А.Г. Дугин. Обществоведение. Часть 2. Раздел 4.

Государство как явление. Государства как особый тип организации общественно-политической системы появляются в истории человечества начиная с глубокой древности. Древнейшие государства возникли на территориях Дальнего Востока и Передней Азии. Одни государства разрушались, а другие создавались на их месте с иной политической или религиозной системой, правящей элитой, национальной идеей.
Государство отличается от других социально-политических форм тем, что имеет
•    административный аппарат,
•    территориальные границы,
•    свод законов и нормативных уложений, фиксированных в официальных документах,
•    регулярную армию, призванную обеспечивать гражданам безопасность от внешнего вторжения врагов,
•    структуры правопорядка, имеющие мандат на осуществление легитимного насилия в отношении государственных подданных, нарушающих законы.

Государство порождается народом. Чаще всего в истории государства возникали на стадии осознания народом своего исторического единства и своего предназначения, в тот момент, когда этнос превращался в народ. Осознав свое бытие в истории, народ вырабатывал инструмент защиты от внешних вызовов и оформлял свою собственную национальную идею в фиксированной политической и правовой системе. Этим инструментом и было государство, как выражение осознанного и рационально оформленного бытия народа.

 

Государство как решимость народа самому творить свою историю. Государство - это фиксация народа в пространстве (территориальные границы) и во времени (форма исторической государственности). Народ как исторический субъект воплощает в государстве свое понимание пространства и времени, оформленное в политико-правовой системе и в соответствующем административном аппарате.
Этнос, становясь народом, проявляет себя как целостное существо, способное активно действовать в истории и осознанно творить коллективную судьбу. В этом процессе этнос преодолевает инерцию своего бытия, добавляя к консервативному следованию традиции волю, направленную в будущее. Наличие этой воли, обращенной в будущее, является характерной отличительной чертой народа. А конкретным воплощением этой воли, ее оформлением в реальном бытии, во времени и в пространстве является государство.
Государство есть не что иное, как воплощенная в реальности решимость народа самому творить историю.
В изначальном замысле государство выражает творческую мощь народа, являясь ее зримым проявлением. Вместе с тем государство предполагает некоторое отчуждение создаваемой административной системы от стихии народного бытия, придание иерархии, закону, политико-административной системе и аппарату легитимного насилия определенной самостоятельности. В государстве народная жизнь застывает как в остановленном кадре, фиксируя в рациональной системе энергию исторического момента и географических и ландшафтных особенностей.

Государство фиксировано во времени и в пространстве. Государство имеет строгую привязку к пространству (его территория) и ко времени (условия его возникновения, специфика конкретной политической и административной системы). Народ же, создающий государство, может выходить далеко за эти границы - и в пространстве, расширяя ареал своего местопребывания, и во времени, существуя до государства, вне его и после него. И хотя на начальном этапе именно народ творит государство, как свое продолжение, постепенно пути развития государства и народа могут расходиться, как расходится судьба живого существа с его изображением или голограммой. Поэтому между народом и созданным им государством периодически возникают конфликты, которые приводят к изменениям политической или идеологической системы, переворотам, правовым и административным реформам, революциям или даже к распаду государства, а в определенных сулчаях и к гибели народа.

Диалектика народ-государство. Между народом и государством существуют диалектические отношения: являясь на первом этапе почти одним и тем же, постепенно они расходятся и часто приходят к противостоянию и оппозиции.
При этом существуют народы, которые долгие периоды живут без государства, и тем не менее остаются именно народами - т.е. полноценными сознательными субъектами истории (например, еврейский народ в изгнании).
Народ как субъект порождает государство как инструментальный объект, но постепенно государство может приобретать видимость самостоятельного бытия и при определенных обстоятельствах идти против воли народа, становясь источником подавления и насилия над тем, кто его породил. В некоторых случаях государство само претендует на роль субъекта политической истории, рассматривая создавший его народ как нечто преодоленное, несовершенное и нуждающееся в опеке и управлении со стороны высшей инстанции. В такой конфликтной ситуации государство отнимает у народа его высший статус исторического субъекта и приписывает самому себе.
Между этими двумя крайностями - государство как тень и послушный инструмент народа и государство как отчужденный аппарат угнетения и подавления народа - существует множество промежуточных вариантов, отражающих многообразие исторических и географических форм государственности. Все эти варианты располагаются между двумя пограничными случаями: государством-народом (народным государством) с одной стороны, и государством-машиной, с другой.
Каждое историческое государство описывается через ряд основных критериев. Главным и наиболее глубоким критерием является его отношение к народу (а также к этносам и общественной системе), строгое определение качества их диалектического соотношения.

Государство в пространстве. Другой важнейшей характеристикой является пространственное и географическое местонахождение государства, структура и качество его территорий и границ. От этого зависит во многом специфика государственной системы. Политология выделяет три типа государств в их отношении к пространству: города-государства, государства-территории и государства-континенты.

Города-государства. Наиболее древними пространственными формами были города-государства, которые включали в свои границы предместья и прилегающие сельские районы.
Города-государства существовали в Междуречье, Древнем Египте, Древней Греции. От названия греческого города-государства – «полис» -ведет свое наименование политика. Для города-государства характерно однородное социально-политическое и культурное пространство, высокая степень концентрации публичных и властных институтов. В городе-государстве наглядно проявлен тотальный характер политического начала, которое окружает человека со всех сторон, полностью предопределяя среду обитания, заменяя  естественное (природное) искусственным (рукотворным). Города-государства всегда брались за идеальный образец для политических систем, так как именно в городах порядок, право, сосредоточение  административных учреждений и иные атрибуты государственности сосредоточены максимально плотно, в то время как в сельских районах (не говоря уже о незаселенных территориях) этих знаков присутствия государства намного меньше.
Города-государства сохранились и в Средневековой Европе. В некотором смысле русский Новгород до его окончательного закрепления за Московскими царями можно считать городом-государством.

Государства-территории. Второй пространственной формой являются государства-территории. Они имеют в своих границах разнородные культурные ландшафты, городские центры и протяженные сельские территории, а также зоны необжитых земель. Политико-социальное пространство государства-территории устроено более сложным образом и делает важнейшими элементами коммуникации, мобильные войсковые отряды (для защиты от вторжений), укрепление искусственных границ  (в случае города-государства совпадающих с естественной архитектурой города и предместий).
Государство-территория вынуждено присутствует на всем подконтрольном тему пространстве неравномерным образом  где-то государственность более наглядна, где-то менее. Государство-территория тяготеет  к превращению всей зоны в однородную среду, так как это облегчает и упрощает систему управления. Наиболее рациональной моделью политической организации государства-территории является государство-нация.

Государства-континенты. Третьей пространственной формой является государство-континент. Здесь достигается максимальная степень сложности организации политического пространства. В государство-континент включены не только города-государства, но и государства-территории в качестве полусамостоятельных единиц, что делает его политическую структуру многомерной. Государство-континент обладает таким пространственным масштабом, что о превращении всей его зоны в однородную не может быть и речи, и политические инстанции центральной власти вынуждены терпеть социо-культурное многообразие его частей.

Значение ландшафта для пространственных типов государств.

Потамическая теория. Во всех трех пространственных типах государств большое значение имеет ландшафт, в который они вписаны. В случае городов-государств чрезвычайно важна их локализация: расположенность на горах или равнинах, в лесах или пустынях,  удаленность от них речных или морских просторов и т.д.  Окружающий ландшафт часто существенно влияет на политико-культурные формы, складывающиеся в городах-государствах.  Так, портовые Афины с развитой морской торговлей выстроили демократические институты. А внутриконтинентальная Спарта, далекая от торговых путей, породила воинственно-аристократическую политическую культуру.
В случае государства-территории чрезвычайно важно, какие ландшафты входят в его границы, какова географическая природа этих границ (горы, реки, береговые зоны и т.д.), как расположены речные коммуникации.
В потамической  (от греч. «потамос» -- «река»)теории  происхождения государств  (К.Веттфогель, Р.Хенниг, Л.Керхольц) утверждается, что государства-территории возникают там, где маршруты основных рек расположены радиально и пересекаются  друг с другом (пусть с некоторыми сухопутными вкраплениями, которые при желании можно преодолеть волоком). Если же главные реки текут параллельно друг другу, развитие государственности происходит с существенной задержкой. Примеры этого можно увидеть в странах Европы: Франция с ее радиальными реками довольно быстро приобретает черты государства, а Германия, где реки текут параллельно друг другу, отстает в этом процессе на несколько веков. Так же в России – радиальные реки Среднерусской возвышенности, и особенно волжско-окского бассейна, способствуют развитию прочной государственности, а параллельное течение Дона и Днепра на Западе и сибирских рек на Востоке, напротив, становление государственности замедляет. Карл Виттфогель (1896-1988) построил на этом основании теорию «гидравлических обществ», утверждающую, что в истоках государств лежит форма рационального использования людьми водных ресурсов. По Виттфогелю, чем более сложной является система водоснабжения (включая реки, озера, искусственные ирригационные системы, колодцы, источники и т.д.), тем большей централизации политической власти она требует.
Для государств-континентов принципиальными являются  уже не просто ландшафтные условия, но  соотношение границ с материковыми зонами – морским или океанским побережьем, доступам к проливам и т.д. Здесь политика приобретает планетарный мировой масштаб. Поэтому государство-континент называются также «государством-миром» (П.Савицкий). Государство-континент всегда в той или иной степени является «империей». Более детально эту классификацию разрабатывают геополитика и геостратегия.

Государства в историческом развитии. Еще одним критерием в определении типа государственности является политическая специфика его устройства. Одно и то же государство, созданное одним и тем же народом и находящееся приблизительно в тех же пространственных пределах может в ходе исторического процесса менять свои политико-правовые формы, превращаясь из республики в монархию, из империи в федерацию или унитарное образование, из деспотии в демократию и т.д. Поэтому изучение конкретных политико-правовых и идеологических форм государства должно осуществляться в исторической перспективе.

Единой схемы развития государства не существует. Разнообразие возможных исторических оценок делает невозможным однозначное описание логики развития государственных систем. В зависимости от того, на какой позиции стоит тот или иной исследователь, разделяет ли он прогрессистские, консервативные или «перманентистские» подходы, история становления и развития любого государства будет рассматриваться совершенно различно. Поэтому для научной точности и объективности следует воздерживаться от чрезмерных идеологических обобщений, но описывать те или иные типы государств и стадии их развития на основании достоверного исторического материала, стараясь избегать слишком масштабных обобщений. Если в истории одного государства - например, Древнего Рима - установление монархического правления следует за республиканскими формами, это еще не значит, что это общее правило и все республики обречены стать монархиями. Или наоборот, если в западно-европейских государствах  Нового времени феодальные системы уступили место буржуазно-демократическим режимам, это еще не значит, что точно также должно обстоять дело и со всеми остальными государствами, имеющими какие-то признаки феодальной системы. Беспристрастное знакомство с судьбой различных государств на протяжении всей мировой истории убеждает, что любые трансформации почти всегда обратимы, правила и закономерности, подтверждаемые одним рядом исторических явлений, опровергаются  другим. Поэтому несмотря на техническое удобство описания системы эволюции государств по какой-то одной общей схеме (как это делали, например, марксисты - от рабовладельческого государства до коммунистического общества), это явно не соответствует исторической реальности и является недопустимой натяжкой.
Четко фиксируя политико-административную и идеологическую специфику того или иного государства, следует стремиться корректно описать его в определенном историческом контексте, стараясь всячески избегать таких выражений как «данное государство еще не вступило в эпоху буржуазных отношений» или «данное государство уже вышло из рабовладельческой стадии», ведь «если не вступило, то не факт, что вступит», а если «вышло, то не факт, что снова не войдет». И хотя определенные закономерности отрицать трудно, всякий раз, когда мы с ними сталкиваемся, необходимо тщательно изучать, не является ли сходство с историей других государств и конкретных этапов их истории лишь формальным, внешним, и не скрываются ли под ним глубинные различия?

 

Сравнение государств между собой неправомочно из-за отсутствия универсального критерия. Государство описывается через отношение к народу, через пространственно-географическое местоположение и историческую специфику политико-идеологических и административно-правовых форм. Каждое государство в этом отношении уникально, и никакой общей шкалы оценки не существует. Нельзя сказать, что данное государство в данный момент времени лучше другого государства в другой (или в тот же) момент времени. Никакой общей шкалы не существует, и любые мнения и оценки отражают лишь субъективную позицию отдельного человека или группы, объединенной какой-то вполне конкретной идеологией.

Типы и форма государств. Перечислим наиболее распространенные критерии, по которым могут быть классифицированы государства. В современной теории права и государства базовым понятием, служащим этой цели, является термин «форма государства», т.е. система принципов, характеризующих механизм организации власти и территории. Элементами формы государства являются:

•    форма правления, отражающая принципы формирования, функционирования и преемственности власти (монархия, республика и их разновидности);

•    форма территориального (иногда – административно-территориального или национально-территориального) устройства, характеризующая распределение полномочий между государственными органами в центре и на местах (империя, федерация, конфедерация, унитарное государство);

•    политический режим, описывающий доминирующий метод государственного управления (деспотия, тирания, диктатура, демократия и др.) 
Из сочетания указанных элементов формы государства в том или ином географическом, религиозном, социо-культурном и экономическом контексте складываются самобытные типы государственности, которых может быть достаточно много и которые варьируются на различных исторических этапах.

Теократия. В древнем мире одной из наиболее часто встречающихся форм государственности является «теократия» (от греч. «теос», «бог» и «кратос» «власть»; дословно «богоначалие»). Теократиями были Древний Египет, Ассиро-Вавилонское царство, государства Древней Индии, буддистский Тибет и многие другие государства. В центре теократического общества стоит каста жрецов, считающаяся высшим сословием, которое определяет и формирует государственную идеологию, учреждает преобладающую систему ценностей, решает основные государственные вопросы (войны и мира, реформ, налогов, законов и т.д.), непосредственно следит за функционированием всей административной и репрессивной системы.
В теократическом обществе царит атмосфера символизма и сакральности (священности). Государство осознается как проявление божественной реальности, а сами жрецы как «боги во плоти», призванные вести все остальное население к интеграции в божественный порядок.
В таком государстве в основе всего лежит миф. Все функции - исполнение обрядов, воинские обязанности, торговля, ремесленничество, земледелие и даже бытовые домашние дела - наделены глубоким символическим смыслом. Человек в теократическом государстве постоянно пребывает в пространстве непрерывной мистерии: грань между небесным и земным стерта, равно как и барьеры между жизнью и смертью. Физическое существование мыслится как незначительный эпизод в бесконечных метаморфозах души, предшествующих рождению и продолжающихся по ту сторону могилы. Все сферы общественной деятельности, включая ведение хозяйства и грубый труд, пронизаны духовными устремлениями и основаны на символизме.
Человек в теократическом государстве мыслится как временное местопребывание высшего духа. Такое общество мало внимания уделяет завоеваниям соседних государств, материальному процветанию или бытоустроительству. Взоры всех его членов обращены в потустороннее, структуры которого отражаются в священном характере самой государственной системы. Религия, по сути, сливается здесь с государственностью вплоть до неразличимости.
Наиболее активно в мистерии государственности  выполняют правящие в обществе жрецы. Наиболее пассивно - крестьяне  ремесленники. Между ними - каста воинов. А рабы, как правило, являющиеся воинами побежденных отрядов из других государств или племен, вообще не рассматриваются в качестве самостоятельных лиц. Это положение рабов, занимающихся исключительно трудовой и хозяйственной деятельностью, но лишенных соучастия в мифе и в культах, показательно. Собственно «экономика» в отрыве от мифа и обряда находится на периферии такого теократического государства, и те, кто занимаются только ей, практически не считаются людьми. В индийской кастовой системе такие люди назывались «чандалами». Труд третьей касты – крестьян, ремесленников и торговцев - считался ценным в той степени, в какой производимые (или распространяемые) ими продукты и предметы имели символическое значение, а сама структура трудового процесса воспроизводила логику священного ритуала.
Философ Платон (427-347 до н.э.)  в своем изображении идеального государства описал именно теократию, только вместо касты жрецов у него была каста философов (что в его случае было почти тождественно).
Марксистская школа, ставящая во главу угла экономическую сферу, называет теократические государства «рабовладельческими», подчеркивая, что основным экономическим классом в них являлись рабы. Но для самих жителей такого общества наличие или отсутствие рабов было чем-то совершенно второстепенным, более того, институт рабства возник как выражение отвлеченности теократических обществ от земной материальной проблематики и их сосредоточенности на духовных областях. Если в обществе грубым материальным трудом занимаются самые презренные касты, это значит, что сама сфера материального производства не входит в состав высших ценностей. Поэтому такое общество точнее назвать именно теократическим, поскольку самой яркой его чертой является постановка Божества (и служителей культа) во главу всей государственной системы.
В древнем Вавилоне даже брак главы теократического государства считался общегосударственным делом, так как в нем все подданные видели прямо отражение «иерогамии» -совокупления мужского и женского божеств, что должно было давать плодородие, мир и преуспеяние всем подданным государства.
Теократическое устройство государства повлияло на другие смешанные формы государственности. Следы теократии мы находим и в институте папства на Западе, где уже не существовало отождествления жрецов (священников) с Богом, но тем не менее их позиции в государственной системе оставались значительными.

Монархия и военно-аристократические государства. В чистом виде военное сословие считалось высшей властью в государствах иного типа - в монархиях и феодальных обществах. Государства, во главе которых стоят не жрецы, а воины-аристократы, под предводительством «первого из равных», обычно называют «монархиями» (от греч. «монос» - «один» и «архе», «власть»; «монархия» дословно означает «единоначалие»). В монархиях, как правило, каста жрецов также присутствует и остается чрезвычайно влиятельной, но акценты здесь расставлены несколько иначе. Во главе ценностной системы находится не столько созерцание, обращенность к потусторонним силам, обрядам и ритуалам, сколько воинственный дух, экспансия, агрессия и иные черты, свойственные воинскому типу личности. По определению, монархии управляются единолично и представляют собой пирамидальные иерархии, во главе которых стоит суверен, князь, «принц». Этот иерархический треугольник предполагает личную преданность высших аристократов правителю-монарху. При феодальной системе этот принцип личной преданности распространяется и на вассалов каждого из аристократов и так вплоть до крестьян и ремесленников. Государство монархического типа представляет собой увеличенную в масштабе систему войска и армейской дисциплины, где основной этической нормой является подчинение, верность, храбрость и стойкость к лишениям.
Экономические аспекты деятельности в монархическом обществе также остаются периферийными и второстепенными, и забота о них напоминает заботу командиров о прокорме войск во время военного похода или поиска средств на организацию нового нашествия. Монархическая система во главу угла ставит верность господину, силу и мужество. Такие государственные системы в отличие от теократий даже в самом мифе и священных доктринах подчеркивают именно воинственный конфликтный аспект, воспевая личную доблесть и часто обещая воинам, павшим на поле боя, вечные наслаждения по ту сторону смерти (валькирии в скандинавских мифах, небесные девы, гурии, в исламе и т.д.).

Демократия в древних обществах. Еще одной разновидностью государственной системы является «демократия» (от греч. «демос», «народ» и «кратос», «власть»; дословно «народовластие»). Демократические системы известны с глубокой древности и имеют различные формы. Среди греческих городов-государств наиболее законченная демократия была построена в Афинах. Эта система предполагала соучастие в решении основных политических вопросов всех граждан города, которые при помощи процедур прямого голосования выбирали вождей и старейшин для принятия жизненно важных постановлений. Соучастие в решении распространялось, однако, только на свободных и состоятельных мужчин, являющихся коренными жителями Афин, из этого процесса были исключены женщины, рабы и мигранты, т.е. «неграждане», которых афинское право называло «идиотес» (откуда пошло современное слово «идиот»).
Другой формой демократии были древне-германский тинг или древнерусское вече, но и здесь участниками могли быть только полноценные и полноправные члены общины.
В органических демократиях и аристократиях все вопросы решались единогласно, а спорные темы обсуждались до тех пор, пока все не придут к одному мнению. В юридической науке этот принцип именуется «liberum veto» (лат. «свободное вето»).  В России его держались до Петра Первого, который ввел в Сенате и коллегиях голосование по принципу «большинство-меньшинство».
Пример афинской демократии или германского тинга показывает, что демократия вполне может сочетаться с рабовладением, и, также как и теократия или монархия, рассматривать хозяйственные проблемы и материальное производство как нечто второстепенное и не заслуживающее внимания инстанций.

Аристократические системы. Феодализм. В аристократических системах право голоса при обсуждении и решении важнейших вопросов предоставлялось не всем гражданам, а только представителям знати. Таким образом, аристократическая система представляет собой промежуточную модель между монархией, где верховным правителем является единственная личность, и демократией, где власть рассредоточена между всеми гражданами.
Последовательно проведенный принцип аристократического устройства общества дает феодальную систему, где крупные феодалы (аристократы) составляют основу  правящего класса, разделяя между собой власть – в зависимости от конкретного баланса сил, сложившигося между ними, и на договорной основе.

Элементы различных типов государственности могут сосуществовать в одном и том же обществе. Все четыре типа государственного устройства - теократию, монархию, аристократию и демократию - мы встречаем на всем протяжении мировой истории, причем сплошь и рядом эти типы выступают не в чистом виде, а в сочетании. В некоторых государственных системах наличествуют сразу все эти элементы. К примеру, в эпоху Ивана Грозного (XVI век) на Руси мы видим и теократию в лице  православной церкви, определяющей основные ценности государства и саму цель его существования, и самодержавную монархию в лице царя Ивана Васильевича (1530-1584), и могущество вельможных бояр (родовой аристократии), и элементы демократии (земское и губное самоуправление). 
Проследить строгую логику смены этих типов государственности невозможно, так как иногда они соприсутствуют в одном и том же государственном устройстве, изменяя соотношение в зависимости от конкретики исторических процессов.

Касты и кастовые государства. Традиционно в обществе легко выделить три основных социальных типа, которые в древности, как правило, были возведены в ранг каст («варн» в индуизме) и формировали кастовую систему, а в более современные эпохи выступали в качестве сословий. Эти социальные типы представляют собой жрецов, воинов и тружеников.
В истории индо-европейских народов (индусов, иранцев, греков, римлян, германцев, славян, кельтов, балтов и т.д.) трех-кастовая система прослеживается вплоть до глубокой древности и формирует основные мифологические, культурные и языковые формы.  Этому соответствует троичное представление о структуре человека, где выделяет дух, душа и тело. Жрецы соответствуют духу, воины - душе, труженики - телу. Государство мыслится как единое существо, как «большой человек». Поэтому теократия, монархия и демократия (где преобладают в первом случае жрецы, во втором - воины, а в третьем  соучаствуют все граждане, включая свободных тружеников) вполне могут быть соотнесены с  духом, душей и телом. Но как и в человеческом организме эти элементы сосуществуют и взаимодополняют друг друга, так и в государстве, осмысленном в кастовом ключе, все три основные касты являются необходимыми элементами.
В отличии от народа, где также есть естественная - подчас кастовая  - иерархия, государство формализует эти отношения, придает им законодательный, общеобязательный и фиксированный статус. Касты могут существовать - и существуют - и в этнической и в родо-племенной общности. Но лишь в государстве они приобретают  статус самостоятельных структур, оторванных от народной стихии. Поэтому кастовое, а позже сословное государство может приводить к искажению воли народного целого, так как высшие касты (сословия) при определенных обстоятельствах могут поставить свои интересы выше общенародных и превратить государство из инструмента исторической воли народа в свою частную собственность. В таком случае государство как система отчуждается от живоносной народной стихии и входит в противоречие с народным целым и его волей.
Это может происходить и в теократии, где возможна узурпация власти жрецами; и в монархии, где вероятными становятся деспотизм и тирания; и в демократии, где красноречивые демагоги и фанатики способны увлечь за собой массы в губительном направлении.

Тирания. Еще одним случаем отчуждения государства от народа является тирания, т.е. такой государственный строй, где полнота власти законным или незаконным образом переходит к одному лицу, которое начинает использовать государственный механизм в своих личных целях, нисколько не считаясь ни с традицией, ни с аристократией, ни с волей большинства, ни с духом народа. Тиран отличается от монарха (которым он номинально может являться) тем, что не соотносит свое правление ни с какой высшей инстанцией, приписывая суверенность не народу и даже не государству, а  только самому себе. Тирания или деспотизм описывают не методы, с помощью которых ведется управление государством, а именно индивидуальный, произвольный и не имеющий никакого отношения к народному волеизъявлению характер высшей власти. Если власть (и даже единоличная монархическая власть) подвергает народ насилию ради каких-то высших начал (религиозных, политических или этических), это еще не означает тирании. В определенных случаях такие действия (в том числе лишения, налоги, наказания, военный призыв и т.д.) оправдываются высшей необходимостью - отстаивать веру, свободу страны от врагов, чистоту нравов, а также укреплять безопасность и мощь государства в военных походах. Но когда властное принуждение теряет высший смысл, тогда и только тогда оно становится проявлением чистой тирании, а верховный властитель становится деспотом.
Случаи тирании, которую мы довольно часто встречаем в истории (римские императоры Калигула (12-41), Нерон (37-68), греческие тираны, бесчисленные жестокие азиатские и африканские царьки, некоторые европейские князья и монархи), отражают возможность государства и административного аппарата оторваться от порождающей его народной стихии настолько далеко, чтобы проникнуться иллюзией полной самодостаточности и безответственности, и вступить в прямой конфликт с инстанцией, которая это государство и создала.
Восстание как исторический долг народа в условиях тирании. При столкновении с тиранией историческим долгом народа становится восстание. Так как тирания представляет собой крайний предел отчуждения государственности от своих народных истоков, это означает, что сам процесс уже зашел чрезвычайно далеко, и иных способов уравновесить ситуацию, кроме восстания, у народа не осталось.
В акте восстания, направленного против деспотии, народ низвергает государственную систему, и учреждает новый политический цикл. Здесь не принципиально, произойдет ли при этом смена монархии на демократию, династический переворот или приход нового правящего класса. Основа государственной системы может остаться прежней. Главной задачей восстания является приведение государственной власти в соответствие с глубинным мировоззрением  народа, возвращение диалектических отношений народ-государство к стартовой черте, где обе реальности пребывают в единстве и гармонии, а государство эффективно исполняет основную стратегическую линию народного большинства, народа как органического целого.
Поэтому восстание против деспотии, в результате которого может иногда пасть и сама государственная система, является столь же важным и неотъемлемым правом народа, как и свобода создавать государство в своих исторических целях.

