрна), сколько раздваивается, эротизируется, сексуализируется.

Миф об Андрогине играет важную роль. Среди греческих богов более всего этой мифической картине соответствует бог Гермес, психопомп (водитель душ между мирами). Некоторые его черты относятся к диурну (крылышки на икрах). Но с другой стороны, он покровитель воров и торговцев.

Гермес имеет своим отличительным символом кадуцей – жезл, вокруг которого сплелись две змеи – одна головой вниз, другая -- вверх, а сам скипетр являет собой ось симметрии драмы. Кадуцей, в котором две змеи сплелись, но сохранили двойственность, отличается от оуробороса (змеи, кусающей свой хвост), которая относится к мистической группе мифов ноктюрна.

Мир невест

Будучи частью режима ноктюрна, группа драматических мифов также находится под знаком женского начала. Но это не столько мир матерей, сколько мир невест, жен, супруг, возлюбленных, «прекрасных дам». Женственность здесь выступает в дуальном качестве – она желанна и опасна, привлекательна и губительна. Множество сказочных сюжетов повествует об этой дуальности – став близкой, женщина исчезает (ее похищают, она в кого-то превращается); будучи далекой, она притягивает к себе, прокладывая сценарий для развертывания подвигов ее мужской пары.

В этих мифах драматического типа персонажи постоянно путешествуют, вращаются по циклическим маршрутам, поднимаются в небо и спускаются под землю, превращаются в животных и снова становятся людьми. Очень важно повторяемость архетипических сюжетов, действий и поступков, а также воспроизводство и умножение аналогичных символов.

Миф о прогрессе и Прометее

К драматическому режиму относится миф о прогрессе, который Дюран считал сопряженным с мифом о Прометее.

В изначальной версии дуализм и обратная симметрия полностью соблюдена – Прометей титан (а не бог), то есть принадлежит ноктюрну, а не диурну. У него есть симметричный аналог Эпиметей. (Этимология имен братьев означает «мысль, забегающая вперед» и «мысль, отстающая сзади»). Прометей и Эпиметей – две половины цикла (подъем и спад, верхняя и нижняя дуги окружности и т.д.) Прометей – это прогрессивная дуга, Эпиметей – регрессивная. Оба они должны находится в аиде (в царстве ночи и матерей). Но Прометей постоянно пытается выбиться на верх (в диурн). У Гесиода он вначале помогает Зевсу в его борьбе против других титанов, но потом подменяет жертвоприношения и похищает огонь, то есть выступает как трикстер (хитрец).

Так, половина цикла покидает свою отведенную законным мифологическим порядком сферу, чтобы вторгнуться в область божеств – за что получает от богов (диурн) закономерное наказание. Компенсаторную функцию выполняет женщина (Пандора, со своим ящиком – ящик, сундук, сокровище – все это символы мистического режима ноктюрна), причем месть Зевса за украденный огонь проникает через Эпиметея (в полном соответствии с двойной симметрией мифа).

По Дюрану в этом мифе о Прометее, который был так популярен в Новое время, особенно к середине XIX века, явлена сама схема прогрессизма и историцизма. – Нечто циклическое пытается освободиться от своей темной половины (как бессмертный Кастор и смертный Поллукс) и стать равным диурническим божествам. Сходный сценарий у мифа о Дионисе или в гностическом сценарии об апокатастасисе -- финальном прощении сатаны у Оригена – см. поэму В.Гюго «Конец сатаны»⁽¹⁶⁾). Прогресс берется в отрыве от регресса, цикл размыкается в попытке сместись диурническую божественность. Отсюда один шаг до буржуазно-демократических революций (освобождение материалистических и ноктюрнических «дигестивных» торговцев-буржуа из-под бремени диурнической наследственной аристоркатии) и до пролетарской революции Маркса (который сознательно отождествлял пролетариат с титанами греческого ада).

Параллельный сюжет в древнеиндийском способе получения огня через вращательные ступы в форме свастики. Свастика вращается равномерно (часто движимая животными), пока наконец, не загорится огонь – отсюда название свастики («сва асти» -- «это благо» на санскрите). Так ритуальное постоянство, вечное возвращение одного и того же силится разомкнуть этот цикл повторений и выпрастывает прометеический миф о прогрессе.

По Дюрану прогресс обычный миф, ставший на некоторый период весьма популярным, но потом исчерпавший свою притягательность. После романа Андре Жида «Плохо прикованный Прометей»⁽¹⁷⁾ тема банализируется, и миф окончательно изнашивается.

