Надо научиться отвечать за свои слова. У нас все получается
на словах хорошо, а на деле чудовищно. Пусть будет лучше на словах не так
хорошо, а на деле не так плохо. По поводу человека познающего, созидающего и
верующего. Надо четко осознавать, что это разные фигуры, относящиеся к
различным социокультурным парадигмам.
Человек верующий – это ключевая фигура общества традиционного
(Премодерна), это -- его антропологический норматив. «Сказал безумный в сердце
своем, несть Бог», утверждает Псалтырь. Не верить в Бога, значит быть безумным,
быть аномальным, быть ущербным. То есть верующий человек обосновывает свое
место в бытии через безусловную и слепую, если угодно, веру. Бога никто и нигде
не видел. Поэтому «блаженны не видевшие, но уверовавшие». Вера –
самостоятельное и самодостаточное явление, и в философском смысле и в
онтологическом. Вера конституирует реальность – разум и бытие, субъект и объект.
Вера не познает реальность и не созидает ее. Реальность выпрастывается из
самого акта веры. Веришь – будет, есть, не веришь, нет. И нечего познавать и
созидать. Христос говорил: «если бы ваша вера была величиной с горчичное зерно,
вы сказали бы, горе сей, переместись, и она переместилась бы».
Человек верующий при этом всегда жестко структурирован. Всякая
вера сводится к символу Веры. Невозможно верить во что ни попадя. Вера всегда в
это или то. И то и это, развертываясь, ткут для нас мир. Мир веры. Когда в
православном символе веры говорится «Верую во Единого Бога Отца, Творца небу и
земли, видимым же всем и невидимым», постулируются не только «невидимые»
(ангелы, духи), требующие веры для банального сознания, но и небо и земля якобы
веры не требующие, а требующие простого акта созерцания. Оказывается, нет,
веруешь в Творца, получаешь и землю, созданную им, как результат. Но вместе с
очевидной землей, получаешь и «невидимых». А вот откажешься верить в
«невидимых», исчезнет и земля, которую придется обосновывать иными способами.
Таков человек верующий: то, во что он верит, развертывает все остальное, и вся
онтология держится на вере.
Человек верующий принадлежит к парадигме Премодерна. Там ему
и место. Какое он имеет отношение к нам?
Человек познающий. Тут мы сменяем регистр. Это парадигма
Модерна. Накопление знаний по Ф.Бэкону,
освобождение от предрассудков и постановка всего под сомнение (Декарт),
недоверие к догмам, структура научных революций по Куну и пролиферация гипотез
по Фейерабенду. Совсем другой
человек. Между человеком верующим и человеком познающим пропасть, непреодолимый
барьер, вражда, антагонизм. Они исходят из разных и несводимых базовых
установок. У них различна гносеология и онтология. У человека верующего бытие
есть следствие веры. У человека познающего – бытие обнаруживается в процессе
познания. А познание предполагает наличие субъекта (res cogens) и объекта (res
extensa). Вера может обойтись и без того и без другого:и сотворил Господь небо и землю.
Человек создающий – это субпродукт человека познающего.
Освободившись от веры, он сам берет на себя функции Творца. Познавая, онсоздает, а, создавая, познает. И все это,
потому что не верует.
Между человеком верующим и человеком познающим (он же
созидающий) война: или-или. В этом вся суть динамики Модерна. Модерн (со своим
центром --человеком познающим) бился с
Премодерном (то есть с человеком верующим), и победил. И казалось бы все.
Но, видимо, не все, раз наши дни Санкт-Петерубргской
философии совмещают эти понятия, и не ставят между ними разделительного союза –
или, против, либо.
Почему такое возможно? Почему среди нас, философов и ученых,
ничто же сумняшися священник – отец Георгий и еще пытается нас уверить, что,
мол, наука немного ошиблась, отбросив Бога, и что это досадное и второстепенное
недоразумение стоит исправить? Ничего себе недоразумение! Несколько сот лет
Модерн уничтожал, осмеивал, выжигал веру, истязал и развенчивал человека
верующего, подвергал Вандею геноциду, а русских православных расстреливал,
ссылал на Соловки, взрывал Церкви, вырезал комиссарскими руками языки детишкам
из церковного хора, поющим аллилую… Это война науки против веры с миллионами
жертв, это что «детали»? «Нюансы»? Наука-то в том и состоит, что убеждена,
будто «Бог умер». Это сказал Ницше,
но сказал-то за всех, за весь Модерн. «Бог умер, вы убили его, вы и я», так это
место звучит в изначальной редакции. Ничего себе – «деталь»…
Если мы будем произносить на одном дыханиито, что разделяют реки крови, то мы оскорбим
и унизим и тех и других: и человека познающего и человека верующего. Окажется,
что их страстность, их огонь, их дух, их стойкость в отстаивании своих парадигм
– это нечто случайное, а мы, теплохладные наблюдатели начала XXI века, готовы
поставить между мучениками и палачами этой великой борьбы парадигм безразличный
знак равенства.