Диктатура: суверенная и комиссарская. В отличие от тирании или деспотии диктатура является формой политического правления, не связанной с узурпацией высшей политической власти отдельной личностью.

Диктатура означает такую систему государственного устройства, когда власть (правитель, правящая группа, партия или даже целый политический класс - например, «диктатура пролетариата») прибегает к методам управления, дублирующим официально закрепленные правовым образом государственные структуры. В Римской истории диктаторами назначали военачальников, которым предстояло совершить судьбоносные завоевания (Гай Юлий Цезарь (63 до н. э. - 14 н. э.), Сулла (138 – 78 до н.э.) и т.д.). Диктатура является лишь формой сосредоточения в руках власти дополнительных рычагов, которые не включаются в правовые нормативы чаще всего потому, что считаются временными мерами.
Принцип диктатуры основан на том обстоятельстве, что административный аппарат любого государства имеет некоторую инерцию, исполняет высшую волю руководства с определенным «трением». При этом государственные традиции и законы до определенной защищают чиновников от кары властелина. Такая система придает жизнедеятельности государства устойчивость в обычные времена, но становится препятствием тогда, когда надо осуществить экстренные шаги, реформы, преобразования или справиться с серьезной военной или политической угрозой. В таких случаях и возникает потребность в экстренном развертывании «параллельной иерархии», подчиненной только высшей власти, игнорирующей административную инерцию и наделенной чрезвычайными полномочиями. «Параллельная иерархия» всегда является временной мерой, и несмотря на огромные полномочия ее представителей, они, в отличие от обычных чиновников, не защищены законодательно. Они нужны только на период диктатуры и оцениваются только за то, как исполняют повеление диктатора.
Диктатуры делятся на суверенные и комиссарские.
Суверенная диктатура практически полностью совпадает с тиранией или деспотией, и означает такую систему государственного управления, когда отдельная личность сосредотачивает всю власть в одних руках, руководствуется лишь индивидуальными соображениями, интересами или прихотями, не считаясь с волей народа, и в добавок ко всему прочему использует для реализации своего произвола инструменты, не предусмотренные законом. Суверенная диктатура основана на тиранической узурпации властных функций как легальным путем, так и нелегальным. Суверенным диктатором может стать законно назначенный или избранный правитель, либо заговорщик или революционер. Смысл суверенной диктатуры не в том, что ее учредитель захватывает высшую власть нелегально, а в том, что он пользуется ею вопреки воле народа и с опорой на  нелегальные методы.

Комиссарская диктатура. В отличие от суверенной диктатуры комиссарская диктатура учреждается какой-то вполне конкретной политической инстанцией и служит понятной исторической цели, которую ставит перед собой коллектив - народ, каста, класс и т.д. В такой системе диктатор является «первым комиссаром» (от лат. «comissio» - «поручение»), так как он исполняет «политическое поручение», выдвинувшей его группы. В отличие от суверенного диктатора, диктатор-комиссар выполняет не свою волю, но конкретную политическую и историческую задачу, как правило, чрезвычайную и требующую нестандартных и непредусмотренных в нормативных кодексах действий.
При такой диктатуре те, кто исполняют волю диктатора, сами становятся комиссарами, т.е. реализуют не прихоть и произвол, но  четкую политическую и историческую задачу, смысл которой ясен и им самим, и тем, с кем им приходится взаимодействовать. Комиссарская диктатура оканчивается в тот момент, когда исчерпывается потребность в неправовых решениях и методах.

Империя. Совершенно особым типом государства является империя (государство-мир, государство-континент, государство-цивилизация).  Империя представляет собой максимальное обобщение объединяющего начала, которое может сформулировать народ, находящийся на пике своего исторического бытия. Империями были Древний Рим, царство Александра Великого, Византия, исламский халифат, орда Чингисхана, Австро-Венгерская империя, Российская империя и т.д.
Империя не предполагает какого-то определенного типа политического устройства, но чаще всего гигантский объем подконтрольных территорий требует единоличной императорской власти. Хотя Римская Империя долго время была Республикой и управлялась сенатом и народом Рима, а от их имени консулами.
Отличие империи от обычных государств  состоит в том, что имперская государственность включает в себя такое многообразие этнических, культурных и политических образований, что навязывание всем единообразной политической формы, на основании традиций и исторической  воли одного народа (в данном случае имперостроительного), становится невозможным. Империя включает в свой состав  разнообразные политические организмы, не разрушая их, но заставляя подчиняться определенной системе общих нормативов - правовых (как в Риме), религиозных (как в исламском халифате или в Византийской империи), административно-этических (как в орде Чингисхана). В составе империи могут свободно существовать не только этносы, но и целые культуры, религиозные общности, даже отдельные государства. Эти государства в составе империи сохраняют часть автономных полномочий и значительную свободу в самоуправлении, но высший суверенитет, т.е. право входить в любые военные союзы и объявлять войны, кому угодно, а также некоторые фискальные функции, передаются в исключительное ведение имперскому центру. При этом государство в составе империи обязано соблюдать некоторые элементы общеимперского права или религиозные требования (в случае религиозных империй).
Империи всегда почитались как нечто священное, так как объединение множества различных этносов в едином стратегическом организме воспринималось как «знак Провидения» и «воля небес». Этот «сверхъестественный» характер империй затрагивает не их формальную сторону, но их содержание. Империя получает смысл только как план осуществления высшей миссии, которая делегируется этносам, обществам и культурам.

Государство в Новое время. Эпоха Нового времени в Европе принесла с собой существенные изменения во все сферы жизни общества. Это коснулось и государства. В XVI - XVII веках возникают теории современного национального государства (или «государства-нации», «Etat-Nation»  фр.), которое фундаментально отличается от государственных форм, преобладавших в предыдущие эпохи у народов земли. Основы этого нового понимания государства заложили итальянец  Никколо Маккиавелли (1469 - 1527), француз Жан Боден (1530-1596) и англичанин Томас Гоббс (1588-1679). Отличительной чертой этих теорий была идея о том, что современное государство - в отличие от его средневекового понимания и в особенности в отличие от концепции империи - не должно иметь никакой духовной миссии, никакой кастовой структуры и никакой особой органической связи с народом. Это новое государство представляет собой искусственный механизм, создаваемый произвольной группой отдельных личностей в целях максимально эффективно защитить свои интересы. Такое государство-нация утверждается как высшая самодостаточная инстанция, не служащая никому и ничему, и определяющая свою стратегию только на основании временных  прагматических интересов. Жан Боден разработал теорию «суверенитета», который он определял как «полное и абсолютное право следовать только своей воле», и применил принцип «суверенитета» к государству и его властителю.
Государство-нация, основанное на принципе абсолютного суверенитета, представляет собой совершенно новую реальность по отношению ко всем иным политическим, общественным и государственным образованиям,  известным ранее. Государство-нация в самой своей основе отрицает существование народа, как самостоятельной категории, заменяя его совокупностью граждан, относящихся к данному государству, объединенных принадлежностью к единой фискально-экономической системе и говорящих на одном официальном языке. Если во всех других моделях народ рассматривается как самостоятельная инстанция, способная порождать государство и видоизменять его исходя из своей воли, то государство-нация отменяет ее, считая, наоборот, что государство-нация само формирует коллективную общность из своих подданных.
Понятие «нация». Латинский термин «нация» (дословно «рожденные», т.е. собственно «на-род») до эпохи Нового времени использовался как синоним понятия «народ». Но в Новое время он получил иную нагрузку, неразрывно объединившись с современным понятием государства. Отсюда обобщающий термин «национальное государство» или «государство-нация». Нация в таком случае есть совокупность граждан государства, объединенных общей территорией проживания, политической, правовой и экономической системой, одним или несколькими официальными языками. Теория современного государства неразрывно связана с теорией современной нации, так как обе категории описывают одну и ту же реальность, только с разных сторон. Государство - это формальная, административно-правовая, политическая сторона, а нация - ее общественно-коллективное содержание.
В российской (а ранее в советской) политологии закрепилось понятие «национальное государство», в отличие от просто «государства» и особенно от империи. Но французское сочетание «государство-нация», обозначающее то же самое явление, более удачно, так как показывает неразрывную связь и полное тождество государства и нации в современном понимании этих терминов. Нация в отличие и от народа, и от этноса, и от общества, существует только внутри современного государства, представляя собой совокупность граждан этого государства. Вне государства нации нет и не может быть.

Вестфальская система. Историческое появление современного государства совпадает с формированием современных наций. Процесс формирования наций несет в себе отмену таких явлений как народ, этнос, религиозная общность как самостоятельных политических категорий. В законченной и сформировавшейся нации и основной народ, и этносы, и религии, и касты, утрачивают свое политическое значение, свою субъектность, а в некоторых случаях полностью исчезают. Государство-нация, утверждая только за собой принцип абсолютной суверенности, не может подчиняться  ни народной воле, ни религиозной миссии, ни этнической традиции, ни кастовым интересам. Все эти категории, если они не исчезают вовсе, приобретают второстепенное, неполитическое, маргинальное значение. Они могут наличествовать, но не могут служить политическими ориентирами для государства-нации. Отсюда вытекает светский, «секулярный» характер современных государств-наций.
Политическая система, признающая современные государства-нации в качестве основных субъектов международной политики и международного права, окончательно утвердилась в 1648 году после окончания 30-летней войны, где в последний раз в Европе во главе угла стояли религиозные (протестантизм и католицизм), народные и этнические принципы. Вестфальский мир, положивший конец этой войне, дал название всей политической системе Нового времени – «Вестфальская система». Смысл Вестфальской системы состоит в том, что в ней главными действующими лицами признаются светские государства-нации, отношения между легальными правительствами которых и является содержанием международной политики.

Государственный интерес. Теория современного государства-нации рассматривает такое государство как эгоистического субъекта, действующего исключительно в собственных интересах в отношениях с другими государствами-нациями и иными политическими инстанциями. Со свойственной для западно-европейской цивилизации претензией на универсализм собственной истории, европейские державы после создания Вестфальской политической системы  признали по умолчанию такую модель поведения на международной арене как нормативную, полагая, что современные европейские государства-нации представляют собой «пик исторического развития», а конкуренция в борьбе за территории, колонии и ресурсы является вполне оправданным стремлением каждого государства-нации к благополучию и процветанию. Тем народам и государствам, которые развивались по иной логике, «не повезло», так как их отличия были приравнены европейцами к «отсталости»,  и если они не могли эффективно защищаться от европейской экспансии, то им грозила колонизация.
Практика колонизации, дипломатических игр и войн между государствами проистекала из принципа «государственного интереса», и погоня за выгодой и прибылью, определявшая этику и даже правовую систему буржуазных обществ, была перенесена на государственный уровень. Насилие оправдывалось только тогда, когда оно было обосновано «государственными» (= «национальными») интересами.

Классовая теория государства. Современное государство-нация развивалось в контексте буржуазно-демократических реформ, когда западно-европейская цивилизация переходила от сословного (феодального) общества, характерного для европейского Средневековья, к обществу классовому.
Понятие «класса» появилось в Новое время, как метод интерпретации политических, общественных и государственных процессов на основании материально-экономического критерия, поставленного во главу угла. Такой подход рассматривал общество исключительно  с позиции обладания материальными благами, их производства и распределения. Общество делилось на класс собственников и класс тружеников. Причем в категорию собственников, имущих входили как буржуа, так и остаточные элементы прежней феодальной системы, сохранившие по инерции привилегии, выраженные отныне только в материальном эквиваленте (например, земельная рента и т.д.). Крестьяне, ремесленники и особенно городской промышленный пролетариат рассматривались в качестве класса тружеников, «неимущих».
Классовый подход обращал первоочередное внимание не на то, какая идеология, ценностная система или религиозная конфессия преобладает в том или ином государстве, но на то, как в этом государстве устроен процесс экономической эксплуатации богатыми бедных. Так появилась классовая теория государства, которая получила свое законченное развитие в марксизме. Эта теория достаточно точно описывала положение дел в современном государстве-нации, где  материально-экономический фактор, и понятие «интересов», на самом деле, играли первостепенную роль. Европейское буржуазно-демократическое государство-нация Нового времени, на самом деле, было классовым, а следовательно, классовый подход к его изучению был полностью оправдан. Но в отношении иных форм и типов государственности (в частности, древних) этот подход был натяжкой, поскольку сословное и кастовое устройство общества материально-экономическую сторону жизни считало чем-то второстепенным и периферийным и основывалось на иных мотивациях и на иной логике, не имеющих прямого отношения к классам.

Либеральная теория государства. Классовый подход к государству-нации открывал возможность для его толкования с двух противоположных позиций -- с позиций «имущего класса» и с позиций «класса не имущего» . Так возникло два направления в теории государства -- либеральное и социалистическое (позже коммунистическое).
Либералы рассматривали государство-нацию как выражение буржуазного духа, как искусственную инстанцию, призванную упорядочить на основании «общественного договора» стихию спонтанной конкурентной «борьбы всех против всех» (Т.Гоббс). При таком подходе государство видится как «ночной сторож», полицейский механизм, который учреждается добровольно -- как  коммерческое предприятие -- группой граждан для того, чтобы служить высшей арбитражной инстанцией в спорных вопросах. Либеральный принцип laissez-faire (фр. «позвольте делать» -- имеется в виду «позвольте делать все что угодно») изначально минимализировал роль государства, признавая его лишь «меньшим из зол».
Государство в таком понимании не несет в себе никакой самостоятельной ценности, должно как можно меньше вмешиваться в стихию рынка и свободной торговли. Его существование обусловлено наличием внешних угроз (от которых необходимо защищаться) и необходимостью укрощать эгоистические стремления отдельных граждан (согласно Т.Гоббсу «человек человеку волк») на основании заранее обговоренных принципов, наблюдать за выполнением которых надлежит административным и полицейским инстанциям.
В либеральном подходе к государству имеется два полюса. Пессимисты (вслед за Гоббсом) считают, что агрессивная природа человека не поддается перевоспитанию, и следовательно, потребность в государстве сохранится всегда (теория Гоббса «Государства-Левиафана» подчеркивает, что «монстр государственной машины» необходим «эгоистическому человечеству», чтобы оно не уничтожило само себя). Оптимисты, вслед за Джоном Локком (1632-1704) и Иммануилом Кантом (1724-1804), напротив, полагают, что общественное развитие сделает само существование государства излишним, и оно постепенно отомрет само собой, уступив место миролюбивому гражданскому обществу без границ и национальных бюрократий. Но в обоих случаях и те, и другие видят государство-нацию как прагматический инструмент, служащий интересам имущего класса, собственников и предпринимателей.
В оптимистической версии чисто теоретически  рынок должен рано или поздно привести к обогащению всех людей без исключения и превращению всех граждан в представителей третьего сословия. В любом случае именно класс собственников в либеральных теориях берется за нормативный образец. Функции государства оцениваются здесь с позиции интересов именно этого класса - или как инструмент их защиты, или как временная мера, необходимая в силу исторических обстоятельств.

Социал-демократическое представление о государстве. Классовый анализ может проводиться и с точки зрения неимущего класса, тружеников. Здесь возникает иное представление о сущности государства. Это концепция «социального государства», называемого также «государством судьбы» («Etat-Providence» по-французски) или «государством благоденствия» («Wellfare State» по-английски). Эти теории были сформулированы Жан-Жаком Руссо (1712-1778), Жаном Сисмонди (1773-1842), Алексисом де Токвилем (1805 - 1859) и т.д. Лево-демократическое и социал-демократическое понимание государства исходит из того, что выравнивание имущественного положения между классом имущих и классом неимущих едва ли когда-то произойдет само по себе, так как экономически сильные будут укрепляться, а экономические слабые и дальше слабеть. Следовательно, считают демократы и социал-демократы, необходимо заставить богатых поделиться с бедными, перераспределив в пользу общества часть их богатств. Сделать это может только государство-нация, которое способно выступить в роли той инстанции, которая должна обязать имущий класс помогать неимущему, подтягивая его до своего уровня.
Ж.Сисмонди предлагал делать это с помощью системы прогрессивных налогов (чем больше человек имеет материальных средств, тем больший процент он вынужден отдавать государству), которые государство будет перераспределять между всеми членами общества и, в первую очередь, между слабыми.
Такое понимание государства помимо прагматических функций наделяет его новым социальным смыслом. Теперь у государства появляется высшая цель -- обеспечивать в обществе справедливость (понимаемую как более или менее равномерное распределение материальных средств между всеми его членами). В отличие от сугубо отрицательных функций государства в либеральных теориях, социальное государство наделяется положительным смыслом.
Но и здесь государство рассматривается как временное явление: создав систему относительного материального равенства, оно постепенно упразднится, а на его место - как и у либеральных оптимистов -придет «гражданское общество». В конечном итоге, либеральные и социал-демократические теории государства приводят в неопределенном будущем к одному и тому же результату – возникновению глобального «гражданского общества», где потребность в государстве отпадет сама собой, и все люди будут обладать необходимым материальным достатком, превратятся в имущий класс.

Государство в марксизме. Крайней формой социального государства является коммунистическая теория пролетарской революции. Марксисты не верят в то, что буржуазия когда бы то ни было будет готова поделиться с пролетариатом своим материальным состоянием, и считают социал-демократические идеи – «соглашательством» и «полумерами».  Карл Маркс разработал политическую теорию, согласно которой пролетариат призван поднять восстание против буржуазии и установить режим диктатуры.  Русский марксист В.И.Ленин  (1870–1924) воплотил идеи Маркса в жизнь, обосновав в теории, а затем и построив социалистическое государство, учредившее диктатуру пролетариата. Так появилось первое в истории социалистическое государство, которое рассматривалось его создателями как инструмент неимущих классов в их борьбе против капиталистов и плацдарм для распространения мировой революции во всем мире.
Ожидания мировой коммунистической революции, которая должна была привести к полной отмене государств (а вместе с ними и классов), не оправдались, и большевики вынуждены были разработать собственную концепцию социалистической государственности, которая в отличие от социал-демократии не просто подталкивает богатых к тому, чтобы они делились с бедными, а под корень уничтожает капитализм (вместе с капиталистами) и устанавливает государство всеобщего равенства, которое практически поровну перераспределяющее результаты труда всех его членов.
Социалистическое государство предполагает наличие огромной социальной сферы услуг, являющихся бесплатными -- образование, здравоохранение, пенсионное обеспечение и т.д. Но и в этом случае рано или поздно социалистическое государство должно будет уступить место мировому коммунизму, когда государство отомрет за ненадобностью.

Государство в фашизме и национал-социализме. Еще одна разновидность государственности появилась в 30-е годы ХХ века в Европе (в Италии и Германии). Ее принято обобщенно называть «фашизмом». В теории итальянского фашизма и немецкого национал-социализма государство приобретает характер тоталитарной политической диктатуры, призванной утвердить ценности, не имеющие прямого отношения к духу Нового времени. Не случайно философия, лежащая в основе фашизма и национал-социализма (но гораздо более широкая, чем соответствующие политические режимы), получила название «консервативная революция»: теория государства, утверждаемая здесь,  выходит за классическое понимание государства-нации и в либеральном, и в социал-демократическом его понимании.
В итальянском фашизме была принята концепция философа-гегельянца Джованни Джентили (1875-1944), согласно которой государство само по себе есть высшая духовная ценность и воплощение мирового духа, действующего сквозь историю. Государство мыслится здесь как империя, возвращая нас к тому понимаю смысла государства, которое преобладало до наступления Нового времени. При этом, важной функцией государства в фашизме является объединение всех итальянцев (как народа) в единый корпоративный организм, где общественная солидарность стирает классовые и сословные противоречия.
В германском национал-социализме государство также мыслилось как империя под управлением диктатора и одновременно как воплощение воли германского этноса (и шире, «арийской расы»). В национал-социалистических теориях термины «народ», «этнос» и «раса» употреблялись довольно беспорядочно, а короткий период существования Третьего Рейха и идеологическая эклектика не позволили сформироваться более отчетливой теории государства. Применение расовых законов в качестве государственных привели к неслыханной трагедии геноцида миллионов ни в чем не повинных людей, а само нацистское государство стало зачинщиком Второй мировой войны с ее чудовищными последствиями
В любом случае фашистские и нацистские теории государства  представляют собой пример разрыва с современным пониманием государства-нации и частичного возвращения к тем типам государственности, которые предшествовали наступлению Нового времени. Однако этот возврат в теории и на практике проходил в таких условиях, когда в Европе уже прочно укрепились современные модели государства-нации, что привело к появлению смешанных гибридных форм -отчасти фашистские теории государства были архаическими, отчасти современными (на это и указывает термин «консервативная революция»).

Государство в эпоху постмодерна: постгосударство. Фашизм и национал-социализм были побеждены в ХХ веке совместными усилиями Советского Союза и буржуазных демократий. Но сам факт появления таких экстравагантных теорий и основанных на них политических образований показывает назревающий кризис в концепции современного государства-нации. То, что ужасы нацизма вообще стали возможны, - причем в центре образованной и просвещенной Европы ХХ века, - заставило многих политических мыслителей пересмотреть результаты демократических реформ, развертывающихся начиная с эпохи Просвещения. Так, французский философ Эммануэль Левинас (1905-1995) предлагал отныне «мыслить, отправляясь от Аушвица», что означает необходимость поставить под сомнение «прогресс» европейского человечества, которое вступило в Новое время лишь на поверхности, оставшись по сути варварским, «средневековым» и архаическим - свидетельство чему масштаб и жестокость нацистских зверств в ХХ веке.
Так были разработаны теории постмодерна, которые  подвергли жесткой критике все основные моменты философии Нового времени, разоблачив присущие им архаические мотивы. В частности, открытый тоталитаризм фашистских режимов, по мнению постмодернистов, обнаруживал тоталитарный характер государства как такового - включая его либеральное и социал-демократическое толкования.
Постмодернисты не создали своего учения о государстве, но выдвинули проект ускоренной ликвидации всех форм государственности в пользу единой мировой сети, не имеющей ни границ, ни гражданства, ни четких правил, ни законов. Так возникли теории глобализма или «единого мира» (One World), которые утверждают, что «государство как таковое исчерпало свои полномочия» и «должно быть ликвидировано».
В пользу этой концепции сыграл распад СССР, как альтернативной версии государственности в отношении капиталистического мира, что укрепило буржуазные режимы в их исторической правоте. А поскольку в самом западном мире социал-демократические и лево-демократические тенденции существенно улучшили материальное положение большинства граждан, то возникла иллюзия «конца истории» (Ф.Фукуяма). В такой ситуации существование государств стало терять свой смысл.
Более всего на практике это затронуло европейские страны, которые сделали из постмодернистического анализа практические выводы и приступили к созданию Евросоюза. Британский дипломат Роберт Купер в книге «Государство постмодерна и мировой порядок» (Лондон, 2000) описывает Евросоюз как своего рода «пост-государство» или «государство постмодерна».
Пост-государство не просто новый тип государства или мега-государство, а скорее многополюсное демократическое «гражданское общество», объединенное только небольшим количеством общих административных структур. Ультрасовременные технологии соседствуют в таком пост-государстве с регионализмом и сохранением традиционных обычаев, языков и культур. Единая валюта не отменяет дифференциации финансовых институтов (в частности, «земельных банков» -- по типу германских провинций) и т.д. Евросоюз, по Куперу, образец государства-сети. Купер предсказывает скорый закат государств-наций и в других частях света и переход к системе пост-государств или «сетевых пространств» в остальном мире.

Унитарные государства. Типы современных государств могут быть описаны и по тому критерию, как в них решается вопрос об организации деятельности и соотношении полномочий центральных и региональных органов власти, т.е. по форме территориального устройства.  Здесь можно выделить:
•    унитарные государства,
•    федеративные государства и
•    конфедеративные государства.
Унитарные государства предполагают, что страна управляется из единого центра, где сосредоточены все административные органы, в пределы компетенции которых входит полный контроль надо всей территорией государства. Для всех его частей существует единый налог, единая система права, единая модель административных инстанций, устроенных по иерархическому принципу прямой подчиненности низших высшим. Руководители территориальных образований внутри унитарного государства назначаются точно также, как чиновники в министерстве – т.е. сверху.
Классическим примером такого унитарного государства является Франция после революции 1789 года и особенно в период правления якобинцев.

Федеративное государство. Принцип «федерации» впервые в современной юридической практике систематически описан немецким философом и правоведом Альтхойзером (в иной транскрипции Альтусиус (1557-1638). По идее Альтхойзера, традиционное самоуправление в рамках семьи является образцовым и наилучшим, так как учитывает множество факторов, не имеющих формальной правовой систематизации, и наиболее оперативно реагирует на вызовы жизни. Отчасти идея «государства-семьи» заимствована им у Аристотеля. Принцип самоорганизации семьи в расширенном виде проецируется на жизнь территориальной общины и так вплоть до более широких масштабов. Но в каждом конкретном случае существуют географические, культурные, этнические, конфессиональные или социальные барьеры, где принцип «семейной» организации и прямой органической демократии заканчивается. Это и является естественными границами федеративной единицы.
Федеративное государство состоит из нескольких таких единиц, объединенных общим договором о добровольном подчинении устраивающему всех их своду правил, которые все обязуются соблюдать. Федерализм допускает наличие в субъектах федерации и различий в законодательной базе, и специфических налоговых и фискальных норм, и своеобразных культурных и социальных устоев.
Федерации бывают как территориальные (американская модель федерализма – Дж.Мэдисон (1751-1836) -- или Федеративная Республика Германии), субъектами которых выступают территориально-административные единицы, так и этнические, где субъектами являются этносы, а также городские (субъект - город), общинные (субъект - община), конфессиональные (субъект - религиозная группа) и иные.
Федеративное государство имеет вместе с тем общефедеральные структуры – главу, федеральный парламент, армию, суд и т.д.