Драматические феминоиды

В драматическом режиме ноктюрна превалирует феминоидность несколько иного типа – не столько материнская, сколько эротическая, провоцирующая, дразнящая. Феминоидные культуры этого регистра отличаются динамическим сладострастием, ритмикой, легкостью и динамичностью.

Такой феминоидности соответствуют и мужские типы, с подчеркнутым эротизмом, склонные к флирту и большие поклонники женского пола. Тип Дон Жуана в такой классификации -- это тип феминоида. Современные латинские «мачо» с набриолиненными прическами («как из душа») относятся к тому же типу.

Синтония

В психиатрии Дюран не без колебаний соотносит с этим типом синтоников и циклотимиков, а точнее было бы соотнести норму. Данная модель мифо-рефлекторных комплексов характеризует более-менее уравновешенную личность, которую принято рассматривать как сбалансированную и «здоровую». Зависимость от настроений и их частая смена – это частный случай уравновешенной психики, равноудаленной и от паранойи (сверхсильная идентичность субъекта)  и от шизофрении (сверхслабая и размазанная идентичность субъекта).

Часть 6. Объяснение логоса через мифос

Социум как проекция режима диурна

Теперь посмотрим к чему приводит нас методология Жильбера Дюрана, с точки зрения социологии и, шире, с точки зрения социо-культурной топики нашей базовой пары логос/мифос.

Дело в том, что мы видим наглядно, что основные параметры логоса (числителя) есть ничто иное как одна из разновидностей режима диурна. То есть логос есть частный случай одного из режима мифа. Не нечто прямо противоположное мифу, но одна из его вариаций (и даже идеовариаций, то есть версии того же самого).

Могут сказать: эта вариация претендует на эксклюзивность. Да но и сам героический миф, отталкиваясь от которого логос развился, претендует на эксклюзивность – это и есть миф об эксклюзивности, так как борется со временем.

На всех этапах развертывания западно-европейской рациональности, если учесть структурный подход Дюрана, мы встречаем именно героический миф, диайрезис, диурн – гипертрофированное развитие патриархальной воли, мускулиноидность, постуральную доминанту, подминающую все остальное.

Это -- Рим. Это -- ахейская Греция и Александр Македонский. Это – европейское Средневековье и пылающая готика. Это – Декарт и рациональность Нового времени. Это – мировой колониализм. Это – классическая философия, кульутра и искусство. Это – современная наука. Можно назвать это мифом об Апполоне или мифом о Духе.

Миф о субъекте и объекте, равно как и платоновский миф об идее, и да и сам гераклитовский логос – все это следствия мифологической активности режима диурна.

В той мере в какой социум есть явление рациональное (а в значительной степени оно именно таково – неслучайно мы говорим о социальном логосе) он также есть продукт диурна. То, что не попадает в диурн, выносится за пределы социального логоса – в то подполье, с которого мы начали выяснение структуралистской социо-культурной топики (в первой лекции).

Однако вычленение режима диурна, который сам относится именно к мифосу, а не к логосу, позволяет наметить тонкую грань – став логосом, диурн делегировал ему только одну часть, остальное же осталось в подполье. Поэтому  неверно было бы понимать всю ситуацию так, будто весь мифологический заряд диурна переходит в логос. Не весь – только определенная его часть, причем меньшая. Основной объем Апполона в ситуации логоса против мифоса остается на стороне мифоса. В ХХ веке в форм возрожденного культа Вотана он взрывает (по Юнгу) логосную рациональность германской культуры (феномен национал-социализма Гитлера).

Можно сказать, что идея Ницше о воле к власти, как иррациональном (мифологичсеком) инстинкте, сводится к тому же самому: воля к власти это диурн в широком смысле и она является невидимым двигателем рационально-социальных процессов (в науке, обществе, политике, этике, системе ценностей).

Прогресс как миф

Существенную модификацию логоса Запада привносит миф о Прометее. Это не диурническая модель, но оторвавшаяся от целого половина циклического мифа. Философия истории это половина окружности, выбившаяся на поверхность и сцепившаяся там с результатами сильно обескровленного рационалистического логоса. Она подпитывает разлагающееся Средневековье новым титанизмом (Возрождение, буржуазные революции).