Вера сжигает разум («мы же исповедуем Христа распятого,
иудеем же соблазн, эллинам же безумие», писал апостол Павел – познающим эллинам
вера христиан – безумие). Разум, познание остужает веру.
Итак, что же мы разбираем и обсуждаем?
Это, кстати не так важно, скорее интересно то, когда мы это
обсуждаем, в какую эпоху? И как только мы сделаем эту поправку, все станет на
свои места и объяснит безразличные запятые в названии нашего философского
собрания.
Мы живем в эпоху Постмодерна. Это -- эпоха, когда Модерн
заканчивается, но возврата к Премодерну (традиционному обществу) не наступает.
Такое вот тонкое скольжение по острию. Только в Постмодерне всем наплевать на
человека познающего, на человека верующего, человека созидающего в такой
степени, что их можно перечислять через запятую. Конгресс посвящен белому,
черному, плохому, хорошему, пороку, добродетели. Coincidentia oppositorum.
Но не совсем, не синтез, а десемантизация, выхолащивание
смыслов. Нам плевать в равной степени на веру и на познание, поэтому мы с
равной скукой прослушаем выступление философа науки академика Степина и православного священника отца
Георгия. Мы не солидаризуемся ни с тем, ни с другим, и даже не заметим, что они
говорили нечто прямо противоположное: не бросались друг на друга с кулаками, ну
и хорошо. Доклады незаметно перерастают в тост за «все хорошее».
В Постмодерне нет человека верующего (его уже давно нет в
качестве конституированной антропологической нормативной фигуры). Но в нем нет и
человека познающего – идея накопления знаний и прогресса развенчана
структурализмом и структурной социологией, и осмеяна постструктурализмом с его
ризоматической (Делез) стратегией
тела без органов. Поэтому-то в президиуме присутствуют священник и академический
ученый – их усадил за один стол Постмодерн, он же – своим ироничным дыханием –
юкстапонировал их дискурсы таким образом, чтобы они вплелись в ритмический сон
гротескного цитирования.
Если в Постмодерне нет человека верующего (он, вернее есть,
но в качестве freak out show), нет познающего. Какой же есть?
Общество Постмодерна – общество информационное. Значит, на
место человека познающего (Модерн) приходит человек информированный. Что такое
информация? Это - знание, лишенное смысла. Чем больше человек информирован, тем
меньше он понимает. Смысл есть операция иерархизации потоков информации,
отбрасывания лишнего. В конце концов, как показывает Луман, знание основано на исключении информации, то есть на
фильтрации и декодировании избранных (отобранных) и иерархизированных
аггломератов.Чем больше и интенсивнее
поток информации, тем более она становится бессмысленной. Информированный
человек Постмодерна в курсе всего, но ничего не знает конкретно. Он оперирует с
все возрастающими массивами информации, но понимает в них все меньше и меньше.
В пределе информационного общества – открытого, транспарентного – человек будет
знать все, но не понимать ничего. Он уже сейчас прогрессирует в этом, легко
сочетая Премодерн (попа) с Модерном (академиком) не понимая, что нарушает все
мыслимые правила кода. Человек информированный узнает из нашего заседания
больше, но поймет меньше. Будучи более не верующим, и не познающим, у него есть
новые степени свободы. Но эта свобода – есть «свобода от», либеральная свобода
ничего не понимать, но не чувствовать при этом никакого дискомфорта –
информация же поступает, значит, все в норме, мы подключены. Это - свобода в
рамках раскрепощенного скептического безумия и номадического шизоанализа,
нежели в просторах рассудка или (запоздалой) веры.
Последнее. Что сближает человека верующего и человека
познающего по ту сторону их брутальной непримиримости и кровавого конфликта?
То, что, будучи полярностями, они остаются людьми. В них есть кое-что – да что
там, довольно много – от человека. Верит ли, познает ли – ecce homo, се
человек.
Человек информированный, конструкт Постмодерна это шаг за
грань человека. Боюсь, что это шаг необратим. Постмодерн предполагает
постчеловечество. Несравненная феминистка Донна
Харавэй в своем «Манифесте киборга» права (в контексте Постмодерна).
Человек – это слишком тоталитарный, нетолерантный и эксклюзивный конструкт.
Индивидуум (а еще лучшее дивидуум) будет более свободным и пластичным без
человека, или, по меньшей мере, если его скрестить с механизмом или компьютером.
Вот это и объединяет человека верующего и человека
познающего: они оказываются в одном окопе перед лицом наступающего
пост-человека, рождающегося пока в среде маргинальной философии и авангардной
культуры, но готовящегося вот-вот полнокровно выступить на авансцену.
Я думаю, что последним бастионом философии является дилемма:
человек против постчловеческого индивидуума (или дивидуума). За этим пределом
начинается поле сетевой онтологии, пространство ризомы. В нем, боюсь, никакой
проблемы поставить уже не удастся. Человек подскользнется на глянце гламурных
журналов и в «гладком пространстве» (l'espace lisse) Делеза, мягко сползет в
ничто (а воля к ничто, по Делезу, и есть национально-освободительная программа
Постмодерна).