Конфедерация. Предельной формой федеративного устройства является  конфедерация, где централистские функции сведены к минимуму и каждый субъект конфедерации представляет собой фактически суверенное государство-нацию, со всеми присущими ему атрибутами, заключающее с другими государствами-нациями союз о тесном взаимодействии с открытой возможностью в любой момент из этого союза выйти. Поэтому в современном правоведении существует тенденция рассматривать конфедерацию как форму межгосударственного объединения, а не как разновидность федеративной формы территориального устройства.
Исторически федерации и конфедерации развивались в различных условиях, и сплошь и  рядом имели смешанные формы.

Субсидиарность. Для федеративной системы характерен принцип «субсидиарности», т.е. стремление передать решение локальных проблем максимально нижнему уровню всей административной системы – региональному, местному или общинному. Принцип «субсидиарности» означает, что во всех случаях, когда это возможно, решение должно приниматься на самом низком уровне и иметь область применения, ограниченную этим уровнем.

Суверенитет. Понятие «суверенитета» (фр. «souverenite» - «высшая власть»)  может относиться к любому типу государства и к любой его форме. Концепция «высшей власти» была известна философам и до появления самого термина «суверенитет». Аристотель употреблял термин «kuphian aphen» («высшая власть» -  греч.), а римляне использовали выражение «summum imperium» («высшая власть» - лат.). Впервые термин «суверенитет» ввел в политическую науку Ж.Боден в 1576, дав его трактовку в своей книге «Республика». Сам Боден использует наряду с понятием «суверенитет» тождественный ему по смыслу латинский термин «majestas» («высочество», «величество»).
Сам Боден считает, что «суверенитет» представляет собой абсолютную власть, не подлежащую никаким ограничениям и не имеющую над собой никаких превосходящих инстанций. «Суверен – это то, кто не подчиняется ничьим командам, кроме самого себя», пишет Боден. В основе суверенитета лежит «закон», но для того, чтобы суверенитет был совершенным этот «закон» должен издаваться носителем высшей власти, «князем» (индивидуальным как в монархических системах или коллективным – как в республиках). Боден писал: «Закон гласит, что князь свободен от закона». Такое понимание суверенитета, в котором утверждается концентрация всей власти в одном лице («князь»), легло в основание современной политической теории.
Сам Боден был сторонником монархического правления, и для него Республика (Государство) отождествлялось с правителем, «князем». В таком случае суверенным государством признается «такое государство, чей «князь» (правитель) не зависит ни от кого (внутри или вовне), кроме самого себя». Суверенитет же определяется как «вечное и абсолютное могущество республики». Процесс учреждения суверенитета, по Бодену, предполагает наделение «обществом» («народом») «князя» («республики») всей полнотой власти.
 Параллельно Бодену эту же идею суверенитета развивал англичанин Томас Гоббс. Но если Боден считал, что «Республика», будучи суверенной, сосуществует с обществом (которое остается подчиненным ей, но сохраняет возможность при определенных обстоятельствах проявлять свою волю), то Гоббс полагал, что в акте учреждения Государства, как высшего носителя суверенитета, народ добровольно и необратимо отказывается от своей воли, меняя безопасность, гарантируемую Государством, на свободу.
В эпоху французской Революции якобинцы перенесли понятие «суверенитета» с монарха как олицетворения Республики на Республику саму по себе, сделав высшим органом и носителем суверенитета «Национальную ассамблею». Согласно главному теоретику нового режима Э-Ж. Сийесу (1748-1836), отныне носительницей суверенитета является «нация», чья воля всегда легальна, так как нация и есть закон». Так в политической философии суверенитет закрепляется за «коллективным князем» в лице законодательного органа Республики, сменившей в роли носителя суверенитета монарха. В Конституции 1791 года утверждается, что «суверенитет является неделимым, неотчуждаемым и неотменяемым».
Признание «единства и неделимости» инстанции, наделенной суверенитетом, является отличительным признаком унитарных государств – не важно, являются ли они монархиями или демократиями.
Суверенитет в федеративной модели. Главный теоретик «федерализма» -- Альтхойзер – был противником Бодена, и предлагал альтернативную теорию суверенитета. Если Боден настаивал на том, что суверенитет может и должен быть сосредоточен в одной политической инстанции («князе»), то Альтхойзер был убежден, что носителем суверенитета должен выступать только народ – не как совокупность граждан, формирующих нацию, или подчиненных «князя», но как множество коллективных организмов – начиная семьей через территориальные или профессиональные общины вплоть до этнических, культурных или религиозных объединений. Он понимал народ как множество «целостных симбиотических общин». Эти общины и виделись ему носителями конкретного суверенитета. Более высоким инстанциям (по принципу субсидиарности) суверенитет делегировался только в том случае, если проблему было не возможно решить на локальном уровне.
Здесь принципиальным является то, что в такой модели не высшая власть наделяет местную власть полномочиями, но наоборот, местная власть делегирует центральной власти суверенитет в некоторых исключительных и строго фиксированных вопросах. В отличие от понимания суверенитета у Бодена и Гоббса, федеративная теория Альтхойзера создает политическую модель «демократии соучастия» или «прямой демократии». Сходные идеи разделял Жан-Жак Руссо. Такой федеративный суверенитет является не «единым и неделимым», но распределенным и совместным.
Если в унитарных системах инстанция – носительница-суверенитета либо полностью подчиняет себе, либо и вовсе отменяет политическую волю народа, заменяя ее волей «князя» или «Национальной Ассамблеи» (представительская демократия ), то федерализм ставит высшую федеральную власть над всеми низшими уровнями власти, но не над волей народа и общества.
Многообразие типов государственности. Сегодня на планете существует широкое многообразие типов государственности. Определенные страны пребывают в состоянии государств-наций.  Другие уже перерастают это состояние и стремительно движутся к сетевым государствам в стиле пост-государства или государства-сети (США и Евросюз). Третьи только начинают построение современных государственных систем. Четвертые являются государствами-нациями только по формальным признакам, не имея по сути с ними ничего общего.
Кроме того,  в современном мире есть теократии, монархии, почти феодальные государства, колонии и метрополии, демократии, республики, социал-демократические страны, страны коммунистические, а также множество государств со смешанными формами, не поддающиеся четкой классификации.
Каждое государство находится на вполне конкретной стадии развития, но при этом нельзя четко прогнозировать, когда оно перейдет к следующей стадии, перейдет ли вообще и какой будет эта стадия.
Европа в Новое время, безусловно, решительно вступила на путь построения современных государств-наций, закрепила это решение Вестфальской системой и прошла большой путь в этом направлении. Но как показывает ХХ век даже европейские страны -- такие как Германия, Италия, Испания и Португалия -- довольно легко сбились в 20-е и 30-е годы на совершенно иную -- фашистскую -- стезю, а «прогрессивный» коммунизм привел в России к созданию такой тоталитарной системы, что по сравнению с ней бледнеют самые страшные картины деспотических государств Древности или Средневековья. Вдобавок к этому современное американское государство уже в ХХI веке демонстрирует явные признаки стремления к планетарной доминации в имперском стиле, а Европа, со своей стороны, покидает Новое время и привычные для него модели государственного и национального устройства в пользу сетевого пост-государства, основанного на регионализме, плюразлизме, мультикультурализме и «гражданском обществе».
В такой ситуации совершенно не очевидно, какую именно государственность предпочтут те страны, где государства-нации так толком и не сложилось; что они возьмут за образец, и будут ли они повторять путь стран Запада, который сам стремительно расстается с Вестфальской моделью и на глазах превращается в нечто иное?

1.Кто (или что) создает государство?
2.Какие типы государств вы знаете?
3.Что такое империя и чем она отличается от обычного государства?
4.Когда возникло «национальное государство» и в чем его характерные признаки?
5.Какие идеологии предвидят отмирание государства в будущем?




Что такое «право»? Право представляет собой систему установленных или признанных государством общеобязательных правил поведения (норм), соблюдение которых обеспечивается мерами государственного воздействия, включая легитимное насилие. Именно в неразрывной связи с государством заключается специфика и принципиальное отличие права от иных социальных нормативов, действующих в обществе и основывающих свой авторитет на других источниках (обычаи, традиции, религиозные предписания и т.д.).
Источники права. Виды документов, в которых от имени государства устанавливаются или санкционируются правовые нормы, получили название источников права.
В научной и учебной литературе обычно выделяются следующие виды источников права:
•    правовой обычай - исторически сложившееся путем многократного повторения правило поведения, санкционированное государством в качестве общеобязательного;
•    священные тексты – правила поведения, ограничения и другие социально значимые предписания, сформулированные в религиозных писаниях и соблюдаемые не только в силу традиций, но и в связи с их признанием со стороны государства (например, Коран в некоторых мусульманских странах и т.п.);
•    юридический прецедент – индивидуальное решение административного или судебного органа по конкретному вопросу, которое становится обязательным при решении аналогичных дел в будущем;
•    нормативный акт – формальный документ, принимаемый специально уполномоченным органом государства, который устанавливает, изменяет или отменяет правовые нормы (законы и подзаконные акты);
•    нормативный договор - двустороннее или многостороннее соглашение между участниками правоотношений, учреждающее с их взаимного согласия обязательные для них правовые нормы (например, международный договор, договор об учреждении федеративного или конфедеративного государства и т.п.).
Для каждого государства и типа общества характерно преобладание или сочетание определенных видов источников права, что обусловлено спецификой исторического развития, географическими, культурными, религиозными и социально-экономическими особенностями. В большинстве современных государств основной формой существования правовых норм являются нормативные акты.

Законы и подзаконные акты. Внешней формой выражения, закрепления и структуризации права является законодательство («писанное» или «позитивное» право), представляющее собой в широком смысле всю совокупность юридических документов, в которых правовые нормы были сформулированы соответствующими инстанциями (главой государства, парламентом, правительством, административными органами, судами и т.д.).
В узком значении, в законодательство включают только нормативные акты, принятые высшим органом государственной власти, имеющие высшую юридическую силу и содержащие базовые нормы для регулирования наиболее важных общественных отношений – Конституция (Основной Закон), конституционные и отраслевые законы. Все иные правовые установления (например, указы главы государства, постановления правительства, ведомственные инструкции и т.п.) в этом контексте рассматриваются как подзаконные акты и должны соответствовать законам.
От нормативных актов следует отличать акты ненормативные, которые принимаются по конкретным ситуациям или в отношении индивидуальных лиц и в строгом юридическом смысле не являются источниками права, т.к. не создают новых общеобязательных норм (например, решение главы государства о награждении конкретного лица государственной наградой и т.п.).

Законность. Закон основан на принципе общеобязательности для всех членов общества и принципе равенства всех членов общества перед ним без исключения, т.е. вне зависимости от занимаемого должностного положения, социального или этнического происхождения, уровня материального достатка, партийной принадлежности и т.д. Режим функционирования общества и государства, при котором строго соблюдаются все действующие законы, называется «законностью».

Система права. Отрасли права. Международное право. Система права - это строение и внутренняя структуризация норм права с точки зрения регулируемых ими общественных отношений и проблем.
Элементами системы права являются:
•    правовая норма – элементарное правило поведения;
•    правовой институт -- совокупность обособленных норм, регулирующих близкий круг общественных отношений (например, институт частной собственности, институт выборов и т.д.);
•    отрасль права -- совокупность правовых норм, институтов и принципов, регулирующих однородную область общественных отношений (например, государственное право, гражданское право, административное право, уголовное право и т.д.).
Помимо отраслей внутреннего права конкретного государства, существует международное право, прямо не входящее в национальную систему права, а образующее своеобразную надгосударственную надстройку. Оно подразделяется на международное публичное право, регулирующее отношения между государствами, и международное частное право, регулирующее отношения (прежде всего гражданско-правовые) с участием иностранных физических или юридических лиц, либо по поводу объектов, находящихся за границей. Источниками международного права являются международные конвенции и договоры, уставы и акты международных организаций, международные правовые обычаи.

Правосознание: правовая идеология и правовая психология. Правовая культура. Отражение правовых феноменов в сознании, совокупность взглядов, идей, чувств и эмоций, выражающих отношение людей к праву и закону, называется правосознанием.
Правосознание включается в себя научный, рациональный компонент, выражающийся в правовой идеологии как осмысленной системе принципов, на которых должна быть основана правовая система, и бытовой, эмоциональный компонент – правовую психологию, включающую привычки и чувства людей в отношении правовых явлений (например, чувство справедливости, отвращение к беззакониям, преступлениям и т.д.). Правосознание тесно связано с другими формами общественного сознания – политического, религиозного, этического – и является неотъемлемой составной частью мировоззрения любого человека.
Уровень развития правосознания в обществе, выражающийся как в деятельности государства по созданию, реализации и обеспечению правовых норм, так в соблюдении их отдельными гражданами, получил название правовой культуры.
Разрешенное/запрещенное как главные категории права. Право как специфическая область общественного устройства оперирует преимущественно с категориями разрешения – запрещения. Область «разрешенного» включает в себя описание того, что члены общества могут осуществлять, не рискуя навлечь на себя  карательные санкции властных инстанций. Область «запрещенного» представляет собой перечень общественных деяний, которые влекут за собой негативные последствия со стороны государства.
В границах «разрешенного» можно выделить особые категории – права, свободы и обязанности.
 Права описывают не просто возможность индивидуальных или коллективных действий, которые не влекут за собой наказания, но совокупность тех действия, осуществление которых государство обязуется гарантировать всем членам общества. К сфере прав относятся те обязательства, которые берет на себя государство в отношении членов общества, и за исполнение которых оно несет полную ответственность (под угрозой постановки под сомнение всей правовой системы).
Свободами члена общества называют всю совокупность потенциально «разрешенных» (т.е. «незапрещенных») деяний, которые могут осуществляться, а могут и не осуществляться. Область свобод шире, чем область прав. Правами члена общества являются те свободы,  обеспечение которых государство обязуется выполнять. А остальные свободы относятся к сфере «разрешенного», и государство обязуется им не препятствовать.
Обязанностью является совокупность действий, которые индивиды принуждены исполнять перед государством, обществом, отдельными их представителями или группами. Сфера обязанностей ограничивает сферу свобод. Первой и главной обязанностью члена общества является соблюдение принятой и признанной системы правовых норм.
«Общество прав» и «общество обязанностей». Баланс прав, свобод и обязанностей описывает функционирование механизма правовой системы. Это позволяет сконструировать два крайних типа правовых систем: «общество прав» и «общество обязанностей».
В «обществе прав» обязательства государства перед индивидом максимальны, а обязательства индивида перед государством минимальны. В «обществе обязанностей» все наоборот: обязательства государства перед индивидами минимальны, а обязательства индивида перед государством максимальны. «Общества прав» называются либеральными. «Общества обязанностей» -- тоталитарными. Большинство известных исторически правовых систем являются смешанными, сочетая взаимные обязательства общества и его членов друг перед другом.

Правонарушение. Деяние (действие или бездействие), нарушающее правовые запреты и совершенное человеком, способным отвечать за свои поступки (достижение фиксированного возраста, отсутствие определенных психических расстройств и т.д.), называется правонарушением и влечет за собой ответные меры репрессивного характера со стороны правоохранительных органов. Особую группу правонарушений, в результате которых пострадали или могли пострадать наиболее важные, и поэтому особо охраняемые государством, общественные отношения составляют преступления. Проступками называются правонарушения, несущие в себе менее значительную общественную опасность. Список преступлений  содержится в Уголовных Кодексах. Проступки могут иметь административно-правовую, гражданско-правовую, дисциплинарную природу.
К разряду преступлений в разных правовых системах относятся совершенно различные деяния, так как каждая правовая модель по-своему определяет границы и содержание «разрешенного» и «запрещенного». Никаких универсальных определений «преступления» нет, так как эта категория является производной от вполне конкретных нормативных кодексов. Сплошь и рядом то, что квалифицируется в одном обществе как преступление, в другом таковым не является. И хотя большинство обществ так или иначе оговаривает право человека на жизнь, считая убийство преступлением, во многих обществах делаются исключения для отдельных случаев – в частности, для института кровной мести, предоставляющей право убийства для родственников того, кто в свою очередь был убит. В некоторых кастовых обществах  убийство представителей низших каст не считается серьезным преступлением и приравнивается к порче имущества.
Преступление, таким образом, есть производная функция от конкретной системы права.
Наказание. Система осуществления наказаний является неотъемлемой частью правовой сферы, так как в ней реализуется ограничительный характер права, которое, позволяя разрешенное, наказывает за нарушение запретов. В конкретном акте наказания право демонстрирует свой фундаментальный характер как действенного фактора влияния на жизнь всех членов общества, что в определенных случаях включает возможность распоряжаться их судьбой, местонахождением, физическим состоянием,  имуществом и, в пределе, жизнью. Зависимость судьбы и жизни человека от правовой системы, принятой в обществе, ярче всего проявляется в реальности правомочного наказания, где открывается  значение, могущество и суверенность права. Система наказаний санкционируется государством. В качестве таковых могут применяться:
•    ограничение свободы или других прав (например, заниматься определенными видами деятельности, поступать на государственную службу и т.д.);
•    конфискация имущества и другие имущественные взыскания (штрафы, изъятие орудий преступления и т.д.);
•    исправительные работы,
•    а в исключительных случаях – смертная казнь.
Через наказание право демонстрирует членам общества свой действенный потенциал, делая наглядной ту границу, которая отделяет «позволенное» от «запрещенного». «Запрещенное» становится по-настоящему «запрещенным» только в том случае, если за нарушением запрета неотвратимо следует реальность наказания. Вопросы исполнения наказаний отнесены к сфере уголовно-исполнительного права.

Легальность и легитимность. Для лучшего понимания сущности права, а также тех конфликтов, которые могут возникать из-за нежелания определенных индивидов и социальных коллективов, соблюдать правовые предписания, следует разобрать пару понятий легальность / легитимность.  Оба термина образованы от латинского корня «lex», дословно «закон», «право», однако в современном обществоведении получили различное толкование.
«Легальность» означает строгое и буквальное соответствие того или иного явления, поступка или действия системе права, принятой в данный момент в данном обществе. Действие является «легальным», если соответствует формальным критериям действующего законодательства, подпадая под случай, недвусмысленно описанный в законе. То, что не противоречит закону и подзаконным актам, является «легальным».
«Легитимность» категория более сложная. Под ней понимается народное одобрение государственной власти, какого-либо социального института, статуса, полномочия, поступка, опирающееся на принятые в данном обществе ценности, традиции, исторические потребности.
Смысл «легитимности», как и «легальности» в соответствии праву, но речь идет о двух типах права – о праве внешнем, формальном, строго фиксированном («Закон»), и о праве, подразумеваемом, внутреннем, подчас не проявленном, однако интуитивно считающимся справедливым в народном правосознании («Правда»).
Легальность и легитимность могут находиться между собой в различных соотношениях. Подчас они совпадают или гармонируют друг с другом. Но в определенных ситуациях они могут вступать друг с другом в противоречие. Бывают ситуации, когда легитимное, исторически и политически оправданное решение, опирающееся на волю народа, вообще не описано в своде легальных законов или даже противоречит им. В таких случаях возникает ситуация «чрезвычайного положения», легальность отступает на второй план, и все сводится к способности властной инстанции принять решение, опираясь только на легитимность, традицию, интуитивное понимание смысла и логики истории собственного народа и общества.
Легитимность, строго говоря, не принадлежит к области формального права, но вместе с тем, сами правовые системы строятся на легитимности, дающей о себе знать всякий раз, когда общество входит в правовой тупик, разрешить который можно только волевым жестом – иногда реформой, иногда введением «чрезвычайного положения», а иногда и революцией.
Притча о грешнице. В качестве примера зазора между легальностью и легитимностью можно привести Евангельский рассказ про Христа и грешницу. Испытуя Христа, его враги привели к нему женщину, которая согрешила, совершив прелюбодеяние, и заслуживала по иудейским законам того, чтобы быть побитой камнями до смерти. Этого требовала легальность. Христос, не ставя под вопрос легальности и обоснованности закона, предусматривающего наказание за прелюбодеяние, предлагает осуществить эту казнь – бросить камень – того, кто без греха, т.е. кто никогда не совершал подобного деяния. Здесь он обращается к легитимности, внутренней обоснованности закона. Того, кто без греха, среди приведших грешницу ко Христу не находится. Казнь, оставаясь легальной, становится нелегитимной.
В другой ситуации все могло бы сложиться иначе, и в высоконравственном обществе, исключающем прелюбодеяние и формально и на деле, осуществление казни проблем не вызвало бы, и для этого нашлось бы достаточное количество людей, имевших на это кроме легального, еще и внутреннее, легитимное основание. Но поскольку в данном случае легальность на легитимность не опиралась, и никого, кто мог бы легитимно казнить грешницу, не оказалось, Христос отпускает ее со словами: «Иди, и больше не греши», подтверждая, тем самым, что его суд не отменил легальность, не сделал легальным греховный поступок, но напомнил о необходимости соответствия внешнего внутреннему, формального – духовному, легального – легитимному.
Легитимность открыта к истории, внимательна к воле народа, духовности и нравственности, учитывает множество факторов, не имеющих легального оформления. И в ситуации «чрезвычайного положения» легитимность проявляет себя в полной мере, предопределяя дальнейшее развитие общества и процессы новой легализации. Легитимность является источником права и всякой легальности, но сама не относится к области права и сплошь и рядом не является легальной.
Многообразие правовых систем. Правовая семья.  Под правовой системой понимается вся «правовая действительность» конкретного государства или типа общества. К ее наиболее значимыми элементам, как правило, относят собственно систему права,  правовую идеологию и культуру.
Категория «правовая система» используется для характеристики развития правовых институтов той или иной страны (например, правовая система России, правовая система Германии и т.д.). Государства, имеющие схожие юридические признаки, базовые установки для создания, применения и толкования норм, группируются в «правовые семьи», отличающиеся относительным единообразием.
Одна из наиболее распространенных в современной юриспруденции классификаций правовых семей была предложена французским ученым Рене Давидом (1906-1990) в работе «Основные правовые системы современности. Сравнительное право». Она основана на сочетании таких критериев, как господствующая в том или ином типе общества политическая идеология и юридическая техника, важнейшим элементом которой является доминирующий вид источников права. На этом теоретико-методологическом базисе Р.Давид выдвинул идею трихотомии – существования трех основных правовых семей: романо-германской (страны Западной Европы), англо-саксонской (в первую очередь, Великобритания, ее бывшие колонии и США), и социалистической (бывшие страны соцлагеря). К ним примыкал остальной юридический мир, который получил название «религиозные и традиционные системы». Для романо-германской правовой семьи характерно доминирование закона как главного источника права; для англо-саксонской – юридического прецедента; социалистическая – по многим параметрам была близка романо-германской, но с известными поправками идеологического характера, позволявшими партийным структурам и государственным органам издавать общеобязательные нормативно-правовые акты в обход законодательных процедур (т.н. «ведомственное право»); религиозные и традиционные системы характеризовались доминированием правовых обычаев и священных текстов.