Но, как и в классической версии мифа прогресс несет в себе наказание и возврат к той второй половине, от которой восходящая стадия тщетно пыталась освободиться. Судьба титанов находиться на их месте и не посягать на привилегии богов. В ХХ веке относительность прогресса стала очевидной всем⁽¹⁸⁾. Определенную роль в этом играет и сюжет о Пандоре и ее сундуке. Стремление женщин полноценно участвовать в политической жизни (суфражизм) и современный феминизм – явно указывают на вторую составляющую этого мифа.

Эта тема совпадает с индусским мифом о кали-юге, последнем, темрном веке, в котором будет преобладать разнузданная и хаотическая женственность.

Режимы и социальные классы

Еще один вывод из Дюрана – это возможность спроецировать данную картину на социальные классы и основные социальные функции.

Очевидно, что режим диурна покрывает собой королей, аристократов и воинов (ноблей). Сюда же следует отнести жрецов (фламенов) богов света и ясного неба. Это мусколиноидные олимпийские культы. По Дюмезилю, в индоевропейских обществах представители этих двух «классов» (или больших социальных групп) , жрецы и воины, формировали основную социальную, политическую, экономичсекую и ценностную структуру, являясь правящими в прямом и мифологическом смыслах (боги жрецов и воинов – Юпитер и Марс римлян считались верховными по сравнению с богом ремесленников, торговцев и землепашцев – Квирином).

Драматические мифы относится к ремесленникам и крестьянам, занятым циклическим трудом. Пролетарии Рима способны были только производить детей⁽¹⁹⁾, то есть копулятивная (сексуально-ритмическая) функция в них преобладала. Ритмичность однообразного физического труда – классический пример цикла и его символизма.

И наконец, мистическим мифам соответствуют женские культы и их жрецы (черная богиня мать Кибела, жрецы которой практиковали ритуальную кастрацию – феминоидность), а также особые мистические созерцательные культы.

Касты, классы и сословия в большинстве известных нам обществ (социальных систем) отражают принцип доминации режима диурна над режимом ноктюрна. Патриархальная аристократия – жрецы и воины представляют собой элиту, высшие слои общества.

Третье сословие  -- крестьяне, ремесленники и торговцы относятся к драматическому режиму ноктюрна, связаны с циклическим символизмом.

Социальная группа, соответствующая мистической группе мифов, представляет большую трудность для ее определения и локализации. С одной стороны, представители этого типа относится к определенному виду жречества, утверждающего вселенский монизм, единство всего сущего. Это эзотерическая (мистическая) линия в классических религиях. В примитивных обществах и в шаманизме их можно отнести к условной категории «черных магов» или «черных шаманов».

Вместе с тем, ряд свойств этого типа относится к низшим слоям общества, стоящим в определенном смысле ниже его нижнего предела: это четвертая каста в индуизме (шудры --состоящая из плохо интегрированных в арийскую структуру автохтонных элементов), маргиналы, парии, чандалы, рабы, лица без гражданства в греческих полисах (идиотес).

Здесь можно вспомнить о двойственном значении черного цвета у традиционалиста Рене Генона (1987-1951). Генон говорил, что черный цвет обозначает и «высшую непроявленность» (небытие, асат в индуизме, мир чистой возможности) и вместе с тем «тьму материи»⁽²⁰⁾.

Поэтому социальная идентификация комплекса мистического ноктюрна представляет собой определенную проблему и нуждается в более подробном выяснении.

В качестве примера, можно привести период буржуазно-демократических революций, которые захлестнули Европу, начиная с эпохи Возрождения и сформировали социально-политический пейзаж Нового времени. Подъем третьего сословия (ему соответствуют синтетические – циклические – мифы ноктюрна) сопровождался в культуре подъемом тем титанизма и прометеизма.

Объяснение гетеротелии и сбоев в работе социального логоса

Благодаря социологическим конструкциям Жильбера Дюрана у нас открывается возможность дать объяснение таким явлениям, которые привели социологов к убежденности в недостаточности классической социо-культурной топики ( о чем подробнее говорилось в первой лекции).

Учет мифологических режимов объясняет нам сбои в рациональном причинно-следственном функционировании общества: режим ноктюрна аффектирует диурнические структуры на уровне индивидуум, групп и коллективов.