Право и общественная философия. В мировой истории мы встречаем множество самых различных правовых систем, которые не просто имеют различную структуру, по-своему определяя содержание правовых норм и функции правовых институтов, но и основываются на различных предпосылках. Каждый народ вносит в понимание права свои особые, уникальные черты, кладет в его основание свою общественную философию, которая зависит от исторической, этнической, религиозной, социальной и географической специфики конкретного общества. Право практически нигде не является автономной областью, построенной на собственной логике, присущей только ему – во всех случаях право отражает более общие идейные, социальные, политические и экономические установки, предопределяющие конкретное общество и описывающие его закономерности. Право есть социальное, политическое и хозяйственное выражение мысли людей об общественном устройстве, его основах, ценностях и целях. Изменение правовых моделей и систем идет в истории параллельно переосмыслению обществами отношения к фундаментальным проблемам, стоящих перед ними – место и роль человеческой личности, смысловое основание общества, определение принципов добра, гармонии, справедливости, функции общественно-политических институтов, задачи хозяйственной деятельности, правомочность иерархических структур, способы достижения равновесия и т.д. Область права представляет собой краткий конспект общественного сознания, воплощенного в свод законов, правил, норм и институтов. Описание правовой стороны каждого конкретного общества дает нам важнейшие сведения о его устройстве.
Право в традиционном обществе не отделено от религии. Характерной особенностью правовых систем большинства традиционных обществ является их религиозный характер. В них правовая сфера никогда не отделена строго от религии, с одной стороны, и от морали, с другой. Если придерживаться строго современного определения понятия «права», то можно утверждать, что в традиционном обществе права не существует, а правосознание является неотъемлемой и не дифференцированной частью сознания религиозного (сакрального).
Традиционное общество исходит из предпосылки, что священная традиция, которая лежит в его основе, имеет божественное происхождение, и все элементы этой традиции обосновываются этим «сверхчеловеческим» авторитетом. Правила поведения, этические запреты и разрешения в традиционном обществе в равной мере основываются на «заповедях», которые человечество получает от Божества (либо через череду поколений, идущих от «золотого века», либо в акте Откровения).
В традиционном обществе существует общий закон для религии, морали, социального устройства, политической системы и структуры гражданского и уголовного права. Область «запрещенного» является таковой на основании религиозно-моральной категории «зла». В отличие от светских правовых систем «запрещенное» запрещается не по прагматическим соображениям (неудобства, вредность, опасность и т.д.), а на основании отнесения конкретных деяний и их групп к области «греха» и «зла». Так наряду с запретами на воровство, убийство, членовредительство и т.д., которые являются общими и для современного права и для большинства традиционных обществ, в традиционных обществах к «преступлениям» причисляются вкушение тех или иных видов пищи, несоблюдение праздничных дней и т.д. Так, к примеру, в исламском праве употребление свинины или алкоголя рассматривается как правонарушение в общем ряду с кражей или мелким хулиганством, а продажа этих продуктов (совершенно безобидных в других обществах) в некоторых случаях влечет за собой суровое наказание, вплоть до арестов и даже казни.
Грех и преступление в религиозном сознании одно и то же. Религиозное сознание не делает различия между «грехом» и правовым запретом, поэтому правовые системы сплошь и рядом являются составной частью религиозных кодексов.
Так в Библии 10 заповедей толкуются не только как моральные предписания, но и как основа правовой системы. «Убивать, красть, желать жену ближнего и т.д.» наравне с «создать себе кумира» (т.е. идолопоклонничеством) рассматриваются одновременно и как грех и как преступление, за которым должно последовать не только моральное осуждение, но и репрессивные меры, т.е. наказание.
В священной книге мусульман «Коране» даются детальные указания относительно правового устройства общества по той же логике. Для мусульман вменяется в обязанности как пятикратная молитва, так и выплата процента от доходов («заккят») в пользу общины («уммы») или наказание за кражу, убийство и богохульство.
Римское право как попытка создать «всеобщее право». Огромное влияние на историю правовых систем и институтов оказала правовая модель, принятая в Римской империи. Ее прямыми наследниками являются романо-германская и, с известными оговорками, бывшая социалистическая правовые семьи. На более поздних этапах сильное влияние римского права испытала на себя также и англо-саксонская правовая семья, изначально развивавшаяся самобытным образом.
Римская империя включала в себя множество этносов, религий, государств и общественных систем, разнообразного происхождения – как европейских, так и восточных. Поэтому правовая система, ранее основывающаяся на кодексах древних обитателей Апеннинского полуострова (Римское право эпохи Республики), была вынуждена трансформироваться в новую форму, которая могла бы быть приемлемой для всего многообразия народов и культур, оказавшихся в пространстве империи. Более древние империи – Вавилонская, Персидская, Греческая, Карфагенская и т.д. - также разрабатывали упрощенные правовые модели, применимые для многообразия входящих в них народов и царств, но лишь в Римской империи была предпринята попытка выстроить такую правовую систему, которая – хотя бы теоретически – была бы применима ко всем обществам. С этого времени можно отсчитывать историю становления того, что позднее уже в Новое время европейцы назовут «всеобщей теорией права». На самом деле, под словом «всеобщий» здесь следует понимать исключительно исторический римский опыт правовых обобщений, а не синтез всего многообразия правовых мировоззрений.
“Jus civile” и “jus gentium”. В классическом Римском праве эпохи Империи (1-250) сосуществовали два типа права “jus civile” («гражданcкое право») и “jus gentium” («право народов» - имелось в виду тех народов, чьи представители не являлись гражданами Рима, «международное право»).
“Jus civile”, сложившееся в эпоху Республики (753–31 до н.э.),   регулировало  правовые отношения между коренными жителями Лации, обладающими имущественным минимумом и способными доказать свою историческую принадлежность к латинянам. Согласно этому праву «неграждане» никаких прав не имели, а отношения с ними не носили нормативного характера – закон их не касался, и каждый «негражданин» Рима должен был сам о себе заботиться, не рассчитывая на поддержку власти. Согласно “jus civile”, индивидуальные права владения землями и другим недвижимым имуществом относились только к территориям Лации, а все вновь приобретенные Римом земли рассматривались как коллективная собственность народа Рима, а позже императора. Такое отличие правовой природы «старых» и «новых» территорий показывает границы восприятия римлянами «своего» и «чужого». В рамках «своего» пространства отношения гражданина с недвижимостью  описывались индивидуально и досконально. За пределами исконных земель Республики начиналась область приблизительного владения, с обобщенными субъектом и объектом. Эту приблизительность по мере сил исправляли магистраты и правители «новых земель», вынужденные постоянно иметь дело с «негражданами». Так постепенно сложилась иная правовая система Римского права – “jus gentium”.
“Jus gentium”, появившееся в середине III века до н.э.,  описывало правовые ситуации, возникавшие между гражданами Рима и негражданами. Эта часть Римского права стала развиваться тогда, когда под контролем Рима стали оказываться все больше различных народов и культур – т.е. собственно в имперский период. Ядро “jus gentium” составляли постановления магистратов и губернаторов римских провинций, что придавало этой части право подчиненное значение перед лицом “jus civile”.
Важность именно этой составляющей Римского права заключалась в том, что в нем преодолевается качественная граница правового уложения, действующего только для представителей исторической органической народной общности (в данном случае римских граждан), что было свойственно многим правовым системам, и правовой статус распространяется на  тех, кто гражданами в строгом смысле не является. Это было уникальным явлением.
По мере роста Империи “jus gentium” стал сближаться с “jus civile”, так как потребность в правовом упорядочивании структуры имперских владений, населенных негражданами Рима, становилась насущной. Так “jus gentium”, вобравший в себя основные понятия “jus civile”, стал осмысляться римлянами как проявление всеобщего (универсального) закона, применимого и к гражданам Рима и к негражданам.
Эдикт 212 года императора Каракалы (188-217) предоставил право гражданствам всем тем, кто оказался в составе Империи, что привело к практическому слиянию “jus civile” с “jus gentium”.
Особенность римского права имперского периода. Римское право “jus gentium” и все в целом после эдикта Каракаллы было новаторским в том, что придавало правовой статус не только гражданам как членам исторической общности, объединенной общей культурой, языком, религиозным культом, этносом, историей, иерархической системой, выражая принадлежность к органическому целому, но всем тем, кто оказывался в сфере политико-стратегического контроля Рима, как историческим латинянам («latini»), так и «иностранцам», «нелатинянам» («peregrine») . В традиционном праве, включая Римское “jus civile”, субъектом права выступал не человек как таковой, а единица конкретного общественного целого с обязательным социально-культурным прошлым. В разных обществах таким субъектом  могли быть довольно разные индивидуумы: если самих у римлян и в некоторых греческих полисах «гражданином» для частного права считался старший представитель семьи мужского пола («patria potestas» - «могущество отцов»), который считался владельцем собственности всей семьи, включая имущество, приобретенное взрослыми потомками мужского пола, то в других обществах этим субъектом могли быть свободные взрослые мужчины вместе с семьями или отдельные коллективы. Родоплеменные группы  связывали право с родом и институтом «коллективной ответственности» (т.н. принцип «объективного вменения»), а не с отдельным человеком (институт индивидуальной ответственности, принцип «субъективного вменения»).
Римская империя, установив контроль над разнообразием таких обществ, живущих в совершенно различных социально-политических условиях и сформировавших свои самобытные правовые системы, вынуждена была предложить всем единообразную модель, где все должно было быть предельно упрощенным и доступным.
Так зародилась правовая идея «гражданина» как человека (взрослого свободного человека мужского пола), которая сегодня кажется нам привычной. «Гражданином Рима» после Каракаллы был каждый свободный человек, проживающий на территории Римской империи. Он и стал главным субъектом Римского права, систематизированного в VI веке византийским императором Юстинианом I (670-711) в знаменитом «Corpus Juris Civilis» («Корпус Гражданского Права».
До Рима этой правовой категории не существовало, и введение категории «гражданин» применительно  к совокупности людей, живущих в разных обществах, но в пределах единой стратегической имперской сферы, есть результат исторического опыта Римской империи.
Частная собственность как правовой институт была введена Римом. В различных правовых системах понятие «собственности» было столь же многообразным и многоплановым, как и статус ее владельца, т.е. гражданина. Точное определение того, что является частным, родовым, общим, кастовым и т.д., было расплывчато и всякий раз варьировалось от общества к обществу. Налоги и дань брались то с семьи, то с племени, то с единицы пашни, то с урожая, то из другого имущества с неопределенной формой владения.
В Римском праве еще в эпоху Республики сложилось своеобразное правовое понимание движимого и недвижимого имущества, выраженное в категории «dominium» (лат. «владение», «обладание»), что подразумевает «абсолютную частную собственность». Это составляет особенность Римского права  еще доимперского периода. Эта юридическая идея состоит в том, чтобы в категории юридического лица («отца семейства», «paterfamilias»)  собрать максимально полное право на распоряжение предметом, в отрыве от каких бы то ни было обязательств относительно этого предмета перед другими юридическими лицами и общественными инстанциями.
«Paterfamilias», «глава семейства» -- это еще не отдельный человек, а выразитель общественных и материальных интересов коллектива (семьи, включая взрослых детей и внуков мужского пола). Но в Римском праве важна сама тенденция предельно упростить отношение к собственности, приписав ее к владельцу («главе семейства») настолько тесно, чтобы свести  к минимуму соучастие в этой собственности  какого бы то ни было еще. Эта эксклюзивность распоряжения собственностью, сосредоточенная в одном лице, составляло уникальную особенность именно Римского права – в смысле “jus civile”.
Но с появлением “jus gentium” и особенно в имперский период это свойство постепенно распространяется на более широкие слои населения – на всех граждан империи, которым вместе с правовым статусом приписывается и «собственность» -- «dominium». Гражданин империи как правовой субъект рассматривается совокупно с его материальным имуществом (dominium), считающимся «абсолютной частной собственностью».
В составе Римской империи находились разные общества, где имущественные отношения строились на совершенно иных основаниях, подчас чрезвычайно запутанных, так как варьировались и субъекты владения, и формы владения, и права и обязательства с ним связанные.
Концепция частной собственности  как правовая категория резко упрощала учет имперского имущества, находившегося под контролем Рима. Позднее развитие этого принципа предопределило развитие всего западно-европейского права. В частности, первичность собственности по отношению к власти стала основной чертой западно-европейских правовых систем, в то время как в восточных системах (включая Московскую Русь или Золотую Орду) действовал обратный принцип --первичности власти по отношению к собственности.
Евангельский рассказ как пример имперского права. Имперская правовая структура не отрицала локального права, но дополняло его сверху наличием имперской администрации, как высшей правовой инстанции, и снизу – рассмотрением всех людей, находящихся в зоне контроля Рима, как правовых субъектов (согласно “jus gentium”). В «Евангелии» описывается иерархия различных правовых инстанций Империи.
Исус Христос родился в Римской империи(1), следовательно, являлся ее подданным, но был при этом одновременно членом религиозной иудейской общности и по месту рождения формально подлежал светской власти Ирода Антипы царя Галилеи и Переи (на севере Израиля), сына другого Ирода, царя Идумеи, избившего 14 000  младенцев в Вифлееме, чтобы предотвратить появление мессии. Когда деятельность Христа вошла в противоречие с взглядами религиозных авторитетов иудейской общины (Синедриона), они не только не признали в нем Мессию, но и стали искать любого повода, чтобы ложно обвинить в каком-то нарушении религиозных правил (по устоям традиционного общества нарушение религиозных запретов влекло за собой уголовные последствия, а  иногда и  карательные санкции). . Например, в «богохульстве» (признание Христом себя «Сыном Бога Благословенного») или «работе в субботу» (Христос в субботу исцелял) Он был схвачен по настоянию Синедриона римскими солдатами.
Расследование «дела» было поручено прокуратору Иудеи и Самарии, представителю Императора  Понтию Пилату. Показательно, что сам Христос, когда его спрашивали фарисеи, надо ли платить налог империи, отвечал: «Богу Богову, а Кесарю Кесарево», подтверждая тем самым законность имперского устройства, и отделяя политический фактор от религиозного.
Показательно, что Пилат не понимает, в чем состоит вина Христа, так как с точки зрения Рима и римского права он не виновен. Отсюда знаменитое высказывание Пилата – «Я умываю руки», т.е. имперское право не компетентно в решении данного вопроса. И тогда Пилат передает это «дело» на изволение местных правовых инстанций. Эти судебные инстанции, которым было поручено решить судьбу Исуса Христа, суть
•    религиозное руководство иудейской общины, Синедрион, Анна и Каиафа, которые являются в данном случае «истцами», требующими казнить Христа за нарушение (по их мнению) религиозных догм иудаизма;
•    Ирод Антипа, царь Галилеи и Переи, к которому Христа отвозят, так как Сам он происходит из галилейского города Назарета, при этом Ирод воздерживается от вынесения какого бы то ни было суждения; и
•    народ иудейский, который, в конце концов, и принимает окончательное решение, выбрав помилование разбойника Вараввы и прокричав в адрес Христа страшные слова «Распни его, распни!».
После казни Христа на кресте, палачи, которыми выступают римские солдаты, делят между собой всю оставшуюся от него «частную собственность» – «хитон», собирая тем самым «налог» в пользу Рима. Малость имущества позволяет осуществить этот передел на самом низшем уровне – исполнителей казни.
В этом рассказе перед нами предстает вся правовая система  Римской Империи. Высшим судьей является представитель Рима Понтий Пилат, наместник Иудеи и Самарии. От него зависит жизнь и смерть подданных Рима, а также судьба их имущества.
В этой ситуации имперское право ничего не говорит о сути правового казуса, и Пилат передает решение на усмотрение локальных властей. Тут мы видим, что в составе империи есть и местная царская власть (Ирод), и религиозные авторитеты с широкими правовыми полномочиями (Синедрион), и демократия (народ иудейский). Окончательный     приговор принимается на основе судебного решения религиозных инстанций (Анны и Каиафы), при этом в данном случае царская власть в лице Ирода устраняется от суда, а на иск фарисеев отзываются народные массы, делающие выбор в пользу осуждения и казни.
Исполняют это решение снова римские солдаты, вступающие в игру всякий раз, когда необходимо реализовать правовые действия в отношении подданного империи.
Jus gentium распространялось и на иные части империи, которые имели совершенно отличную от Иудеи и Самарии правовую структуру, но принцип функционирования властей был одним и тем же. Субъект права - «подданный Рима» (в некоторых привилегированных случаях – гражданин; так апостол Павел был полноценным «гражданином Рима», некоторые церковные авторитеты утверждали это и о самом Исусе Христе, но в любом случае после эдикта Каракаллы гражданство было распространено на всех подданных Рима). Высшая властная инстанция  -- полномочные представители римской вертикали власти. А вот между этими инстанциями сохранялась оригинальная структура местных правовых форм, связанная со спецификой каждого конкретного общества. В спорных случаях, когда правовые вопросы не затрагивали сферу компетенции Рима напрямую, они решались исходя из местных обычаев и тех традиционных правовых укладов, которые там сложились. Тогда представители Рима, как и Понтий Пилат, «умывали руки».

Право в христианстве. В христианской традиции область права не описана в главном религиозном тексте, «Евангелии», где  речь идет только о духовной и моральной стороне, но не о социальном укладе. Поэтому структура права в христианских обществах формировалась через переосмысление в христианском ключе некоторых элементов ветхозаветного права в сочетании с обширным и преобладающим заимствованием из римского права.
С эпохи императора Константина (начало IV века) Римская империя сделала христианство государственной религией, а так как в христианской традиции собственной правовой системы не было, то в основу христианского общества легло переработанное в христианском ключе римское имперское право. С этого момента распространение христианства среди народов Европы несло с собой распространение римского права, ставшего неотъемлемым элементом христианской политической и социальной культуры. Систематизацию римского права производит в VI веке православный византийский император Юстиниан.
Христианские общества соотнесли правовой статус римского гражданина с религиозным учением о личном спасении, объединив эту теорию в едином учении о «личности», ее свободе и ответственности, получившем развитие как в религиозно-моральной сфере, так и в правовой. Как империя предлагала (навязывала) разнообразным обществам свой правовой универсализм, так и христианство осознавало свой универсальный (вселенский) характер. И империя и церковь обращались в качестве субъекта к личности, независимо от того этнического, культурного, исторического и хозяйственного контекста, в котором она пребывала («несть ни иудея, ни эллина»). Таким образом, помимо исторической близости судеб у Рима и у церкви было сходство философских позиций, общность представлений о субъекте. В Риме это было выражением правовой концепции «гражданства», постепенно распространявшейся в период Империи на все более широкие круги подданных, вплоть до всех, а в христианстве – религиозной концепции «личного спасения» и «свободной воли».
Римское имперское право стало неотъемлемой частью христианских обществ и в православном, и в католическом мире. Хотя само толкование личности в западно-христианской культуре и в православном мире стало постепенно различаться.
Западное христианство: имперское право без империи. Воцерковление Рима было на первых порах общим явлением для всех его владений, как на Западе, так и на Востоке. Общим было и слияние христианских религиозных ценностей с правовой структурой империи. Однако в последствии, по мере отделения западного христианства (римо-католичества) от Вселенской Церкви (православия), эта единая некогда модель стала развиваться в двух направлениях.
Западно-европейская линия развития римского права постепенно привела к тому, что понятие имперского гражданства стало применяться к более узким политическим организациям – к государствам. Западная Римская империя в отличие от Византии под натиском варварских племен быстро утратила свое политическое единство, и объединяющим началом в такой ситуации оставалась только церковная власть Римских Пап. Католичество скрепляло народы Западной Европы в эпоху феодальной раздробленности, и параллельно распространению западного христианства укоренялись и правовые нормы римского права. Но в этой ситуацией это было «имперское право без империи», а следовательно, именно в Западной Европе закладывались основания правового общества, где субъектом выступал «гражданин» сам по себе. Если в Римской империи, равно как и в Византии, «гражданство» было свойством не собственно человека, но империи, функцией от империи, то в Западной Европе правовое качество гражданина постепенно становится самодостаточным, и мало по малу превращается в самостоятельную категорию, не зависящую от существования или несуществования империи.
Римское право как основа европейского права. Римское право, с его основными категориями гражданства, частной собственности и государственной системы судопроизводства, легло в основание практически всех европейских обществ более позднего периода. Оно было сохранено и в период секуляризации европейских держав, утратив и имперскую и религиозную составляющие. Из основополагающих принципов «гражданства» и «частной собственности» выросли правовые системы современных европейских государств-наций. А по мере расширения западноевропейского влияния во всем мире – как через колонизацию в XVI-XIX веках, так и через глобализацию в конце XX – начале XXI века – римское право в его западно-европейском прочтении распространялось и на весь остальной мир.
Отрыв правовой категории гражданин от имперского содержания можно представить как последний этап диалектического развития изначального римского права эпохи Республики. “Jus civile”, как и всякое локальное право, вначале применялось только к гражданам исторической общности латинян, и отличалось от других правовых форм лишь большей степенью индивидуализации субъекта права и стремлением придать частной собственности свойство «абсолютности». По мере развития “jus gentium” и слияния с ним “jus civile” эти правовые свойства переносятся на всех подданных империи, придавая им универсальное (вселенское) содержание.  В «Корпусе Гражданского Права» Юстиниана имперское гражданство сливается с понятием христианина. В Западной Римской империи универсальное имперско-христианское право отрывается от империи, что равнозначно применение “jus civile” не к конкретной исторической общности латинян, а к произвольно взятому коллективу, в том числе и никогда не входившему в состав Римской Империи. А на последнем этапе – уже в Новое время, из этой правовой модели изгоняется и христианское содержание. Так появилось понятие «естественного права» как идеологическое обоснование права вне контекста империи и церкви.
Так Римское право  в западноевропейской истории проделало путь от локального права конкретной историко-культурной  общности через имперское право, и далее через этап его христианизации, к католическому универсализму в отрыве от империи, а позднее, к гражданскому универсализму в отрыве и от католической нагрузки. И на всех этих этапах это право называлось Римским, независимо от того, что его содержание  претерпевало такие существенные метаморфозы.
Особенности византийского права.  Судьба римского права в Византии была совершенно иной. Здесь оно строго следовало изначально имперской логике в сочетании с учением церкви. Особенность развития византийского общества заключалась в том, что в нем сохранилось имперское – исконно римское -- отношение к самобытности этнических и культурных укладов тех обществ, которые оказывались в орбите влияния Нового Рима, Константинополя, принимая православие или входя в состав Византии. Это проявилось в переводе церковной службы на разные языки, что было изначальной практикой поместных православных церквей, тогда как католики настаивали на единственном богослужебном языке -- латыни.
Православный мир объединялся церковно, но сохранял самобытность этнических культур – и поместных церквей. Вместе с тем он интегрировался и в правовом смысле, распространяя принцип «гражданства» на подданных империи, но никогда не отрывая этот статус «гражданства» от политической составляющей империи.
Это привело к тому, что правовые нормы практически во всех православных странах, начиная с Византии, сохранили местные самобытные черты, что нашло свое отражение в консервативном подходе к хозяйственной  сфере и в устойчивости общинного способа производства, где понятие «частной собственности» имело значение лишь для упорядочивания сбора налогов (дани, десятины и т.д.). В отличие от католических стран, где правовое понятие «гражданин» постепенно стало самостоятельной категорией, – вначале «гражданин», а потом уже поясняется какого государства, -- в православной культуре понятие «гражданства» сохраняло свою прямую связь «империей» или «царством». Собственно римское право в его имперском смысле – с допущением широкого своеобразия локальных правовых укладов -- сохранилось только в Византии и у православных народов, тогда как в западно-европейской культуре были абсолютизированы лишь отдельные аспекты этого права, получившие самостоятельное значение и применяемые вне контекста империи.
Византийское право было существенно пересмотрено в VIII и IX веках, когда к основным правовым категориям, обобщенным при Юстиниане I добавились многие дополнительные уложения, отражавшие многообразие правовых систем народов, оказавшихся в сфере Византийской империи. В частности, было существенно пересмотрено отношение к частной собственности на землю, входившее еще в “jus civile” ранне-римского права. От концепции  «патроната», т.е. абсолютной частной собственности единоличного владетеля, акцент в православно-этическом ключе перемещался на свободных общинных землепользователей. Новые правовые тенденции проявились в «Базилике», переработке правого кодекса Юстиниана византийским императорами  Василием I (?-886) и Львом VI Философом (866 - 912).
В этом различии толкования римского права в его христианской версии лежит ключ к пониманию различий в пути развития западно-европейских и восточно-европейских обществ, как в эпоху Традиции, так и в Новое время и вплоть до сегодняшнего дня.
Континентальное право и англосаксонское право.  Современное западное право исторически развивалось в двух направлениях – «континентальном» (Франция) и «островном» (Англия, позже США). Континентальную правовую традицию принято иначе называть «романо-германским» правом, а «островную» -- англо-саксонским.
Будучи схожими в понимании индивидуума как главного субъекта права и в отношении священного характера частной собственности, эти направления существенно различались в принципе и процедуре принятия судебных решений. Континентальное («романо-германское») право тяготело к рассмотрению каждого правового случая, исходя из его (как можно более точного) соответствия абстрактной системе, описанной в правовых нормативах. Задача судьи состоит в том, чтобы найти прямое соответствие реального судебного дела букве закона и системе подзаконных актов. При этом большое внимание уделялось конкретному контексту правового деяния – мотивации, социальной идентичности фигурантов дела и т.д. «Континентальное» право стремилось соотнести каждый правовой случай с совокупной правовой теорией.
«Островное» право, переработавшее в духе модерна древние англо-саксонские традиции, основной упор делало на «прецедент» (поэтому этот тип права называется также «прецедентным»). Кроме абстрактных нормативных актов в этой разновидности права огромное значение имеют судебные архивы (начиная с т.н. «Годовых книг»), где фиксировались судебные решения, принятые по тем или иным вопросам в предыдущие времена. «Прецедент» в таком случае приобретал характер образца для вынесения решения по делу, которое судьи сочли аналогичным и сопоставимым с рассматриваемой ситуацией.  Это обращение к реальному и конкретному историческому прецеденту в большей степени, нежели к совокупности абстрактных правовых принципов, отражало специфику англо-саксонской культуры, отражающейся в философии номинализма и научном методе эмпиризма, в отличие от континентальной европейской культуры, тяготеющей к рационализму. Исторический факт принятия решения по аналогичному вопросу для англо-саксонской правовой системы служил средством размещения правового деяния в серии типичных юридических случаев, что во многом предопределяло решение и в отношении вновь разбираемого дела.
Континентальное право, со своей стороны, всякий раз  стремилось рассмотреть дело заново, сравнивая его не с прецедентом, но с теорией, описывающей правовую модель в отвлеченном смысле. Судебные прецеденты в таком случае не имели решающего или даже большого значения, так как ничто не гарантировало, что судьи в прошлом нашли более оптимальную классификацию аналогичных случаев, нежели судьи в настоящем, так как и те и другие проделывали операцию соотнесения абстрактного с конкретным, опираясь на своей понимание и толкование закона.