Кроме того, те стороны диурнического мифа, которые не вошли в легитимные модели социального логоса (мускулиноидная агрессивность, стремительность, радикальность, разрыв и т.д.), также осуществляют бессознательную работу по подтачиванию этого логоса. Бессознательная сторона во всех ее режимах и , в первую очередь, жизнь в регистре эвфемизма, срывает четкие механические и героические проекты логоса. Но так как сам логос есть не весь диурнический миф, а его часть, то саботаж работы логоса проистекает еще и из самого диурна – из тех его областей, которые остались на уровне мифа и не перешли в статус рациональных систем. Наблюдение за этим явлением позволило Ницше поместить в знаменатель структуралистской дроби волю к власти.

Структурализм Маркса, помещающий в основание (базис) материальные и трудовые процессы, напротив, акцентирует логику драматического ноктюрна, выползающего на дневной свет в форме социалистических революций вслед за первой волной феминоидов – буржуа, которые готовят пролетариату путь. В конце концов, по этой логике в социальную сферу должны проникнуть носители мистического ноктюрна – «черные маги» (чего-то подобного и ожидали в будущем философы-традиционалисты – Ю.Эвола, Р.Генон, говоря о «великой пародии» и воцарении «антихриста», к которой приведет процесс снисхождения по кастовой лестнице).

Этнос и мифологические режимы

Забегая вперед в нашем курсе, можно сказать, что еще более ярко проявляют себя мифологические режимы в сфере этносов. Этнос, будучи сообществом людей по крови, в еще большей степени есть сообщество людей по мифу.

Этнос объединяется общностью мифа, общностью сновидений, общностью структуры воображения. Поэтому при исследовании особенностей этнических культур миф вообще выходит на первый план и служит выкройкой, кодом как для понимания бессознательного, так и особенностей социального и культурного логоса в его этническом выражении.

Это мы продолжим разбирать в дальнейших исследованиях, показывая как режимы воображения аффектируют этнические и национальные культуры, социальные и политические институты, процессы и формы.

Примечания:

(1) Экстаз (extasiz) по-гречески дословно «выхождение из себя». Неологизм, предложенный Элиаде, «энтаз», entasiz, означает дословно «вхождение внутрь в себя», вглубь своего я».

(2) У гениального современного поэта и культуролога Евгения Головина есть такие строки:

«Кто-то идет рядом с нами и в походке виден ум --

Вместо этой дряни на плечах аквариум».

(3) А.Дугин «Философия Традиционализма», М., 2002, стр. 590

(4) См. Г.Башляр «Вода и грезы», М., 1998

(5) Жильбер Дюран называет их также «структурными полюсами» или «схемами».

(6) В.М.Бехтерев "Основы общей рефлексологии" , Петербург, 1923

(7) Теологические и культурные аспекты этого я анализировал в работе «Философия традиционализма», ук. соч., в разделе «Опыт разрыва. Боль и число».

(8) См. Г.Башляр «Грезы о воздухе», М., 1999

(9) К.Г.Юнг «Психология и алхимия», М., 2003

(10) О.де Бальзак «Серафита», М., 1996

(11) Этот факт установил последователь и однофамилец Дюрана психолог и психиатр Ив Дюран в многолетных своих экспериментах (длившихся более 30 лет) по выявлению структур воображения через тест АТ.9 («Архетипический Тест из 9 компонентов). См. Yves Durand, Une technique d’étude de l’imaginaire, Paris, L’Harmattan, 2005

(12) Стокгольмский синдром – психологическое явление, когда заложники добровольно переходят на сторону террористов, которые их захватили и активно действуют заодно  с ними. В основе его лежит психологическое стремление преодолеть невыносимое состояние полной беспомощности и зависимости.

(13) В.Пропп «Исторические корни волшебной сказки», Л., 1976

(14) – клейкий, вязкий) ввел zorcsilgТермин «глишроид» (от греческого  Эдуард Пишон (1908-1940) французский грамматик и психоаналитик.

(15) Герман Роршах (1884 — 1922) швейцарский  психиатр и психолог, разработавший системы визуальных тестов, представляющих собой ничего не означающие цветовые пятна, которые он предлагал опрашиваемым описать ассоциативно и связать между собой.

(16) V. Hugo  «La Fin de Satan»,  P.,1886

(17) A.Gide «Le Prométée mal enchainé», P.,1899

(18) В социологической науке наиболее последовательно проводил критику прогресса Питирим Сорокин – см. П.Сорокин «Социальная и культурная динамика», М.,2006

(19) Латинское слово «proles», дословно «производитель детей», «пролетарий» насмешливое название, данное аристократией неимущим слоям Рима, способным только «производить детей».

(20) Р.Генон «Символы священной науки», М., 1997