Англо-саксонское право получило особое развитие в США, где эмпирический подход и влияние «прецедентов» стали еще более центральными и значимыми.
Правовая система западных обществ: от гражданина к «правам человека». Современное западное право, как романо-германского, так и англо-саксонского образцов, под существенным влиянием западного христианства (вначале католичества, позднее протестантизма) радикализировало многие установки классического римского права, в частности принцип «гражданина» как главного и основного субъекта права и «священной частной собственности» как имущественного воплощения гражданства.
Идея «гражданства» претерпела эволюцию от понятия «гражданин Рима» к «гражданину государства» и далее к «гражданину как таковому», мыслимому и без государства члену «гражданского общества». «Гражданин» в западном праве понимается как индивидуальный субъект, наделенный совокупностью «естественных прав» или, позднее, -- «прав человека». В число этих прав входят «право на жизнь», «право на свободу», «право на владение имуществом» и т.д. Позднее к этим правам добавились «право на свободу совести», «право на свободу слова», «право на свободное перемещение», а после Второй мировой войны – «право на мир», «право на здоровую окружающую среду» и т.д. Поэтому принято говорить о нескольких «поколениях прав человека».
В эпоху Средневековья эти гражданские права вписывались в христианское толкование соответствующих терминов и сочетались с сословными правилами и привилегиями, дополняясь церковным и феодальным правом. Но исторический процесс, начиная с эпохи Возрождения и особенно Просвещения, шел в направлении освобождения правовых категорий от влияния церкви и сословных структур. Если в Средневековье под «гражданином» подразумевался «христианин», принадлежащий к какому-то сословию, в рамках которого его права и обязанности получали дальнейшее толкование и развитие, то, начиная с эпохи Просвещения, это понятие стали применять к любому государственному подданному, а в ХХ веке наметилась тенденция фактически отожествить его с понятием «человека» как такового.
Таким образом, идея римского права в сочетании с христианским представлением об индивидуальном спасении получила дальнейшее развитие вплоть до отождествления с любым представителем человеческого рода, в отрыве и от государства и от религии. Так возник автономный субъект современного европейского права – гражданин (= человек).
 Формы частной собственности: относительная и абсолютная. Частная собственность, включающая в свою структуру правомочия владения, пользования и распоряжения вещью, также стала основной формой западного права, получив самостоятельное значение. Следует различать понятия «относительной частной собственности» и «абсолютной частной собственности».
Относительная частная собственность означает то, чем единолично владеет индивидуум, соотнося при этом владение с социально-политическим контекстом. Процесс владения такой собственностью сопряжен с ответственностью (перед законом, окружающими людьми и т.д.) за нее и, соответственно, за ее целевое использование и адекватное обращение. Собственник может по своему усмотрению владеть, пользоваться и распоряжаться  принадлежащими ему вещами, но только в рамках их функционального предназначения. Так, к примеру, обладая домашним животным, находящимся в относительной частной собственности, человек имеет право его продать или подарить, но не имеет права над ним издеваться или его убить по собственной прихоти без нужды. Или: получив в относительную частную собственностью посевную землю, владелец не имеет права построить на ней ресторан или автозаправку. Нарушение целевого использования относительной частной собственности ведет к ее отчуждению от владельца или к иным формам ответственности.
Абсолютная частная собственность, напротив, считается целиком и полностью принадлежащей только владельцу, который не несет за нее никакой ответственности ни перед кем и ни перед чем, и волен с ней поступать любым способом, без оглядки на что-либо. Такая собственность переходит от владельца к владельцу через акт продажи, дарения или наследования, и ее целевое использование не подлежит контролю никаких инстанций. Тенденция к рассмотрению частной собственности как абсолютной наблюдается уже на первых этапах Римского права (jus civile) и составляет его типичную особенность.
В основе западного права лежит  дальнейшая тенденция к абсолютизации частной собственности как правовой категории. Вокруг такого понимания в буржуазных европейских странах, по большей части,  и строится имущественное право. При этом в отличие от классического Римского права обладателем абсолютной частной собственности видится не «глава семьи», представляющей в правовом смысле целый коллектив (подчас довольно большой), а отдельный индивидуум. Перенос права частной собственности на отдельного индивидуума без учета его происхождения, пола, возраста и других качественных характеристик является магистральной линией развития этой категории в западноевропейском праве.
«Номократия». Развитие правовых систем европейских обществ постепенно привело к тому, что именно праву – в его современном понимании – стали уделять основное внимание и придавать главную ценность. Так возникла теория «правового государства», в котором и государственная система и функционирование политических институтов постепенно подчиняясь «естественно-правовой» сфере, строго оформленной юридической логике и соответствующим процедурам.
Если в традиционном обществе право представляет собой вспомогательный институт, дополняющий религиозные, государственные и политические аспекты общества и выраженный в конкретных распоряжениях и законодательстве («позитивное право»), то в Европе Нового времени право постепенно выдвигается на первый план и само начинает определять политическое устройство, систему государственной власти и  место религии в обществе («естественное право»). В правоведении и философии права это явление получило наименование «номократия» (от «номос» -- «закон», «кратос» -- «власть»).
«Номократия» означает тенденцию сведения всех политических и государственных институтов к действиям в рамках строго определенных буквой закона правовых нормативов, имеющих якобы внегосударственное и внеисторическое происхождение. В этом процессе область права постепенно распространяет свое влияние на государство, политику, религию и общество целиком. Вместо своеобразных исторических коллективов, политических систем, культурных и религиозных общин, индивидуальных исторических решений и т.д. возникает поле действия гражданской массы индивидуумов, каждый из которых свободно движется по заранее прочерченным правовым траекториям, выбирая легальные маршруты, но не способен изменить саму их систему, не вступив в противоречие с законодательными нормативами.
В пределе «номократия» приводит к отрицанию государства и других самостоятельных политических институтов, и порождает «гражданское общество», не скованное никакими внешними ограничениями, кроме вырабатываемых им самим правовых моделей. Номократическая система стремится все аспекты социальной и политической жизни привести к чистой легальности. В этом состоит смысл «правового государства». Идеальный образец такого государства исключает саму возможность «чрезвычайного положения» или отказа от легальности в пользу легитимности. В таком государстве предполагается, что правовые нормы описывают все возможные случаи, а любое отступление от легальности и нелегальные действия или явления ничем не могут быть оправданы. По сути, доведенная до своих логических пределов идея номократии, «правового государства» и «диктатуры закона» вообще исключает само понятие легитимности, так как не оставляет ни Традиции, ни воле народа, ни историческим обстоятельствам, ни действиям власти в условиях «чрезвычайного положения» никакого правового пространства, исключая их как невозможное (нелегальное) явление.
Номократия тяготеет к тому, чтобы упразднить легитимность как явление, законсервировав правовую систему в ее актуальном состоянии, допуская развитие только в тех направлениях, которые намечены существующей системой легальности. Качественное же изменение легального права исключается. В этом состоит существенное противоречие «номократии»: отказываясь от легитимности в принципе, она закрывает возможность качественного развития  правовой системы. Идея «правового государства» является выражением либерально-демократических буржуазных течений в области права. Более всего такая система укрепилась в англо-саксонских странах, в Великобритании, а позже в США, где достигла своего расцвета.
Конституция. Конституция представляет собой формальную основу правового государства, его основной закон. Корпус прав, свобод и обязанностей, определений и полномочий, а также описание механизма государственной системы и сферы ответственности каждой из ветвей власти составляют основу Конституции и соответственно представляют собой центр всей легальной системы. 
В конституционном государстве  Конституция является суммой легальности, тем законом, по которому составляются остальные законы и подзаконные акты. Конституция есть явление номократии, так как ставит легальность во главу угла, подчиняя ей все остальные формы общественно-политической жизни. Там, где существует Конституция, там существует – по меньшей мере, в теории – правовое государство.
Показательно стремление авторов практически всех французских Конституций, начиная с первой монархической Конституции 1791 года, максимально усложнить процедуру внесения в нее изменений. Самим французам перейти к свершившейся номократии не удалось, так как вопреки их стремлению сделать Конституцию «вечной», французские Конституции сменялись – причем радикально и в ходе революций – неоднократно. Но в США – во многом из-за того, что это государство строилось на пустом месте и изначально представляло собой лабораторный эксперимент по созданию общества модерна, полностью лишенного связей с Традицией – Конституция, на самом деле, сохранилась неизменной с момента основания США, что доказывает легалистский и успешно номократический характер американской политической системы.
Конституционный строй есть структуризация общества вокруг основополагающей идеи легальности. Наличие Конституции отличает современное государство модерна от традиционного государства, так как в ней мы имеем дело с главенством закона, понятым как внешний и формальный, т.е. с главенством легальности.
Разделение властей как основа правового государства.  Практически все известные Конституции несли в себе принцип разделения властей. Не случайно, что это в равной мере характерно и для республик, и для монархий, и для тоталитарных режимов, поскольку главенство закона автоматически означает утверждение дополнительной властной инстанции, которая контролировала бы отправление властных функций вершиной традиционной властной вертикали (будь-то монарх, вождь, правительство или президент). Все известные Конституции были в той или иной степени скопированы с английской Конституции, где исторически впервые монархический принцип был ограничен правовой инстанцией – законодательным органом, т.е. парламентом. В этом проявилась основополагающая линия движения к правовому государству – законотворческая власть ставится рядом, а то и выше власти исполнительной (короля, президента и т.д.).
Современная западная теория права и государства выделяет, как правило, три независимые формы (ветви) власти, каждая из которых обладает суверенитетом в своей области и не зависит (по меньшей мере, в идеале) от остальных. Это:
•    законодательная власть (парламент),
•    исполнительная власть (президент и/или премьер-министр),
•    судебная власть (Конституционный Суд, Верховный Суд, арбитражные суды и т.д.).
Суд – это та инстанция, где право как теоретическая система вступает в противоречие с практической жизнью, и где эти противоречия должны быть разрешены. Судебная власть, как правило, представлена разветвленной судебной системой, во главе которой, в зависимости от специфики конкретного государства, находится Конституционный суд, Верховный суд, Высший Арбитражный суд и т.д.
 Конституционный  Суд в теории разделения властей представляет собой единственную инстанцию, наделенную полномочиями толковать Конституцию, устанавливать соответствие ей других законов и подзаконных актов, а также в отдельных случаях решать принципиальные разногласия между другими ветвями власти.
Конституционный Суд как суверенная инстанция наряду с парламентом и президентом (и/или главой правительства) призван окончательно заменить собой те структуры, которые в традиционном обществе отвечали за легитимность. В случае правовых коллизий между основными государственными органами или в ситуации их сбоя, вместо прямого обращения к легитимации, в такой системе предусмотрена еще одна инстанция, позволяющая разрешать проблемы на оhttp://konservatizm.org/administrator/index2.php?option=com_content&sectionid=0&task=newсновании легальных процедур.
Законодательный орган осуществляет законотворческий процесс, т.е. создает законы. Исполнительная власть обеспечивает их реализацию, т.е. выполняет правоприменительную функцию. Конституционный Суд надзирает над соответствием действий обоих властей (законодательной и исполнительной) правовому корпусу (Конституции) и выносит окончательное суждение по спорным вопросам государственного уровня. В такой схеме легальность покрывает все общество целиком, включая политику, экономику, социальные вопросы и т.д., строго и формально определяя зоны разрешенного и запрещенного в каждой конкретной области – начиная с самого верха и кончая простыми гражданами.
Правовые системы стран Востока. Современное западное право, тяготеющее к номократии и построению «правового государства»,  стремящееся стать универсальным эталоном в общечеловеческом масштабе, более всего повлияло на те страны, которые исторически входили в состав Римской империи или находились под ее культурным влиянием. Страны православной культуры двигались по своему собственному пути. Еще более самобытные правовые модели разрабатывали те общества, которые вообще никогда не входили в состав Рима и развивались в соответствии со своими религиозными традициями. Большинство этих культур в своем естественном развитии не выходило из состояния «традиционного общества», и следовательно, их правовые системы никогда не получали автономного статуса, как в европейских государствах. Правовые системы там остались элементами религиозных учений.
Исламское право. Яркий пример традиционного общества, сохранившегося до наших дней, являют собой страны исламского мира, особенно те, которые продолжают рассматривать ислам в качестве государственной религии. Сегодня таковыми являются Иран, Пакистан, Саудовская Аравия,  Объединенные Арабские Эмираты и т.д.
В этих странах правовые системы строятся на основе «Корана» и сборников его толкования, «сунны». В «Коране» даны четкие указания, что должны и чего не должны делать мусульмане, а также, какую кару несут те, кто осмелятся нарушить запреты.
Мораль и право в исламе строго тождественны, и различия между социальным и нравственным осуждением поступка и причитающимся за него наказанием провести невозможно. Тот, кто нарушает запрет, прегрешает против Аллаха и исламского общества, а значит и против своей собственной религиозной природы, как мусульманина. Таким образом, наказание, которое следует за проступок или преступление, мусульманин получает от лица всего общества и от лица своей собственной веры, от ислама как вселенской силы, т.е. в каком-то смысле – от себя самого, как мусульманина, от своей религиозной природы, коллективно воплощенной в «общине верующих» («умме»).
Исламское право («фикх») строит основы государства, хозяйственное право, систему уголовных наказаний и экономическое законодательство на коранических установлениях, в основе которых лежит принцип личной ответственности мусульманина перед его Творцом (Аллахом). Структура ответственности описана в четких юридических терминах - раба/Господина, приказания/послушания, вознаграждения/штрафа – и совпадает с социальными институтами исламского общества.
Здесь отсутствует и сословная стратификация общества, и выделение отдельного класса жрецов, и иерархизация имущественного положения, что было основой диалектического развития европейского права. Исламское общество является несословным, неклассовым и не имеет ни специальной жреческой касты, ни законодательно закрепленной родовой аристократии. В основе всего лежат персонифицированные и кодифицированные отношения мусульманина-индивидуума с Аллахом, выраженные через структуру коранического текста. В этом тексте и его толкованиях заложены все религиозные, нравственные и социальные маршруты жизни мусульманина, имеющие в исламском обществе характер правовых нормативов.
Такое своеобразие исламского права, структурированного совершенно иначе, нежели современное европейское право и развивающегося по собственной логике, является причиной глубокого непонимания и нарастающего конфликта между миром ислама и современной западной цивилизацией. В основе лежит радикальное различие глубинных подходов к основным социально-политическим, экономическим и государственным вопросам, и, в первую очередь, к праву, в котором для мусульманина запечатлена структура коранического откровения и, соответственно, дана законченная модель религиозного закона. Для европейцев же право – область социального творчества секулярных индивидуумов, возведенная в статус высшего суверенного начала, над которым нет ничего – ни морали, ни Бога, ни Откровения, ни Традиции.
Китайское право. Конфуцианство. Совершенно иначе, нежели и европейское и исламское, устроено китайское право. Его основы заложены легендарным мудрецом Конфуцием (551-479  до н. э.), и от его имени оно получило название конфуцианство.
Конфуций разработал основы этико-правовой модели, которая больше двух тысячелетий  определяла жизнь китайского общества и которая сохраняет свое фундаментальное влияние даже на современный пост-коммунистический Китай. Прототип нормального общественного устройства Конфуций видел в добрых семейных отношениях, когда старшие любят младших и заботятся о них («жэнь», принцип «человечности»), а младшие, в свою очередь, отвечают любовью и преданностью («и», принцип «справедливости»). Особенно подчеркивалась важность исполнения сыновнего долга («сяо» --  «сыновняя почтительность»).
Мудрый правитель должен управлять с помощью воспитания у подданных чувства благоговения перед «ритуалом» («ли»), то есть моральным законом, прибегая к насилию только как к последнему средству. Отношения в государстве во всем должны быть подобными отношениям в хорошей семье: «Правитель должен быть правителем, подданный подданным, отец отцом, сын сыном» («Лунь юй»). Постепенно конфуцианство приобрело в Китае статус официального вероучения и стало основой правовой системы Китая. Государственные должности могли занимать только ученые-конфуцианцы, призванные доказать свое соответствие той или иной иерархической ступеньке через экзамены по конфуцианскому праву. Эти экзамены чиновники сдавали в течение всей жизни -- вплоть до глубокой старости.
Конфуцианство сочетает в себе этику, право и культ, составляя основу традиционного общества. Основы этой системы не разрушило ни распространение буддизма, ни мистическое учение о «дао» Лао-цзы (VI в. до н.э.) (конкурировавшее одно время с конфуцианством по степени влияния, но занявшее место в качестве созерцательных практик, не отрицающих, но дополняющих конфуцианскую этико-правовую систему), ни коммунизм Мао Цзэдуна (1893-1976).
Конфуцианская правовая система не делает различий между правом и этикой, и сводит и то и другое к системе ритуальных действий, что составляет уникальную особенность именно китайской цивилизации.
Субъект права, правовая система, отношение к собственности, в конфуцианском контексте радикально разнятся с римским и европейским правом, так как основываются на совершенно иных  исторических и культурных предпосылках. Для Конфуция государство есть большая семья, члены которой соединены органическими и этическими связями, воплощенными в ритуальных отношениях. Здесь, в отличие от западных систем, нет ни гражданина как такового, ни абсолютной частной собственности. Нет также и религиозного кодекса, запечатленного в общественных связях, как в исламской цивилизации. Китайская правовая модель, включая ее светское секулярное издание в форме «маоизма», может быть адекватно понята только в контексте китайской истории и китайской культуры. Модели европейского или исламского права здесь совершенно неприменимы.
Правовые модели и типы общества. Легко проследить связь правовых систем и трех типов обществ – традиционное общество/модерн/постмодерн.
Для традиционного общества характерна прямая связь религии (традиции) и права. Правовая сфера не выделяется в отдельную систему, но составляет неотъемлемую часть сакрального уклада.
Римское право (особенно в его имперской версии) занимает промежуточное положение между правовой системой традиционного общества и правом эпохи модерна. Именно поэтому правовые системы Европы имеют римские корни.
На базе римского права формируется система современного европейского права, как в его романо-германской (континентальной), так и в англо-саксонской («островной») версии. Хотя считается, что на англо-саксонскую правовую модель римское право оказало не столь большое влияние как на континентальные системы, эволюция этой правовой системы шло в аналогичном направлении – выделяя индивидуума в качестве основного субъекта права и подчеркивая священное значение частной собственности.
Развитие юридической составляющей в эпоху модерна породило явление «номократии», которая особенно широко распространилась в англо-саксонских странах – Англии и США. Современная американская система права, основанная на доведенных до своего логического предела принципах прецедентного права, являет собой образец законченной «номократии», где юридическая сторона почти полностью подчиняет себе политическую.
В эпоху глобализации в конце XX – начале XXI веков начинает складываться система «космополитического права», где категория гражданина (связанная с конкретной принадлежностью к национальному государству) заменяется категорией «человека». Эта концепция «прав человека», претендующих на плане тарную значимость и универсальность соответствует развитию правовой системы эпохи постмодерна.
Такая эволюция правовых теорий полностью отражает исторический опыт западноевропейского и североамериканского общества, тогда как остальные народы, цивилизации и государства подчас развивают свои правовые системы совершенно иначе. Однако феномен глобализации и распространение «космополитического права» («права человека») ставит всех перед необходимостью дать на этот вызов со стороны Запада свой собственный правовой ответ: либо приняв «Права человека» как наднациональный правовой императив, либо отвергнув его в пользу локальных правовых традиций (со всеми вытекающими из этого последствиями).
Невозможность создать единую теорию права.  Каждый народ в ходе своей истории создает собственную правовую модель, основанную на особой культуре, философии, религии. Эти модели отражают логику развития данного народа и имеют между собой мало общего, несмотря на то, что призваны решить одну ту же проблему: упорядочить жизнь общества, придать ей рациональность и гармонию. Но каждый народ понимает этот порядок по-своему, воплощает в нем свой уникальный опыт. Поэтому рационализация и гармонизация общественных отношений в праве в каждом конкретном случае приобретает свою уникальную форму.
Многообразие культур и различия в историческом опыте разных народов, религий и  государств исключает саму возможность создания единой теории права, так как самого права как общего для всех цивилизаций объекта нет в природе: у каждого народа свое понимание «права». Где-то это -- часть религии, где-то -- этики, где-то -- политики, где-то выделено в самостоятельную категорию. Но и там, где право осмыслено как нечто самостоятельное (как в случае западно-европейской и американской цивилизации), это еще далеко не означает, что мы имеем дело с осознанием  сути права как явления. Это означает лишь, что западная цивилизация развивается по своей логике и доходит по этому пути до конечных результатов, предельно ясно осознавая свои собственные предпосылки и основания.


1.Чем право отличается от морали и религии?
2.Что такое преступление? Универсально ли преступление? Как оно соотносится с грехом в религиозном обществе?
3.Чем отличается легальность от легитимности? Дайте определения.
4.Как сложилось римское право и какую роль сыграло в этом существование Империи?
5.Что такое «номократия»? Хотели бы лично вы жить в обществе, где все определялось бы правилами и законами, без малейшего участия субъективного решения?


(1) В  христианской традиции существовало предание, что Христос был гражданином Римской Империи. Это утверждал, в частности, ученик и сподвижник бл. Августина (354-430) Павел Орозий (380 - 420)  (сочинение «История»). Он сообщал, что «Христос Сам пожелал быть включенным в списки переписи, проводившейся при императоре Августе. Тем самым Он стал римским гражданином и подтвердил Свое человеческое естество». «Римское гражданство» Христа, по Орозию, доказывает  божественность самого установления Римской империи.

Что такое политика? Различные определения. «Политика» (от греческого « politeia, politika, poliz», дословно «управление городом-государством») – это форма организации власти и структуры управления обществом.
Существуют различные определения «политики». Школа немецкого философа, обществоведа и правоведа Карла Шмитта (1888-1985) видит начало политики в «определении общественным коллективом пары друг-враг». Нет политики без выделения «своих и чужих», «друзей и врагов», но в отличие от морали, философии или религии, понятия «друг-враг» как политические категории не предполагают закрепления за «другим» («врагом») абсолютных и вечных негативных качеств. В политике «друг» может в какой-то момент стать «врагом», а «враг» - «другом». «Друг» и «враг» таким образом можно рассматривать как чисто политические понятия, фундаментально значимые для политики как явления.
В марксизме политика представляет собой сферу  проявления общественных (классовых) отношений и является полем борьбы эксплуататорских классов (буржуазии и аристократии) против эксплуатируемых (в первую очередь, пролетариата). Французские левые философы 60-х годов, пытавшиеся объединить Маркса с психоанализом З. Фрейда (1856 - 1939)  и структурным анализом, утверждали, что политика присуща биологическим основам человеческой личности, начиная от «микрополитики желаний». С их точки зрения, первичные телесные импульсы  в человеческом организме уже несут в себе заряд «политического». Отсюда формула Ж.Делеза (1925-1995) «все есть политика».
Либеральное определение политики сводится к ее отождествлению со структурой государства, с одной стороны, и к установлению правил экономической деятельности, с другой. При таком определении политика представляет собой поле взаимоотношений между государством и сферой хозяйственной деятельности.
Политика составляет важнейший элемент существования любого общества, любого народа. Это является аксиомой. Согласно Карлу Шмитту: «от того, что у народа больше нет силы и воли, утверждать себя в области политики, сама политика отнюдь не исчезает из мира; из мира исчезает ослабевший народ.»

Сакральная политика в традиционном обществе. Специфика традиционного общества состоит в том, что все виды деятельности в нем тесно переплетены с религиозными представлениями – культами, обрядами, символизмом, религиозной догматикой. И государство, и общество, и политика, и даже вопросы быта неразрывно связаны с религиозными представлениями, вытекают из них и к ним возвращаются.
Политика в традиционном обществе является продолжением богословия или мифа. В основе принятия всех решений – относительно иерархии, формы правления, войны и мира, союзов и военных походов, хозяйственных нормативов и налогообложения – лежат религиозные соображения. Все общества древности и религиозные режимы современного мира основывали и основывают свою политику на этом принципе.
В монотеистических религиях – иудаизме, христианстве и исламе – существуют различные представления о соотношении религии и политики.

Священная политика иудаизма. Для иудаизма идея сакральной политики связана с эпохой мессианских времен, когда еврейский народ должен возвратиться из изгнания на «землю обетованную» и основать там независимую государственность, которой он был лишен более 2000 лет. Это государство должно воссоздать традиции древне-израильских царств, пока не придет мессия (машиах), не восстановит «Третий храм» и не провозгласит всемирную иудейскую империю. Пока иудеи живут в рассеянии, они подчиняются политическим законам других народов, ожидая наступления обещанной им мессианской эпохи. В современном государстве Израиль многие религиозные иудеи видят исполнение этих древних чаяний.
Христианские формы Политического. В христианстве существует несколько ортодоксальных моделей сакральной политики - православная, католическая и протестантская. Эти модели свойственны этим направлениям христианства в их чистом виде, а в современном мире  сплошь и рядом сочетаются с другими политико-правовыми и государсвтенными теориями, принадлежащими к арсеналу Нового времени.
Византизм: симфония властей.  Византийская модель государственности основана на принципе «симфонии властей». Согласно этой идее, политический уклад империи, «Империи ромеев», т.е. Римской Империи, прямыми продолжателями которой считали себя византийцы, является необходимым элементом христианства, по сути «христианским миром», христианской Вселенной, «эйкуменой». «Христианский мир» есть территория, на которой распространена православная вера, принятая в качестве государственной религии. Эта территория считается «изъятой из-под влияния дьявола», тем местом, где земное подчинено небесному. Отсюда представление о православной государственности как священной реальности, коль скоро она ставится на один уровень с чисто религиозным разделением на то, что принадлежит Богу, а что -- дьяволу.
Высшая власть здесь принадлежит царю-императору (василевсу), который правит с опорой на главу церкви – патриарха и руководствуется в своем правлении в первую очередь, христианским идеалом всеобщего спасения. Это и есть «симфония», то есть по-гречески «созвучие», -- имеется в виду гармония между духовным  владычеством Церкви и земным могуществом православного императора. При этом сам император мыслится здесь не просто как светский властитель, а как церковный деятель, «внешний епископ Церкви»(2).
Сакрализация империи в православном ключе является основной чертой византийской политической системы, и эта модель существенно повлияла на структуру русской политики начиная с первых эпох христианизации Руси.
«Два града» и  Папская власть. В католичестве за образцовое политическое устройство является верховенство Папы Римского, который – в теории – должен надзирать за деятельностью светских князей (королей). Католики в своих ортодоксальных политических взглядах руководствуются концепцией «двух градов» (бл. Августин (354-430)), согласно которой католическая церковь есть «град святых» или «град Божий» со своей автономной политикой и иерархией. Во главе «града святых» стоит Папа. Светские государства суть «град земной» или «град грешный», где преобладают земные пороки, слабости и недостатки. Между этими «двумя градами» идет постоянная война. Задача католичества установить контроль католической церкви над светскими владыками.
Согласно теории «двух градов» в ее католическом толковании государственность сама по себе не является священной, но может быть освящена только высшим началом, воплощенным в Римской церкви.
В 800 году король франков Карл Великий (766 – 814), пользуясь сложным положением в политике Византийской империи (борьба с иконоборческой ересью династии Исавров), самовольно перенес на самого себя  функции императора – на сей раз «Западной Римской Империи Германских Наций», отчасти скопировав византийскую модель. В последствии германские императоры Гогенштауфены, поддерживаемые партией гибеллинов,  продолжая ту уже линию, пытались поставить себя выше Римских Пап. Но Рим активно сопротивлялся, опираясь на партию гвельфов, сторонников верховенства Папы. В конце концов, верх взяли именно гвельфы, и чисто католическая теория «двух градов», со значительным теократическим содержанием, возобладала.
Наследницей «Западной Римской Империи Германских Наций» считалась Австро-Венгерская Империя, окончательно рухнувшая в 1918 году.
Современные католики, признающие легитимность политических форм Нового времени, редко настаивают на своих ортодоксальных религиозно-политических моделях и склоняются к форме «христианской демократии».
Протестантская политика. Кальвинизм, лютеранство, анабаптизм. Протестантизм с эпохи Лютера и Кальвина отрицает политическое значение церковной иерархии, и образцовое политическое устройство видит, скорее, в демократическом правлении мирян-христиан, которые определяют политические решения на основании обсуждения, голосования и консенсуса. Каждый должен руководствоваться своей личной или групповой трактовкой «Евангелия» и делать на этом основании те или иные выводы, которые затем доказывать с помощью рациональных аргументов.
Последователи Кальвина основали на этом принципе Швейцарское государство, в основе правовой системы которого лежит конфедерация протестантских приходов.  Такой же модели «приходской демократии» придерживался в Англии Оливер Кромвель (1599-1658). Но после поражения  Кромвеля, Англия вернулась к католической системе,  с одним важным отличием: отрицанием верховенства Папы и провозглашением английского монарха главой церкви. Эта смешанная модель получила название англиканства. При этом радикальные протестантские  секты (пуритане), настаивавшие на буквальном следовании заветам Кальвина, получили в Англии широкое распространение и составили основу английских колонистов в Новом Свете. 
Политическая система США несет на себе яркий след протестантской политической модели, так как она создавалась представителями именно кальвинистских пуританских кругов. Отсюда и американский федерализм, повторяющий в общих чертах структуру Швейцарии Кальвина.
Другие вожди Реформации Лютер и Меланхтон в Германии пошли по иному пути, допустив сочетание протестантских общин с политической властью германских князей и сословным обществом. Такая модель получала название «лютеранства» и утвердилась в Пруссии.
Крайние представители Реформации – Томас Мюнцер  -- утверждали идеал полного имущественного равенства и общинности, существенно повлияв на позднейшие коммунистические теории. Мюнцер и его последователи, анабаптисты, ожидали снисхождения на землю Нового Иерусалима и накануне этого эсхатологического события упразднили иерархию, законы и политические нормативы. Крестьянское восстание анабаптистов было жестоко подавлено, а последователи Мюнцера сохранились в виде крайних протестантских сект, смешавшихся в последствии с остальными – более умеренными.
Исламская политика. В исламе политика неотделима от религии. На ранних этапах распространения ислама сложилась концепция двух «домов» -- «дома ислама» («дар-уль-ислам») и «дома неверных» («дар-уль куфр»). «Дом ислама» -- это те политические системы, в которых ислам утверждается как правящая религия. «Дом неверных» -- все остальные политические формы. Самые радикальные исламские теологи настаивают на том, что те мусульмане, которые пребывают в границах неисламской политики, должны осознавать себя как «партизаны на временно оккупированной территории» (т.е. «дом войны», «дар-уль-харб»). Но в истории ислама эта концепция не раз подвергалась коррекции, и многие мусульманские народы становились лояльными гражданами немусульманских обществ.
Религиозная политика в случае меньшинств или светской государственности. Там, где представители той или иной конфессии сдерживаются политическими условиями (например, когда они представляют религиозное меньшинство или пребывают в контексте светской государственности), они откладывают полноценные религиозно-политические модели и адаптируются к существующим условиям. Но  сакрально-политические концепции никогда не исчезают окончательно, так как являются неотъемлемой частью целостного религиозного мировоззрения.
Политика немонотеистических религий. В немонотеистических религиях – буддизме, индуизме, даосизме, конфуцианстве и т.д. – существуют иные модели религиозно-политического устройства. В буддизме в идеале предполагается верховенство буддистских монахов (что было историческим фактом в теократической империи Тибета во главе с далай-ламой). В индуизме основа сакральной политики воплощена в кастовой системе. Даосизм видит идеальное политическое устройство как союз императора с мудрецами, следующими путям «дао» («высшего принципа»), а конфуцианство выстраивает модель административно-ученой иерархии, с детально прописанной системой экзаменов, для перехода на следующий уровень, включающих  военное дело, изобразительное искусство, грамотность, этику, совершение обрядов и т.д.
Политика в современном мире. Вместе со всеми остальными сторонами общественной жизни политика в Новое время была подвержена десакрализации. Так стали возникать современные политические системы, где религия выносилась на периферию и переставала играть основополагающую роль. Современные политические системы и теории основаны на принципе светскости, и предполагают, что  основные решения основываются на рациональной деятельности правителей, граждан и различных политических структур (партий, классов, сословий и т.д.). Среди многочисленных политических теорий можно рассмотреть лишь наиболее значительные и распространенные – консерватизм, либерализм, демократия, социализм, анархизм и национализм.
Консерватизм не политическая идеология, но мировоззренческая позиция. Консерватизм – это политическая теория, исходящая из предпосылки, что прошлое является более совершенным, чем будущее, и главной политической задачей является сохранение традиций, уклада и структур, существовавших на предыдущих этапах истории общества и государства.
Различные общества имеют различную историю, и в каждом из них на каждом этапе их развития политический консерватизм может означать нечто совершенно особое. Вот почему общей теории политического консерватизма нет и не может быть. В любом государстве мы легко можем найти политических деятелей, которые критикуют современное положение вещей, нравы, устои, правила, законы и тенденции развития, и призывают вернуться к «старым добрым временам» или, по меньшей мере, сохранить в неизменности все, что еще можно сохранить от традиций старины. Это  направление подпадает под общее определение «политического консерватизма», но в каждом конкретном случае, что из прошлого берется в качестве образца и высшей политической ценности, зависит от конкретного исторического и национального контекста. Сторонников языческой религии в Римской империи эпохи распространения христианства (к примеру, Юлиан Отступник (331-363)) можно назвать «консерваторами», а в Новое время, наоборот, консерваторами выступают политики, настаивающие на главенстве христианской церкви перед лицом секуляризации. Даже коммунисты, бывшие в начале ХХ века ниспровергателями всех традиций, в 90-е годы перед лицом либеральных реформ превратились в России в убежденных «консерваторов», воспроизводящих классический консервативный рефрен: «раньше -в советское время - было намного лучше».
О конкретном содержании консервативной политической идеологии нельзя сказать ничего обобщенного. Но консерваторы могут быть разделены на несколько категорий, в зависимости от градуса накала в их отношении к прошлому.
Фундаментальный консерватизм. Среди консерваторов можно выделить «фундаментальных консерваторов» или «традиционалистов». Это те, кто строго придерживается дуальной теории:  прошлое – это благо, будущее – зло. История общества, государства, политической системы развертывается для них от «плюса к минусу» по линии деградации. В такой ситуации главной политической задачей становится
•    утверждать верность старине (благу) перед лицом современности (зла) и
•    настаивать на детальном соблюдении всех политических норм и правил традиционного общества.
Фундаментальный консерватизм практически всегда имеет религиозный характер, так как обращается не просто ко «вчерашнему дню», а к наиболее древним периодам политической истории (вплоть до «золотого века» -- классического мифа всех фундаментальных консерваторов). Так как большинство религий считает, что земная история развертывается от рая к аду, от полноты к пустоте, то фундаментальные консерваторы находят в религиозном мировоззрении надежную идейную платформу для своей позиции. Фундаментальные консерваторы выступают за сохранение сакрального измерения  в политике и за традиционное общество. На этом строится их политическая программа.
Либерал-консерватизм. Либеральный консерватизм – это намного более узкое явление, возникшее в Западной Европе (в первую очередь, в Англии) в XVIII веке. В основе такого консерватизма лежит идея, что общество должно развиваться не революционно, скачками, но эволюционно, т.е. постепенно. В отличие от фундаментальных консерваторов (традиционалистов) либерал-консерваторы верят в прогресс и развитие, считают, что история движется от минуса к плюсу, но при этом они полагают, что этот процесс естественный и его ни в коем случае нельзя искусственно торопить.
Либерал-консерваторы верны не столько прошлому, сколько настоящему, каким бы оно ни было, полагая, что лучшей политикой является политика равновесия, когда  все антагонистические силы в обществе пребывают в относительном спокойствии, уравновешивая друг друга.
Для либерал-консерваторов главными противниками являются революционеры, стремящиеся искусственно ускорить «естественный ход вещей», а также традиционалисты, которые, напротив, стремятся столь же искусственно его замедлить. Представление о существовании «естественного хода вещей» является излюбленным политическим мифом «либерал-консерваторов».
Консервативная революция. Еще одной разновидностью консерваторов являются консервативные революционеры. Этот тип консерваторов представляет собой фундаменталистов и традиционалистов, которые отчаялись в возможности сохранить наиболее ценные аспекты Традиции и встали в радикальную -- «революционную» -- оппозицию современности. Консервативные революционеры часто исходят из циклического видения политического процесса, где за точкой предельного упадка должен наступить – после серии катастроф – новый взлет. Для консервативных революционеров «золотой век» находится не только позади, но и впереди, после серии потрясений и катаклизмов. И расстояние до «золотого века» в будущем представляется им иногда меньшим, чем расстояние от «золотого века» в прошлом. Здесь консервативные революционеры делают парадоксальное для консерваторов заключение: лучше поторопить конец деградировавшего порядка и приблизить начало нового цикла, чем цепляться за жалкие остатки прошлого, которого не вернешь, за ту пародию, в которую превращается Традиция в последней фазе своего существования.
Политические идеологии, построенные на принципе Консервативной Революции, относят к теориям «третьего пути».
Либерализм. Идеология либерализма исходит из принципа, что в центре общества, государства, политики стоит отдельная личность, человек. Главной ценностью является свобода этого человека – в экономике, общественной жизни, политике. Основную задачу либералы видят в том, чтобы освободить человека от обязанностей перед лицом государства, общества, церкви, административных и социальных институтов, других людей. Индивидуум в либерализме есть мера вещей, и может верить во что угодно (или не верить ни во что), думать, что угодно, говорить, что угодно, продавать и покупать, что угодно и т.д.
Но в политической сфере «свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого», и поэтому для либералов основной сферой интересов является экономическая деятельность. Либералы утверждают, что именно в стихии свободного рынка индивидуум может обрести максимум свободы, не рискуя ограничить свободу других.
Государство обязательно несет в себе элемент насилия, и поэтому либералы ставят перед собой политическую цель рано или поздно ликвидировать государство в пользу гражданского общества, состоящего из отдельных индивидуумов. В реальной политике цель либералов – освободить рынок от контроля со стороны государства, поставив законы рынка выше всех остальных законов.
Это означает, что все участники рыночной игры должны теоретически находиться в равных стартовых условиях, но потом действовать максимально свободно. Тот, кто выиграет в конкурентной борьбе, тот и будет пользоваться всеми благами. Тот, кто проиграет, не может ни на кого пенять и никому жаловаться, так как все претензии ему надо предъявлять только самому себе. Отсюда важнейший пункт либеральной политики – плоский подоходный налог. Если человек сумел заработать много денег, он может распоряжаться ими как ему вздумается, а налоги он будет платить такие же, как и человек, заработавший мало денег. Никакого перераспределения доходов, абсолютная частная собственность священна --  такова основная формула либеральной политики.
Либеральная демократия. Понятие «либерализм» часто связывается с понятием «демократия». Их сочетание образует термин «либеральная демократия». Либеральная демократия представляет собой наиболее распространенную в современном мире модель политического устройства общества.
Либеральная демократия сочетает чисто либеральный принцип максимальной индивидуальной свободы, особенно в стихии рынка, с организацией политического устройства, отражающей политическую идеологию либерализма. Либеральная демократия чаще всего настаивает на прямом избрании всех органов власти – парламента, президента, руководителей областей и провинций (губернаторов).
В основе парламентской модели либеральной демократии лежит принцип многопартийности. Партия – это политическое изобретение Нового времени, переносящее на политическую реальность специфику самоорганизации торговых компаний и кооперативов, создаваемых искусственно на основании обоюдного соглашения группой людей для осуществления своих конкретных интересов. Каждый компаньон может в любое время покинуть компанию, и сама она может быть распущена, как только перестанет соответствовать интересам ее учредителей или эти интересы будут реализованы. Само понятие «политической партии» отражает представление об эгоистической природе и мотивации индивидуума, которое лежит в основе либеральной политической философии.
Государственная власть в либерально-демократической системе представляет собой временный менеджмент, нанимаемый акционерами для эффективного администрирования корпорации. В качестве акционеров выступают избиратели, выражающие свои предпочтения и пожелания как через голосование по партийным спискам, так и при прямом выборе главы государства.
В такой политической системе «народ», о котором идет речь в самом термине «демократия», подменяется совокупностью отдельных атомарных индивидуумов, объединенных между собой формальными критериями – наличием гражданства и избирательного права. Никакой исторической цельности здесь не подразумевается.
По сути либеральная демократия отрицает понятие народа как единого политического и исторического субъекта; «народа» как такового в этой политической модели нет. Вместо него действует совокупность индивидуальных граждан, объединяющихся в свободно изменяемые группы (партии) для реализации своих узких и вполне конкретных интересов.
При этом либеральная демократия отрицает социальное измерение  традиции, религии, народной культуры, языка как политических явлений. Следовать им или нет есть частное дело каждого конкретного индивидуума. Либеральная демократия ставит во главу угла формальную процедуру избирательного процесса и относится к категории «представительской демократии».
Органическая демократия. Теории Руссо. Противоположной моделью демократии является такая политическая система, которая, напротив, признает народ в качестве субъекта политики и наделяет его высшим статусом и значением. Эта модель получила название «органической демократии».
«Органическая демократия» рассматривает народ как целостную и неразделимую историческую общность, которая должна максимально свободно соучаствовать в определении своей собственной судьбы. Такая органическая демократия в отличие от либеральной отнюдь не противоположна традиционализму или консерватизму, и вполне может с ними сочетаться. При этом в отличие от кастовых, сословных или теократических моделей теория органической демократии считает именно народ высшей суверенной инстанцией, первичной по отношению к той или иной форме государственности, общественному устройству, идеологии.
Теория «органической демократии» была сформулирована Жан-Жаком Руссо. С точки зрения Руссо, гражданин своим соучастием в общественном процессе создает политическое целое, которое является прямым воплощением его воли. Для Руссо только прямая (а не представительская) демократия может быть названа «демократией» в полном смысле слова. Это означает, что законодательная власть должна быть не у представителей (депутатов), и даже не у большинства, а у всех, у народа как целого, иначе условия свободы гражданина будут нарушены.  Сам Руссо признавал, что такие условия могут быть только в пределах небольших органических образований – племен или греческих городов-государств, а более сложные образования потребуют большей централизации.
Демократия, по Руссо, это такое состояние, когда гражданин полностью отождествляется с социальным телом, к которому он принадлежит, независимо от его происхождения или социального положения. Именно как создание нового политического целого понимает Руссо «социальный договор». Он пишет: «Социальный договор есть действие, которое учреждает коллективное моральное тело, состоящее из членов собрания, обладающих правом голоса, и это тело приобретает тем самым свое единство, своей общее «я», свою жизнь и свою волю». Представительская демократия – особенно в больших и сложных обществах, и теория «разделения властей», свойственная либеральной демократии, дробит это единое тело.
Развивая эту идею Руссо, Карл Шмитт писал: «главная задача демократии воплотить единство тех, кто правит, и тех, кто подчиняется, а партийный парламентаризм, основанный на частных групповых интересах, дробит эту целостность, разрушая тем самым легитимность подлинной демократии».
Органическая форма демократии относится к разряду «демократии соучастия» или «прямой демократии». Органическая демократия может быть свойственна традиционному обществу, но может существовать и в условиях модерна (теории Руссо относятся к обществу модерна и были активно заимствованы теоретиками социализма).
Социализм. Другой политической идеологией, получившей широкое распространение в Новое время, является социализм. Социалисты считают, что высшим политическим субъектом является общество (в отличие от либералов, где им является индивидуум; от консерваторов – где во главе угла стоит традиция, и от органических демократов, которые утверждают верховенство народа). Общество социалисты понимают как совокупность индивидуумов, это сближает их с либералами, но отдаляет от органических демократов (полагающих, что общество есть историческая  цельность народа). Но в отличие от либералов социалисты убеждены, что в обществе индивидуум выходит за свои пределы и приобретает новое – социальное – качество. И в этом социальном качестве человека уже невозможно отделить от социальной массы – он представляет собой  частичку общественной машины со своими законами, интересами и перспективами.
В политической сфере социализм воплощается в придании большого веса различным общественным инстанциям, которым вручаются полномочия по регулированию жизни общества, включая обязательства, накладываемые на каждого отдельного человека. В разных политических теориях эти общественные инстанции могут быть разными. Но чаще всего в этой роли выступает государство, понятое как «социальное государство».
Такое социальное государство считается социалистами и социал-демократами активным политическим звеном, которое призвано контролировать равномерность общественного развития, включая перераспределение доходов от экономической деятельности в сторону уравнивания положения между богатыми и бедными, сильными и слабыми. Социалисты считают, что стихия рынка должна быть ограничена и подчинена принципу социальной справедливости. Откуда классическая для социалистов теория «прогрессивного налога», согласно которой чем больше получает индивидуум прибыли, тем больший процент с нее он обязан передавать в пользу государства. Государство же, в свою очередь, обязано направлять эти средства на бесплатное медицинское обслуживание, образование, пособия, развитие социальной сферы – парков, музеев, клубов, мест отдыха, организацию праздников и т.д.
Коммунизм. Предельной формой социализма является коммунистическая идеология. Коммунисты, основываясь на идеях Маркса-Энгельса, разработали теорию о необходимости построения общества полного имущественного равенства и обобществления всех материальных благ. В коммунизме социалистическая идея справедливости и перераспределения достигает апогея, и приводит к отмене частной собственности как таковой (которая сохраняется в концепциях социалистов и социал-демократов), а также к уничтожению эксплуататорского класса (капиталистов). Политическим субъектом в коммунистических теориях являются классы – реакционный класс буржуазии и революционный класс пролетариата, между которыми идет историческая борьба. Буржуазные политические системы защищают интересы буржуазии. Им коммунисты противопоставляют революционные партии рабочих, которые должны опрокинуть власть капиталистов и утвердить диктатуру пролетариата.
Коммунистическое общество считается тем идеальным общественным устройством, к которому движется история всего человечества, и политический проект коммунизма обращен к политической системе будущего, где отомрут все существующие сегодня политические элементы – государства, классы, рынок, правительства и деньги.
Анархизм. Антиглобализм. Еще более радикальной программой руководствуются представители политического учения анархизма. Анархисты принимают общую установку социалистов и коммунистов на необходимость социального равенства, но отказываются от государства и власти, в какой бы то ни было форме. Анархисты убеждены, что перераспределением полученных в результате материального труда средств должны ведать сами трудовые общины (коммуны), а не какие-то иерархические инстанции – государство, социалистические учреждения или министерства. Анархисты поддерживают идеи революции и рабочее движение за освобождение труда, но настаивают на децентрализации революционных организаций, которые должны представлять собой сетевые разрозненные автономные ячейки как прообраз будущих анархических общин -- свободной федерации трудовых коллективов.
Анархистские идеи стали снова актуальными в эпоху глобализации, когда сетевые модели общественного устройства  начали внедряться в жизнь благодаря новым информационным технологиям. Антиглобалистское движение является новым изданием анархистской идеологии. Основные принципы этого направления описаны в программной для анархистского и антиглобалистского движения книге А.Негри и М.Хардта «Империя».
Национализм. Национализм возник в Новое время в эпоху формирования государств-наций.
Национализм имеет два направления: внешнее и внутреннее. С точки зрения внешней политики, националисты настаивают на активной реализации интересов своего государства часто в ущерб интересам соседних государств. При этом националисты  превозносят достоинства своей нации и критикуют или осмеивают недостатки других.
Во внутренней политике националисты настаивают на ускоренной ассимиляции различных этнических меньшинств, оказавшихся в пределах данного государства, либо на частичном поражении их в гражданских правах. Национализм часто переходит в «ксенофобию» (дословно «ненависть к чужакам»), проявляемую в отношении некоренных жителей данного государства или мигрантов.
Крайней формой национализма является расизм, когда представители других государств, наций, народов и рас провозглашаются «низшими существами» и в отношении их на этом основании предпринимаются агрессивные действия.
Национализм может иметь как мягкие, так и агрессивные формы. Буржуазно-демократические разновидности национализма сводятся к проведению внешней политики в духе национального эгоизма. Радикальные проявления национализма – такие как расизм – вырождаются в человеконенавистнические теории и, в пределе, – ведут к геноциду этносов, причисленных к неполноценным (что и произошло в истории Третьего Рейха).
Правые и левые (схема 4 части). Начало деления политиков и партий на «правых» и «левых» восходит к системе рассадки депутатов различных политических сил в Учредительном собрании Франции 1789 года. В правой части зала в нем группировались «роялисты», сторонники монархии, католики-консерваторы. Это обстоятельство положило начало отождествлению консервативных политических позиций с термином «правые».
Революционеры и радикальные демократы, якобинцы, расположились слева. С тех пор наиболее революционные силы, требующие немедленного перехода к новым политическим формам власти, к новому общественному устройству стали называться «левыми».
В центре, соответственно, помещались «умеренные», придерживающиеся «промежуточных» позиций. В Конвенте ими были либералы, сторонники постепенного развития. Он были «левее» «правых», но «правее» «левых».
В экономической сфере понятие правые и левые распределяются несколько иначе. «Правыми» в экономике считаются либералы, настаивающие на абсолютной частной собственности, плоском подоходном налоге и свободном рынке. «Левыми» -- социалисты, сторонники социального государства, перераспределения и прогрессивного налога. Между правыми (либералами) и левыми (социалистами) находятся умеренные социал-демократы (правые социалисты) или социал-либералы (умеренные либералы, допускающие небольшие ограничения рыночной свободы).
Совмещение правых и левых в экономике и политике легко проследить на следующей схеме.

 Нонконформизм и революция. Экстремизм. Терроризм. Помимо основных политических идеологий существуют различные крайние политические учения, которые настаивают на немедленном воплощении своих политических идей в жизнь. И если большинство общества не готово всерьез рассматривать эти идеи, или политический режим лишает радикалов возможности распространять свои воззрения легальными путями, они прибегают к экстремистской практике, чаще всего к терроризму.
Содержание экстремистских политических учений может быть самым разнообразным – и традиционалистским, и коммунистическим, и либеральным, и консервативным, и религиозным, и анархистским. Понятие политического экстремизма ничего не говорит о сущности тех или иных взглядов. То, что сегодня является экстремизмом, завтра может стать вполне приемлемой для общества политической идеологией (как было с большевиками в Советской Россией, радикальными протестантскими сектами, основавшими США, или с еврейскими террористическими организациями, подготовившими создание государства Израиль в Палестине). Политический экстремизм возникает тогда, когда общество и политическая система отказываются рассматривать данный проект как нечто серьезное и основательное, и либо вообще лишают его права на существование, либо уделяют ему столь малое значение, что для самих носителей этих идей это неприемлемо. Здесь лежат корни политического террора, который возникает тогда, когда группы, исповедующие экстремистские политические идеи, прибегают к осуществлению терактов – захвату заложников, взрывам в общественных местах, политическим убийствам и т.д. – для того, чтобы заявить о своих идеях и требованиях во всеуслышание.
Несмотря на радикальность и аморальность используемых средств политические экстремисты, практикующие террор, требуют лишь внимания к своим идеям и своим требованиям. И лучше всего с этим вызовом справляется общество, которое дает высказаться носителям самых разных политических позиций, даже самых экстравагантных, и без таких радикальных действий. Однако универсального средства для борьбы с политическим экстремизмом не существует, и каждое общество ищет свои методы и свои формы противодействия этому явлению.
Отношение идеологии к политике. Область политики разделяется на две части: политическую идеологию и реальную политику (Realpolitik). Политическая идеология представляет собой совокупность принципов и идей, на которых основывается политическая платформа.
Политическая идеология:
•    выделяет и называет ту реальность, которая является или (должна стать) политическим субъектом в данной политической системе,
•    устанавливает цели и задачи, ценности и перспективы политической деятельности,
•    дает связную картину прошлого, настоящего и вероятного (желательного) будущего данного народа, государства или общества,
•    устанавливает критерии осмысления политического бытия и систему действий в нем.
Политики не бывает без политической идеологии, которая составляет ее основу. Даже если отдельные люди участвуют в политическом процессе, не задумываясь о том, какую политическую идеологию они исповедуют, это означает, не то, что этой политической идеологии нет, а то, что они просто о ней не знают, действуя интуитивно по правилам и законам, которые не изучили как следует и не удосужились осознать.
Реальная политика. «Реальной политикой» в отличие от политической идеологии называется область применения политических принципов к конкретной ситуации. Идеологические предпочтения и цели не всегда можно реализовать в практической жизни, где существует множество привходящих факторов, а также действуют политические силы, исповедующие иные, подчас прямо противоположные политические идеи и стремящиеся со своей стороны их воплотить в жизнь. Система конкретных шагов, действий и мер, предпринимаемых в конкретных условиях, составляет содержание «реальной политики», что предполагает компромиссы, договор, частичное отступление от фундаментальных позиций с тем, чтобы реализовать их успешно в новых условиях и обстоятельствах.
Те, кто занимаются «реальной политикой», как правило, руководствуются политической идеологией, применяя ее постоянные начала к конкретике политического процесса. И здесь главным критерием является эффективность и конечный результат. Если с помощью системы конкретных шагов в сфере реальной политики тем или иным силам – политическим деятелям, партиям, блокам и т.д. – удалось приблизиться к воплощению своей политической идеологии, это считается эффективным. Если эти шаги не дали результата, или дали отрицательный результат, то реальная политика признается неудовлетворительной. Однако и то, и другое, никак не влияет на политическую идеологию, если успешный или не успешный политик сохраняет ей верность и последовательно действует для проведения своих политических идей в жизнь.
Только в том случае, когда «реальная политика» вообще отрывается от политической идеологии, возникают такие явления как популизм, оппортунизм или политический цинизм.
Популизм и оппортунизм. Популизм – такое поведение политического деятеля, когда он подстраивает свою политику не под политическую идеологию, а под сиюминутные настроения масс, чтобы достичь единственной цели – личной популярности, славы и влияния.
Оппортунизм – характеризует действия политика, который пользуется любой открывающейся возможностью («opportunity» - англ. «представившаяся возможность») для укрепления своих личных позиций, соглашаясь на посты, высокие должности и выгодные предложения, даже когда они идут вразрез с его политической идеологией.
Политический цинизм – эта крайняя форма оппортунизма, где политик вообще забывает о самом существовании политической идеологии, которая признается «излишней». Такой цинизм дисквалифицирует политика как такового и ставит его вне политики, превращая в шоу-мена или чистого карьериста.
Популизм, оппортунизм и цинизм суть явления, связанные с индивидуальностью политика, как личности, причем в этом случае индивидуальные интересы ставятся выше сферы политических идей. В нормальных политических системах такие «пограничные» персонажи встречаются довольно редко и не имеют большого влияния.

Элиты и массы. Одна из самых популярных моделей политологического анализа сводится к выделению в политической системе двух групп – «элит» и «масс».

«Теорию элит» сформулировали впервые итальянские философы-обществоведы Р.Михельс, В.Парето, Г.Моска. Согласно этой теории главным содержанием политического процесса является «диалектика отношений внутри элиты» и в, частности, «ротация элит». «Элитой» в данной концепции называется не просто правящий класс, а определенный психологический и социальный тип, отличающийся повышенной энергией, волей к власти и способный осознать, как устроены мировоззренческие и политико-идеологические модели.
Представители этого типа могут оказаться в разных ролях, в зависимости от своего отношения к занятию высших должностей. Если элитарный тип имеет доступ к рычагами власти, то он представляет собой собственно элиту. Если же он по каким-то причинам отстранен от реальной власти, но готов к ней внутренне и всячески к ней стремится, то он представляет собой «контр-элиту». «Контр-элита» -- это элита, которую не допускают к верховной власти.
Отношения между элитой и контр-элитой, по теории В.Парето, составляют основной смысл политических процессов. При этом массы в этом процессе никогда активно не участвуют, и даже когда создается впечатление, что они вступают в игру, при более тщательном анализе оказывается, что ими прикрываются представители все той же элиты (либо контр-элиты). А политические программы и идеологии служат инструментами для элит в междуусобной борьбе за власть; поэтому сплошь и рядом представители элит их довольно легко меняют.
Взаимоотношения между элитой и контр-элитой могут складываться по-разному. Если правящая элита открыта, то она просто вбирает в себя тех представителей контр-элиты, которые на этом активно настаивают. В таком случае процесс «ротации элит» проходит органично и мирно, в обществе складывается относительная политическая гармония, а свежие силы укрепляют позицию власти, снабжая ее новой энергией.
Но так бывает далеко не всегда. Чаще всего представители властной элиты замыкаются в самих себе, охраняют доступ к власти для «чужих» и не допускают к рычагам политического управления представителей «контр-элиты». Такое состояние рано или поздно приводит политическую систему к кризису. С одной стороны, качество правления ухудшается, так как старые элиты при отсутствии конкуренции со стороны новых членов стремятся использовать власть для получения привилегий, не особенно заботясь о политической устойчивости системы как таковой. С другой стороны, отделенные от власти непроходимым барьером представители контр-элиты группируются в самостоятельные структуры, нацеленные на революцию, династический переворот или военный путч (в зависимости от конкретной исторической ситуации). Когда критическая масс контр-элиты накапливается, старые элиты сносит, а к власти приходят контр-элиты, которые становятся настоящими элитами, и весь процесс повторяется заново.
«Ротация элит», по мнению разработчиков этой теории, является неизбежным и обязательным процессом любой политической системы, но принимать он может самые разнообразные формы. В одних случаях контр-элиты несут с собой новую идеологию и оформляют свою революцию в политических и мировоззренческих лозунгах. В других случаях они лишь опрокидывают личный состав старой элиты, сохраняя политическую идеологию и систему в неприкосновенности. А если их впускают в элиту мирно, то они либо укрепляют существующую систему, либо ее плавно изнутри реформируют.
«Теория элит» очень удобна для анализа процессов, протекающих в разных обществах, хотя в ней занижается значение собственно политического и особенно идеологического фактора, которые рассматриваются как нечто второстепенное.
Элиты и этносы. Разновидностью «теории элиты» является теория «расовой борьбы», сформулированная польским философом Людвигом Гумпловичем (1838-1909). Под «расой» Гумплович понимал этническую принадлежность элит или масс.
Согласно теории Гумпловича, все исторические общества представляют собой сочетание инородческой элиты с автохтонными массами. Элита состоит из завоевателей и их потомков, которые приходят на территорию, населенную каким-то этносом и подчиняют ее себе. По Гумпловичу, в этом лежит исток всех политических систем и государств.
Элита имеет свой язык, свою политическую и религиозную культуру, свою иерархию. Покоренное население представляет собой массу, которой эта элита правит. Между элитой и массой постоянно идет обмен, и в разных случаях названия народов и государств, религии, языки и культура берут свое начало либо от элиты (завоевателей), либо масс (местного населения).
История почти всех народов может служить иллюстрацией теории Гумпловича. Современные французы представляют собой прямых потомков галлов (массы, большинство). При этом самоназвание идет от германского племени «франков», составивших костяк французской аристократии и заложивших основу французской государственности, а язык представляет собой разновидность латыни – след Римских завоевателей, которые до германцев в Галлии также были меньшинством. Нечто похожее мы видим в Испании, Португалии, Италии и т.д., а также в Индии (элита -- из белых «ариев», массы – из темных дравидов и других племен индийских автохтонов) или Северной Африке (элита арабская, массы исконных северо-африканских народов в арабской культуре полностью растворены).
Теория Гумпловича в полной мере подтверждается и в древней русской истории, где изначально восточно-славянские автохтоны оказываются под контролем варяжских княжеских элит. Хотя в данном случае речь шла не о завоевании, а о добровольном призвании Рюрика славянскими племенами. Но сути концепции это не меняет.
Многообразие политических систем и их зависимость от национального, культурного, исторического и  географического контекстов. Никакой единой теории политики, политических систем, институтов и процессов не существует. В каждом обществе вызревают свои представления о политике, основанные на историческом опыте, традициях, уровне коллективного самосознания, культуре, этнических и религиозных особенностях, географическом ландшафте, хозяйственном укладе и множестве иных факторов. Политика есть везде и у самых архаических обществ, и у самых изощренных и рационализированных общественных систем. Но везде она представляет особое явление, понятное и осмысленное только исходя из исторического и географического контекста.
Сравнивать между собой политические устройства следует с чрезвычайной осторожностью, так как даже у одного и того же народа на разных этапах политическая идеология меняется подчас самым радикальным образом, видоизменяя систему вплоть до неузнаваемости. И здесь мы не должны полностью доверять тому, что данный политический режим сообщает нам о предыдущих – по определению он является пристрастным, так как основывает свои оценки на своей идеологической системе. Такие искажения напластываются друг на друга в том случае, когда политические системы в одном и том же обществе меняются неоднократно. Так что один и тот же народ в ходе своей истории меняет политические системы, всякий раз давая новые оценки предыдущим этапам, исключая тем самым любую возможность объективного сравнения. Максимум, что мы можем сказать: такая-то политическая система была такой-то, а другая другой, и постараться описать, какой конкретно была каждая из них. Но как только мы выносим суждение: этот политический период был лучше (или хуже) другого, мы сразу становимся на политические позиции, действуя от имени определенной политической идеологии, именно так оценивающий данный период – осознаем ли мы это или нет. А значит, наше сравнение есть не объективная научная констатация, а разновидность пристрастной и заведомо субъективной политической пропаганды.
Политика является неотъемлемой стороной жизни общества, и не может быть понята в отрыве от этого общества, его ценностей, его культурных  и философских оснований. Многообразие обществ в истории и географии обуславливает многообразие несопоставимых между собой политических систем и идеологий.


1.Дайте определения «политики».
2.Чем отличалась полтика в традиционном обществе от современного ее понимания?
3.Опишите позиции «правых» и «левых» в политике и экономике.
4.Как политические системы зависят от исторического и культурного контекста?
5.Как соотносятся между собой элиты и массы? Что под этим понимается?





Политико-правовые формы родо-племенного строя славян. На первом историческом этапе существования восточно-славянских племен (полян, древлян, склавенов, антов, словен, северян, вятичей, кривичей и др.) преобладали формы родо-племенной организации. Они, по-видимому, не очень ясно осознавали принадлежность к этнической общности, рассматривая соседние славянские племена наравне с неславянскими. Несмотря на родство языков и обрядовых комплексов представления о политическом единстве у восточных славян скорее всего  не было. Племенем правили князья – как, например, древлянский князь Мал, известный по летописям. Князь и старейшины выполняли функции административного управления, суда, а также организовывали оборону от набегов соседей. Подчас, сами они водили свое племя в военные походы. Простолюдины занимались сельским хозяйством, животноводством, а также эпизодически -- охотой и собирательством. В целом система древне-славянской политики воспроизводила привычную для индо-европейских (арийских) народов трехчастную модель: жрецы-воины-землепашцы.
Каждое племя осознавало себя само как законченную и самостоятельную политическую единицу, сплоченную общностью традиции, истории, мифов, кровного родства, хозяйственного уклада. Правовые нормы не имели четких формулировок, являясь неотъемлемой частью этнической традиции  древних славян, где религиозные, обрядовые, нравственные и хозяйственные основы не отделялись от правовых, образуя единый строй традиционного общества. Правовые нормы считались столь же сакральными уложениями, как и ритуалы, и свято чтились.
Из тех небольших фрагментов, которые удается воссоздать из жизни древних славян, явствует, что судебные функции выполнял сход (в городах вече). Некоторые  вопросы решали племенные и родовые старейшины. Древний обряд ордалий – т.е. испытание истцов и ответчиков с помощью прижигания огнем, утопления в воде, удушения и т.д. – исполнялся под надзором волхвов. Основным элементом и одновременно скрепой правоотношений являлась «рота» (клятва).
Суд считался выражением сверхъестественной силы, которая могла проявлять себя как через избранных авторитетных представителей племени, так и непосредственно – через стихии. Можно предположить, что появляющаяся иногда в русских сказках персонифицированная «Правда» была на ранних этапах самостоятельным мифологическим персонажем, славянской «богиней» (впрочем, это гипотеза). Корень «прав-», «правый» в древне-славянском означал «упорядоченный мир». Понятию «правь» (норма, порядок, день, разумное устройство) противопоставлялось понятие «навь» (ночь, сон, хаос, посмертный мир и т.д.). «Навь» противопоставлялась «яви» - дневному, упорядоченному «правью» миру.
«Право», таким образом, понималось как соответствие человеческих поступков и общественного уклада мировому порядку, данному в традиции и во внешнем мире.

Институт дани и обратимость господства. Древние славяне высоко чтили принцип воли (свободы) и считали его естественной привилегией славянского племени. Отношения с другими племенами и государствами (в частности, с хазарским каганатом, кочевыми империями степей и т.д.) выстраивались вокруг дани. Более сильные собирали дань с более слабых. Эти пропорции все время менялись, и даннические отношения не образовывали собственно правовой реальности, но подчеркивали исторический факт силового превосходства одного племени над другим, которое действовало только в том промежутке времени, когда подтверждалось на практике. Когда племя или соседнее государство ослабевало, дань выплачивать переставали. А в некоторых случаях осуществлялся реванш, и вчерашние собиратели дани сами становились данниками. С правовой точки зрения, для родо-племенного этапа древне-русской истории характерно живое и органичное сочетание принципа господства и принципа свободы. Всякий раз была открыта возможность пересмотреть эти результаты, и испросить «высшего суда» снова.

Политический централизм державы Рюрика (IX-Хвв.). Призванный на царство в Новгород князь Рюрик (1) со своей дружиной и семьей стал символом одновременно трех историко-политических событий:
•    осознания древне-славянских (и некоторых финно-угорских) племен себя единым этносом,
•    политического оформления этноса в народ и
•    началом русского государства.
С точки зрения этнической, это был важнейший этап  этногенеза, сплавления в единый этнос нескольких родо-племенных групп. С точки зрения исторической, здесь мы являемся свидетелями рождения русского народа, как историко-политической общности, берущей на себя ответственность за активное бытие в истории в качестве ее коллективного субъекта. С точки зрения политической, народ заявляет о намерении создать себе государство.
У разных народов, этносов и государств эти события вполне могут не совпадать. Есть этносы, не осознающие себя народом. Есть народы, не имеющие государства. А есть те, у кого эти события растянуты во времени – подчас с промежутками в столетия. В русской истории призвание Рюрика на царство есть та точка, где все эти три явления совпадают.
Государство несет с собой фиксацию правовых норм, которые в определенных аспектах необратимы. Князья и их дружины (княжеское боярство) приобретают правовой статус господ, чье превосходство основано отныне не на силе и не на историческом эпизоде периодически повторяющегося «суда». Князья и дружинники осознают себя как аристократия крови. Они получают дань от населения безотносительно их силы или слабости. Дань становится обязанностью сама по себе, господство приобретает закрепленный и необратимый юридический статус. Призвав Рюрика на княжение, славянские племена заложили основу правовой модели государственности, сформулировали учредительный акт, не имеющий обратной силы. Народ уступил свою свободу великому князю, делегировав ему суверенитет. И это действие стало стержнем правовой системы на более, чем тысячелетний период.
Фактически призванием Рюрика русский народ создал русское право как самостоятельное явление.
В лице Рюрика и его рода восточные славяне получили центр политического единства -- монархическую идею, которая воплощает в себе не просто преходящее обстоятельство наличия  более успешного князя или племени, победившего в усобицах (что всегда можно оспорить), но «знак судьбы», ставший общеобязательным элементом для всех частей русского мира.
Конечно, династия Рюрика утверждается не сразу и не везде. Кроме того внутридинастические распри расшатывают еще слабое политическое единство, но вся история Древней Руси показывает, что несмотря на колебания и динамику драматической борьбы потомков Рюрика между собой и с отдельными племенами, постоянно восстававшими против нарождающейся монархии, общий вектор направлен именно в сторону политической централизации.
Политическая история Руси до Рюрика и после Рюрика представляет собой две различные реальности. До Рюрика политическим субъектом является племя и его иерархия. После Рюрика этим субъектом становится великий князь, его потомки и организующаяся вокруг них политико-административная система. Племена, со своей стороны, еще долго не утрачивают автономии полностью, но признают над собой в качестве легитимной высшую инстанцию – великого князя.
Отныне «суд» становится прерогативой верховной власти («княжеское право», затем царское право»). Это не значит, что все дела решал лично монарх, но лица, имеющие судебные полномочия (тиуны, наместники, воеводы) им лично назначались, а в случае избрания населением (губные старосты при Иване IV) -- утверждались.

 «Русь» и «Славяне» как политические формы. До определенного времени политическая система была основана на разделении на «Русь», под чем понимали варягов из дружины Рюрика и его потомков, и на «Славян», т.е. на те племена, которые Рюрика призвали на царство. Юридические нормы раннего периода Киевской Руси почти точно совпадают со скандинавскими и германскими, и, скорее всего, принесены варяжской дружиной. С тем лишь отличием, по справедливому замечанию Н.М.Карамзина (1766-1826), что в отличие от Салических законов германцев в Европе, здесь не делается никакой разницы между положением «Руси» (варягов-дружинников) и «Славян» (коренных жителей), что подчеркивает факт сознательного и добровольного признания новой политической системы со стороны восточно-славянских племен, позвавших Рюрика. Позже эти две политические (и отчасти этнические) группы – элита и массы, «Русь» и «Славяне» - сливаются, и оба слова начинают обозначать единый народ – русских в общеупотребительном значении этого слова.
Между княжескими боярами, «Русью» и земскими боярами, т.е. аристократией «Славян», в старых русских городах (в том числе в Киеве) существовали диалектические отношения. «Славянская» знать рассматривала князей и их дружины как пришельцев, которых «Славяне» добровольно призвали на княжение. Земские бояре опирались на народное вече, т.е. политическую модель прямой демократии.  Поэтому автохтонные массы, особенно городские, по сути представляли собой особый политический субъект, воплощенный в вечевой системе и в собственно «славянской» аристократии. Отсюда типичный случай договорных отношений князей с горожанами, и частые конфликты с ними княжеских дружин.
Этнический состав княжеских родов и высших бояр (изначально дружинников-варягов) по обычаям того времени постоянно менялся. Браки  заключались с византийскими аристократами, с княжескими семействами степных народов (печенегов, половцев и т.д.), с западно-европейской и скандинавской знатью. Брак (и особенно династический брак) считался тогда важнейшим инструментом политики и подразумевал политический и военный союз.
На уровне «масс» («Славян») этнический состав также менялся, но по иной логике. Расселяясь по обширным территориям Средне-русской возвышенности, продвигаясь  на север, восток и на юг, русские постепенно смешивались с другими племенами – тюркскими и финно-угорскими, обмениваясь с ними культурными, социальными и политическими элементами.
Поэтому и «Русь» (князья и дружина) и «Славяне» (простолюдины и земская аристократия)  постоянно менялись с этнической точки зрения, но эти процессы в элитах и массах проходили по-разному.
Политический дуализм «Руси» и «Славян» до Крещения Руси святым Владимиром воплощался в двух типах языческих культов. Одни были исконно «славянскими», другие принесли с собой княжеские дружинники, и в этих последних можно различить влияние  как скандинавской, так и прусско-литовской мифологии. Пантеон княжеских бояр был одним, боги, которым поклонялись сами славяне, --  другим.
Русский историк С.Соловьев (1820-1879) справедливо замечает, что особенно устойчивым дуализм двух политических субъектов («Руси» и «Славян») был в старых русских городах – Новгороде, Киеве, Пскове, Чернигове и т.д. На северо-востоке в Суздальско-Владимирской Руси города образовывались в ходе переселений славян с южных земель и под предводительством князей, условно «Руси». Благодаря тому, что земство здесь возникало сверху, его политическое значение было намного слабее. Структура новых городов Восточной  Руси представляла собой более строгую монархическую систему, а вечевая культура прямой демократии или вообще отсутствовала или была слабой и невлиятельной.
Резкое возвышение Владимиро-Суздальского княжества при сыне Юрия  Долгорукого Андрее Боголюбском, и особенно после того, как он перенес великокняжеский престол во Владимир, ознаменовало собой такой тип политической системы, в которой дуализм «Руси» и «Славян» был преодолен в пользу усиления княжеской власти. Позже это сказалось на всей политической истории России, так как Московское царство, отмеченное сильной княжеской властью и слабостью земства, берет свое начало именно от Владимиро-Суздальской Руси.
Прииятие православия как государственной религии. После крещения Руси святым равноапостольным князем Владимиром характер киевской государственности несколько меняется. У государства появляется единая духовная традиция, намного более централизованная, нежели разнообразные языческие культы волхвов. Православие становится в скором времени государственной религией, и у Киевской государственности отныне появляется ясно сформулированная религиозная цель – укреплять и отстаивать христианскую веру. Русь становится теперь частью православного мира, зависит в вопросах религии от Константинополя и вынуждена согласовывать свою политику с политикой Царьграда, который в православном понимании есть центр христианской империи.
Очень важно подчеркнуть то обстоятельство, что крещение Руси происходит в то время, когда обостряются отношения между Восточным православием и Западным католичеством. Поэтому укрепление на Руси христианства проходит под знаком подчеркнутой православной идентичности. Киевская Русь не просто обращена в христианство, она обращена в православие и начинает осмыслять себя в византийском религиозно-политическом контексте. После Крещения государственность Киевской Руси становится православной.
Православной характер раннего киевского государства выражен в следующем:
•    наделение государства и народа религиозной миссией,
•    церковное подчинение Константинопольскому патриарху, присылающему греческих митрополитов в Киев,
•    учет политических интересов Византии как православной империи,
•    почитание великого князя в духе православного учения о «симфонии властей», настаивающем на тесном сотрудничестве духовной и светской власти,
•    социальный характер византийской правовой системы, ориентированной на поддержку крестьянских общин и ограничение власти крупных земельных феодалов.
Церковь начинает выполнять функции объединения русских земель и русского народа, становится важнейшим элементом его идентичности. Постепенно быть «русским» и быть «православным»  становится одним и тем же.
В истории с крещением Руси можно сказать, что народ в православную веру обратило государство в лице великого князя Владимира. Народ же воспринял святое крещение и сделал христианство своей исторической судьбой.
 «Русская Правда» и изменения в положении крестьян. Нормативы древне-русского права как общеобязательной юридической системы постепенно были закреплены в различных документах, получивших распространение в Киевской Руси, и дошли до нас в списках «Русской Правды».
Большинство исследователей считают, что древнейшей редакцией (подготовленной около 1054 года) является «Краткая Правда», состоящая из «Правды Ярослава», «Правды Ярославичей», «Покона Вирного», «Урока Мостников». Пространная редакция, появилась не ранее 1113 года. Ее возникновение связано с именем Владимира Мономаха.
В статьях «Русской Правды» основной акцент ставится на детальном описании модели отношений, обязанностей и прав, членов княжеской дружины друг к другу и к князю. Регулируются права собственности как среди свободных общинников (коллективная собственность на средства производства соседской, ранее родовой общины), так и среди холопов и закупов. При этом, если холопы – полнстиью зависимое население (их число составляло примерно 3% в Киевско-Новогородской Руси), то закупы в принципе свободны и отрабатывают денежные или натуральные долги.
Права общин еще несут на себе отпечаток древних свобод, но уже ограничены обязательной данью, выплачиваемой государству и его представителям (князю и его дружине), а также уплатой церковной десятины. Появление в «Русской Правде» упоминаний холопов и закупов, а также вотчинных смердов фиксирует новое явление в древне-русском обществе – появление полностью (холопы) или частично зависимого населения. Так нормативное закрепление статуса господина в лице князей и княжеского боярства вызывает к жизни появление нормативного статуса раба. Если народ в целом как совокупность свободных общинников еще сохраняет в себе достоинство носителя суверенитета, который был делегирован государству в момент его образования, то статус холопа появляется в правовой системе Киевского государства как новое явление, связанное именно с началом некоторого отчуждения народа, его живых динамичных свобод в неизменноми фиксированном  государственном праве.
Правовой статус холопа отличается от статуса раба в славянских племенах тем, что речь идет не только о захваченных иноплеменниках, поставленных на низшую ступень в ходе военных сражений, но и о собственных гражданах, пораженных в правах перед лицом нормативной инстанции. Как правило, это поражение в правах  было следствием попадания крестьян в вотчинные наделы или совершения преступления, а также выпадения из сословного единства и порядка (женитьба на холопке, «аще сын попов грамоте не знает» и т.д.). При этом Церковь, не отрицая в принципе возможности  рабского состояния, стремилась к его преодолению через выкуп холопов, многие из которых затем обретали статус «Божиих людей», не подпадающих под государственную юрисдикцию (наряду с церковным причтом, вдовами, сиротами, больными и т.д.).  
Самое важное, что до создания государства у славян не было той инстанции, которая могла бы служить для легализации рабства членов своего же племени – и никакие имущественные или силовые факторы не могли дать основания для закабаления славянина славянином. Отношения «господства» в виде дани обыгрывались между племенами. А авторитет племенных старейшин и вождей, который позднее (уже в Киевский период) породил явление земского боярства, не основывался на правовом отчуждении свобод одних в пользу других. «Государевыми людьми» считались все (кроме «Божиих людей»).
Княжеские усобицы и политическая раздробленность Киевской Руси (XI-XIII вв.). Политическое единство Киевской Руси никогда не было прочным, но к концу XII и особенно в начале XIII века оно совсем ослабло. Количество Рюриковичей сильно возросло, на всех княжеских угодий явно не хватало, а великокняжеская идея, объединявшая Русь в эпоху князя Владимира или Ярослава Мудрого, не получила окончательного закрепления, что усугублялось еще и сохранением определенной политической автономии у вечевой демократии. Киевскую Русь ослабляло и т.н. «лествичное право» -- передача Великого Стола не от отца к сыну, а к старшему в роду (чего не было при первых Рюриковичах, у которых принцип престолонаследия был от отца к старшему сыну).
В определенный момент на Руси сложилась ситуация «борьбы всех против всех».  Постепенно выделились три главных политических центра -- на востоке Владимиро-Суздальское княжество, на юго-западе Галицко-Волынское, на севере Новгородская феодальная республика (управляемая городским вече). Значение Киева как центра государства резко снизилось. Постоянные набеги половцев ослабили Киевские земли.
В эпоху раздробленности происходит распад киевской политической системы, что сопровождается возникновением многочисленных политических центров и усложнением всей структуры административного управления. Хотя действие «Русской Правды», бывшей в период расцвета Киевской Руси общегосударсвтенным сводом законов, еще сохраняется, удельные князья создают свои собственные правые и судейские кодексы. В составе княжеской и вотчинной администрации фигурируют различные военные, административные, финансовые, судебные, хозяйственные и другие чины (воеводы, наместники, посадники, волостели, тысяцкие, дворские, казначеи, печатники, конюшие, вирники, тиуны и др.).
Претерпевает изменения и система вечевого самоуправления городов. Так в Новгороде возникает система «посадников», которые представляют политически пять «концов» города. Кроме того, новгородцы настаивают на избрании новгородского епископа, которого ранее назначали киевские митрополиты, что еще более ослабляет вертикаль церковной иерархии.
Политический цикл Киевской Руси. К началу XIII века заканчивается политический цикл Киевской Руси. Он прошел стадии от провозглашения монархической династической власти (идея Рюриковичей), через ее укрепление и правовое оформление, через наделение государства религиозной миссией православного христианского царства (под влиянием византийской политико-религиозной идеологии), до распада на отдельные разрозненные политические полюса, утратившие осознание исторического единства. Период раздробленности знаменует собой окончание первой фазы политического бытия русского народа.
Русский народ осознал себя, создал свою государственность, укрепил и оформил ее политически, принял религиозную миссию, а потом закончил этот цикл темной эпохой распада и дробления. Но даже в этот период народ продолжает осознавать себя народом, хотя это самосознание приобретает скорее характер ностальгии по утраченной политической форме, «золотому веку» Киевской Руси от  Владимира Красно Солнышко до Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха. Особенно это отчетливо проявлено в «Слове о погибели Русской земли», написанном вскоре после разорения Киева ханом Батыем. Народ остро переживает утрату независимости именно как «погибель Русской земли», т.е. окончание целого цикла – не просто катастрофу, произошедшую с отдельным княжеством и его населением, а именно «всей Русской земли».
Империя Чингисхана. После тяжелых поражений (в битве на Калке и нашествия Батыя) на 2 столетия Русь как самостоятельное явление прекращает свое существование. Государство исчезает, но народ остается.
Большая часть русского народа оказывается в составе иной государственности – степной империи Чингисхана. Этот период повлиял на дальнейшие этапы русской политической истории.
Империя Чингисхана как большинство империй включала в свой состав множество этносов, религий, племен и даже государств. Монголы устанавливали для побежденных народов налоги, вводили их в свою административную систему и относились к ним как к обычным имперским гражданам. Князья и дружины покоренных народов принимали участие в монгольских походах, считались членами имперской элиты. В ставке ордынского хана русские князья получали ярлык на княжение.
Жизнь русских удельных княжеств под монголами существенно не отличалась от прежних периодов – монгольские завоеватели не навязывали ни своих религиозных взглядов, ни своих культурных традиций, так как имперская ордынская знать сама быстро стала интернациональной. При монголах русские сохранили православие, культурные обычаи и особенности, народную идентичность.
200 лет существования в рамках монгольской империи дали русскому народу опыт имперского бытия, дополнявший опыт религиозно-идеологической близости к Византийской империи.
Ордынское право. «Яса». В период монгольских завоеваний Русь становится частью империи Чингисхана, где действует закон «Ясы», свода правил, продиктованных своим приближенным самим Чингисханом. Существование в правовом поле «Ясы» в течение 2 веков наложило на русское правосознание серьезный отпечаток и стало одним из важнейших источников государственного права Московской Руси.
«Яса» была попыткой создать имперское право, далеко выходящее за рамки этнических прав монгольских и других степных племен. Отличительными чертами «Ясы» было:
•    убежденность в божественном предназначении империи Чингисхана и небесном характере имперской миссии объединения земель всего мира, идея «вселенского мира»,
•    жесткая постановка верховной власти императора (хахана) над властью обычных ханов с подчеркиванием несопоставимости самой природы их власти,
•    обязательная веротерпимость и избавление всех религиозных институтов от дани и оброков (тарханные привилегии),
•    изначальная легитимация империи и императора со стороны народа (подразумевается, монгольский народ) через всенародное собрание (курултай),
•    всеобщее закрепление народов, входящих в состав империи,  за государственной службой – чаще всего в форме военных формирований,
•    строгая систематизация сбора дани по количеству голов населения,
•    система жестких уголовных наказаний вплоть до смертной казни за надругательство над религией, предательство хана и государства, причинение вреда жизни и собственности  людей, некоторые нравственные провинности (воровство, прелюбодеяние – при признании многоженства, содомия, пьянство и другие излишества во время пиров ).
Отличие «Ясы» от русского «старожильного права» в том, что карательная ответственность в ней решително преобладает над компенсаторной. Это касается также и имущественных отношений. В частности, троекратное банкротство купца влекло за собой смертную казнь.
Частное, наследственное и обычное право в «Ясе» прописано фрагментарно, так как сохранялось разнообразие племен, этносов и народов империи со своими местными обычаями и традициями. Как любое имперское право, «Яса» не касалась тех вопросов, которые входили в компетенцию этнических правовых уложений.
Русские княжества при монгольском владычестве не утратили своего правового статуса и как государственные образования, и как местопребывание народа, сохранявшего свои древние правовые устои. Как в любой империи в «Золотой Орде» сосуществовали 4 правовых уровня:
•    имперское право «Ясы»;
•    княжеское право местной государственности;
•    церковное (религиозное) право;
•    обычное право на уровне народных общин.
Различие в политической судьбе русских на Востоке и Западе в эпоху монгольских завоеваний (XIII-XV вв.). Судьба русского народа в эпоху монгольских завоеваний разделяется на две составляющие. То единство, которое было утверждено в период Киевской Руси и подорвано в эпоху княжеских усобиц и раздробленности, рушится окончательно. Две части русского народа пойдут отныне двумя путями, в том числе и политическими.
Русские, жившие на востоке и северо-востоке, политически оказались в составе мировой империи -- Монгольской, за исключением только церковных отношений; в церковном отношении Русь продолжала подчиняться вселенскому патриарху, который большую часть XIII века пребывал уже не в Константинополе, а в Никее (в Малой Азии). Историк Г.Вернадский (1887 – 1973) пишет: «Подчинившись государям из дома Чингисхана, русская земля в политическом отношении была включена в огромный исторический мир, простиравшийся от Тихого Океана до Средиземного Моря. Политический размах этого мира наглядно рисуется составом великих монгольских курултаев XIII века: в этих курултаях участвовали (помимо монгольских князей, старейшин и администраторов всей средней, северной и восточной Азии) русские великие князья, грузинские и армянские цари, иконийские (сельджукские) султаны, кирманские и моссульские атабеки и прочие.»
Распад империи Чингисхана и подъем Москвы. Империя Чингисхана быстро распалась на несколько частей, сохраняя единство лишь на уровне монгольской династии Чингисидов. Русь в большинстве своем вошла в состав «Золотой Орды» или улуса Джучиева со столицей в Сарае. Владимир, а потом Москва стал вторым столичным центром этого русско-татаро-монгольского государства. Несмотря на то, что ордынские ханы в определенный момент приняли ислам, они, следуя заветам «Ясы», не препятствовали распространению других конфессий и не только давали русским спокойно исповедовать свою веру, но и не возражали против перехода в православие монголо-татарской знати.
После окончательного превращения Киева в провинциальный центр, русские митрополиты стали подолгу жить в северо-восточной Руси, во Владимире на Клязьме, а в конце XIII века окончательно переселились во Владимир, а затем в Москву. Епископ Сарайский был представителем главы русской церкви в ханской ставке.
Русские князья платили дань монголам, но одновременно перенимали у них опыт управления империей, жесткий административный централизм и этику военной кочевой иерархии, с ее основными ценностями – беспрекословное подчинение вождю, аскетизм личного быта, подвижность, верность и преданность, готовность к стремительной мобилизации, оперативность коммуникаций. Так в «Золотой Орде» постепенно формировался новый народ, продолжающий историческую эстафету того народа, который построил Киевскую Русь, но развивший  множество новых черт. Несколько позже  он приобретет имя «великороссы», в узком смысле означающее восточно-русский этнос с большим числом тюркских и финно-угорских элементов, ставший ядром новой Московской Руси.
«Основное русло исторического процесса развития русской государственности пролегло не в западной, охваченной латинством, Руси, а в восточной, захваченной монгольством.», пишет тот же Г.В.Вернадский.

Русские на Западе. Другая половина Руси и соответственно другая часть русского народа уже в середине XIV века оказалась под властью Запада. Хотя русские, оказавшиеся в составе Литовского, Польского и позжде Австро-Венгерского государств, во многом сохранили свои культурные начала, историческую идентичность и самосознание себя как народа, а также государственную идею они утратили.
В Литовском великом княжестве русские на первых порах преобладали, и само это государство было отчасти языческим, отчасти православным, но постепенно литовцы стали сближаться с Западной Европой, а потом окончательно приняли католичество, и уже Польско-Литовское государство было ориентировано жестко против православной идентичности.  Постепенно западная половина некогда единого русского народа эпохи Киевской Руси стала этносом, обладающим признаками культурной самобытности, но утратившим историко-политическое измерение.
Русские между Востоком и Западом. В разделении политических и исторических судеб двух полюсов ранее единого русского народа решающую роль сыграло религиозное и геополитическое различие между монгольской империей и католической Европой.
Империя Чингисхана геополитически была силой Востока, направленной в определенной мере против Запада. При этом в религиозном смысле ее власти никогда не отличались миссионерством и позволяли покоренным народам сохранять религиозную идентичность.
Католические государства Европы и Балтии, в составе которых оказались жители западной Руси, осознавали себя цивилизацией католического Запада, активно насаждавшего свое понимание христианства, и относились к православным как к «еретикам», пытаясь перевербовать их в свою веру – либо напрямую, через католическое миссионерство, либо через униатство, где сохранялись православные обряды, но признавалось верховенство Папы Римского.
Позже, освободившись от Орды, русские Востока (великроссы) оказались в позиции наследников великой азиатской империи с полностью сохранившейся и укрепившейся православной идентичностью. Русские Запада (малороссы и белорусы) не смогли самостоятельно отстоять свою  политическую свободу, и вынуждены были адаптироваться к  католическим режимам, сохраняясь не как народ, а как этнос. Возврат к свободе и полноценному историческому бытию был открыт для них только через Москву, активно вступившую с XV века на путь государственного возрождения.
Московское царство. Распад орды и укрепление власти московских князей привели к возникновению нового государства – Московской Руси. В отличие от Киевской Руси Московская Русь имела намного больше имперских черт, отчасти позаимствованных от монголов. Русская знать активно участвовала в жизни ордынской элиты, часто смешивалась с ней, и вынесла оттуда опыт управления гигантскими территориями.
В новом государстве великокняжеским престолом становится Москва, хотя в какой-то период это оспаривалось другими центрами Восточной Руси, в частности, Звенигородом при сыне Дмитрия Донского (1350-1390) Юрии Дмитриевиче (1374-1434), воевавшем с великим князем Московским Василием Темным (1415-1462), и особенно Тверью.
Период, кода Московская Русь становится самостоятельным государством, совпадает с падением Византии. И русский народ начинает осознавать сам факт обладания независимой государственностью как ясный знак своей избранности. Формальными признаками этой избранности были
•    сохранение православной веры (тогда когда сами греки уклонились в Флорентийскую унию),
•    и наличие независимого государства.
Третий Рим. Московская Русь уже при Иване Третьем, которого называли «Великим» или «Грозным» еще прежде его внука Ивана IV, начинает осознаваться не просто как великое княжество, но как царство. Основу этой теории «переноса империи» (translatio imperii) сформулировал псковский инок Филофей (живший в XVI веке). Смысл данной политической концепции состоит в том, что качество «священного царства», где «град небесный» и «град земной» находятся в гармонии, а не в противостоянии, после падения Константинополя переносится на Московское царство, и оно остается отныне единственным в мире оплотом спасения. Остальные же земли, в том числе и потерявшая политическую независимость Византия, находятся либо в руках еретиков,  либо в руках иноверных. Только Русь в такой ситуации является местом исторического избранничества, и такая ситуация сохранится до конца времен. «Четвертому Риму не быть», пишет Филофей(3).  Из периферии Византийской империи в Киевский период и из окраины империи Чингисхана в монгольский период Московская Русь в XV-XVI веках становится центром, причем как духовным центром византизма, так и ядром воссоздаваемой (на сей раз с Запада на Восток) евразийской империи.
Так рождается новая политическая система, в основе которой лежит сочетание православного византизма и татаро-монгольской административной централистской модели.
Великий князь уже при Иване III перестает быть «первым среди равным», как в Киевскую эпоху, и становится единственным государем, прямым аналогом византийского императора, а не королем или вождем. Теперь Русский Царь есть «внешний епископ Церкви», и выполняет ту же богословскую миссию, что и византийские василевсы. «Степенная Книга Царского Родословия», составленная при Иване IV святым митрополитом Московским Макарием (1482-1563), ретроспективно именует «царями» Рюрика, Владимира I, Владимира Мономаха, Ярослава Мудрого и всех остальных Рюриковичей.
После того, как греки перед падением Царьграда пошли на компромисс с католиками (что их не спасло), присланный проповедать Флорентийскую Унию греческий митрополит Исидор (?-1462) с позором изгоняется из Москвы, и митрополитов Московских русские начинают ставить сами – по представлению великих князей и с одобрения собора епископов. В XVI веке по той же самой логике полной – в том числе, и церковной -- независимости Руси от кого бы то ни было, устанавливается Патриаршество.
Позиции родового боярства остаются очень сильны, как и вечевые традиции северных и западных городов – Новгорода и Пскова. Но с ними московские великие князья начинают вести непримиримую войну. Причем политика централизации основана на идее превращения Руси из обычного государства, где «допустима» определенная политическая автономия второстепенных иерархических субъектов – князей, воевод, бояр, -- в особое государство-ковчег, единоначалие которого оправдано величием возложенной на него исторической задачи.
Самодержавная монархия. В Московский период устанавливается самодержавная монархия, где власть Царя не ограничена ничем, кроме необходимости исполнять возложенную на него миссию возглавлять государство-ковчег. Народная воля целиком воплощается в государстве, которое отныне мыслится как «священная империя», как государство-церковь, где духовное, административное и хозяйственное начала теоретически неотделимы друг от друга. Подобно византийским императором русские цари собирают Соборы, в частности «Стоглавый Собор» (1551), перед которыми ставят вероучительные, моральные и административные вопросы. Понять политическую систему того времени без учета теории Москвы -Третьего Рима невозможно.
Конкретный административный уклад Московского царства существенно меняется даже в эпоху правления одного и того же царя – так при Грозном были этапы и боярского правления, и реформы Адашева-Сильвестра, и опричнина, и проявления прямой тирании. При этом характерно, что постоянно расширяющееся московское царство практикует правовой плюрализм, и даже вопрос сбора налогов и податей, а также поставление воинов на государеву службу в разных областях является то компетенцией посадских бояр, то волостелей, то общинных старост и земских изб. Такое правовое разнообразие отражает различие хозяйственного и культурного уклада разных частей бурно созидающегося государства.
Московская Русь созидается как империя. Это существенно и качественно выделяет ее в политических процессах, которые в то же самое время приводят европейские страны к формированию национальных государств. Имперский принцип предполагает стратегическое единство с большой долей внутренних свобод и многообразием правовых норм для отдельных частей. Все -- даже самые жестокие -- нападки московских государей на мнимых или подлинных врагов (например, на новгородцев и псковичей) обосновываются не отличием их хозяйственного уклада, но подозрением в их политической измене, т.е. замыслом перейти на сторону врага (чаще всего Литвы).
Право в Московской Руси. Московская Русь соединила правовые традиции империи Чингисхана с правовыми принципами византийской империи, которые в отдельных частях были знакомы и Киевской Руси, а также славяно-русское «старожильное право». По мнению некоторых исследователей, сам Чингисхан в свое время заимствовал многие принципы «Ясы» именно из византийского имперского опыта.
Московская Русь, осознавая себя империей, воспринимает четырехступенчатую правовую модель:
•    имперское право (наследие Византии и империи Чингисхана);
•    княжеское право (наследие «Русской Правды»);
•    церковное право;
•    общинное право (наследие догосударственного племенного устройства жизни древних славян).
Вселенская православная империя в замыслах патриарха Никона. После периода Смутного времени, когда над государством снова нависает опасность утраты независимости и потери идентичности, Россия вступает в очень сложный политический процесс политической модернизации.
Собственно Московский период заканчивается временем церковного раскола и реформами Петра Первого.
Церковный раскол вызван совокупностью факторов. Не последнюю роль в нем сыграла политика. Как и все русские люди Московской Руси  царь Алексей Романов (1629-1675) и его духовный наставник патриарх Никон живут идеей Руси как Новой Византии, последнего богоизбранного царства. В небольшом боголюбческом кружке, созданным вокруг молодого и набожного царя, прозванного «Тишайшим», созревает идея о придании Русскому царству вселенского измерения, что кажется правдоподобным из-за военных успехов русских, постепенно присоединяющих к России все новые и новые земли  Малороссии и Белоруссии, где живет православное население, попавшее несколько веков назад под власть католиков. Возникает даже замысел отвоевания Константинополя у турок, и эта идея поддерживается некоторыми греческими эмиссарами в Москве. Патриарх Никон уже видит себя духовным главой гигантской православной империи, а русского царя правителем всего православного мира. Идею избранничества Руси боголюбцы решают воплотить в интенсивное распространение русской государственности вширь. Возобновляются контакты с греками и другими православными народами.
«Книжная справа» и реакция партии Аввакума. Никон в своих начинаниях по объединению всех православных под началом Русской Церкви и русского царя сталкивается с проблемой: за годы довольно изолированного существования Руси православные греки и некоторые славянские народы отошли в церковном уставе и некоторых обрядах от тех устоев, которые закрепились на Руси в древних времен и сохранились в нетронутом виде.  Причем в XV – XVI веках отличия некоторых русских церковных обрядов от греческих считались признаком избранности русских. Теперь они же стали камнем преткновения для привлечения к России православных из других областей. Патриарх Никон в такой ситуации принимает решение пожертвовать особенностями русской церковной традиции ради торжества русского православия в целом. При этом он необдуманно идет на нововведения, исправляя старопечатные книги по Киевскому изводу и меняя некоторые церковные обряды  - например, исконное двуперстие, метания на великопостной службе Мариина стояния, обхождение алтаря посолонь, сугубую аллилуйю и т.д.
И тут он сталкивается с упорным сопротивлением церковных консерваторов под предводительством протопопа Аввакума (1620-1681), которые пребывают совсем в ином настрое. Они видят как и прежде в отличии русских церковных обрядов печать избранничества русского народа, а в греческих обрядах и троеперстии - лишь «еретические нововведения». При этом консерваторы ожидают накануне 1666 года скорого конца света, всеобщего отступления и прихода антихриста, а не нового имперского возрождения. Из одного и того же корня русского избранничества растут два противоположных всхода – экспансивное имперское никонианство, обращенное вовне, и эсхатологическое старообрядчество, обращенное вовнутрь.
Церковный раскол и конец патриарха Никона. Позиция патриарха Никона берет верх, и начинаются страшные гонения на староверов. При этом Никон все более и более ощущает себя «православным Папой». Этот политический уклон в сторону священнической власти -- на манер католической иерархии -- через некоторое время входит в противоречие с царем Алексеем Михайловичем, между ними начинаются трения, и позиции Никона слабнут.
Не только старообрядцы, но и сам Никон становится жертвой тех реформ, которые он начал. Поссорившись в очередной раз с царем, Никон покидает Москву и удаляется в построенный им  Новый Иерусалим. В отличие от Грозного, которого в Александровскую слободу, куда он скрылся, пришел просить вернуться весь правящий класс, с Никоном этого не произошло, и на Соборе 1667 года он был низложен. Новым патриархом был избран полностью послушный царю Иоасаф II  (?-1672).
В результате политическая модель Московской Руси, основанная на «симфонии властей», смещается полностью в сторону царской власти. Причем эта власть – особенно вследствие раскола и истории с патриархом Никоном – приобретает отныне постепенно все более светский характер. С конца XVII века политическая система России утрачивает свое священное значение, которое она имела в предыдущие века.
Политическое содержание Петровских реформ (XVII-XVIII вв.). Идеология  Третьего Рима продержалась в целом до конца  XVII века – т.е. в течение Смутного времени и до эпохи раскола, и была заменена новой государственной идеей только в ходе реформ Петра Первого.
Петр Первый отменяет патриаршество, подчиняет церковь государству (по образцу протестантских монархий того времени), стремится привести обычаи, культуру и экономику Руси к западным образцам. По сути, Петр строит новое государство по западно-европейскому стандарту, стремясь соответствовать Вестфальской политической системе и выступать на европейской арене как государство-нация – со своими особенностями, интересами и амбициями.  При этом он ведет активную завоевательную политику, расширяя территорию России.
Петр осуществляет радикальные меры по внедрению новых экономических и промышленных технологий, развивает флот, вводит европейские обычаи, принудительно заставляет бояр и дворян отказываться от обрядов и устоев старины (брить бороды, курить табак, пить кофе и т.д.).
В это время самодержавие преобразуется  в абсолютизм, основы которого были заложены ранее – в эпоху раскола в XVI веке. Отличие самодержавной монархии от абсолютизма в том, что самодержавие подчиняет власть высшему священному началу, а для главы абсолютистской монархии действует принцип «государство - это я».
При Петре Первом Россия начинает официально называться «Империей», хотя с точки зрения византийского понимания империи, она именно теперь перестает ею быть, по меньшей мере, в смысле «священной империи».
Идеолог петровской системы Феофан Прокопович (1681 - 1736), описывая в «Правде воли монаршей» этот тип монархии, говорит, что в ее основании лежит «воля народная, аще и не словом, но делом изъявленная». Т.е. даже абсолютная монархия предполагает в своем основании «суверенную демократию». Однако по мысли Прокоповича народ раз и навсегда отдает монарху эту волю (суверенитет), и обязуется ему повиноваться во всем, а также предоставляет царю право самому назначать себе преемника. Феофан Прокопович в данном случае следует за английским политическим мыслителем Томасом Гоббсом.
Реформы Петра не смогли до конца осуществить модернизации российского общества. Санкт-петербургская государственность отличалась от западных аналогов, которым сам Петр и его последователи стремились подражать, в том, что Россия по своему формату оставалась империей с огромной и постоянно расширяющейся территорией, населенной разными народами, находящимися в различных стадиях развития,с преобладающим аграрным производством.  Для того, чтобы построить настоящее государство-нацию, требовалось превратить все это этно-социальное и культурное многообразие в однородную массу граждан, что было недостижимо в российских условиях.
Отсюда возникает двойственность двухсотлетнего санкт-петербургского периода: на уровне правящей элиты (царского двора, дворянства, бюрократии) государственность была в целом западной, а на уровне простого народа устойчиво сохранялись древние устои культуры, быта, общинного ведения хозяйства и т.д. Исконно народным оставалось и отношение к царской власти. Эта колоссальная историческая инерция империи препятствовала модернизации государства.
Десакрализация и секуляризация государства, заложенная в основе петровских реформ, так никогда и не была доведена до конца. И несмотря на резкое умаление значения православной церкви в XVII-XIX веках,  религия оставалась важнейшей составляющей государственной жизни, активно влияя на внешнюю и внутреннюю политику. В XIX веке в сравнении с XVIII этот фактор еще более возрос, и государственность XIX века стала отчасти стихийно, отчасти под влиянием славянофилов  возвращаться к идеям московского периода и идеологии Святой Руси.
«Табель о рангах». Петр издает «Табель о рангах», который автоматически приобретает статус закона. Согласно этому документу резко облегчается путь мелкому дворянству и даже выходцам из низшего сословия занимать чиновничьи должности, что ранее регулировалось родовитостью боярских семей, множеством традиций и уложений, которые не смогли до конца преодолеть предыдущие монархи, строившие империю на религиозных началах. Петр же добился своего, существенно ограничив позиции родовой аристократии и открыв правовую возможность ротации элит. Так возникает новое сословие – «шляхетство» (выражение взято из польского языка). От принципа родовой аристократии, основывающей свои политические притязания на древности рода, Россия переходит к «меритократии» (лат.  «meritus» -- «заслуга» и греч. «кратос» -- «власть»), т.е. к такой  системе, где социальные привилегии даются наиболее «заслуженным».
Правовые аспекты абсолютной монархии в XVIII – XIX веках. В течение XVIII века правовая система России переживает сложные процессы. Петровский абсолютизм начинается корректироваться в разных направлениях. В завещании Екатерины I уже говорится, что «никогда российским престолом владеть не может, который не греческого закона», что восстанавливает, пусть номинально, православный характер царской власти, по сути отмененный Петром в качестве общеобязательного условия занятия престола.
На протяжении всего XVIII века дворянство пыталось укрепить наследственность своего положения и ограничить тот приток активных чиновников из низов, который начался при введении «Табели о рангах». Русские самодержцы то идут на поводу у этой тенденции (образование «Верховного Тайного Совета»), то снова сосредотачивают полноту власти только в своих руках с опорой на новые элиты (как при императоре Павле). Опять вступают в силу законы о наследовании престола, которые опираются уже не на произвол монарха, а на династическую логику. Император Павел окончательно подтверждает это в 1797 году «Актом о престолонаследии».
Со времен Екатерины Второй под воздействием европейских идей цари делают попытки дополнить абсолютную монархию системой государственного права. Сама Екатерина была почитательницей французского философа Шарля Монтескье (1689-1755), который внес большой вклад в формирование теории «правого государства» («номократии»). Под влиянием Монтескье Екатерина Великая писала: «Надлежит быть закону такову, чтобы один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов». В манифесте 1766 года о созыве Законодательной Комиссии Екатерина высказывает идеи о необходимости свода общеобязательных и самодостаточных законов, что отчасти ограничивало бы права самодержавия. Под влиянием событий Французской революции Екатерина отшатнулась от этих реформ, и основы абсолютизма не изменились. Такая же участь введения в России Конституции постигла при  Александре Первом и реформы Сперанского, подготовившего «Свод Законов»,.
При Николае Первом после неудачного восстания декабристов самодержавие снова возвращается к абсолютизму. При  создании в России Думы (парламента) в начале ХХ века,  российская монархия становится «полуконституционной» (формула «Император законодательствует вместе с Государственной Думой»). С государственно-правовой точки зрения, именно эта неопределенность (наряду с другими фаткорами) привела к гибели монархии.
Сенат. При Петре Первом в государственное устройство России был введен Сенат, как правовой орган, призванный замещать царя в его отсутствие. Сенат изначально сочетал в себе законодательную, исполнительную и судебную власть. Членов Сената назначает царь по своему усмотрению из ближайшего окружения и передает им чрезвычайные полномочия. Фактически Сенат становится инстанцией, которая правит государством в период отсутствия царя.
Созданный изначально по принципу «комиссарской диктатуры», Сенат после Петра стал влиятельным органом, и русские цари и царицы, опасаясь властных претензий с его стороны, постоянно стремились ослабить его значение. Статус Сената  снизился уже в эпоху «Верховного Тайного Совета» (1726-1730) и Кабинета Министров (1730-1740). А со времени Екатерины II Сенат ограничил свои полномочия судебными, выполняя функции, аналогичные Верховному Суду. При Александре I Сенат возрождается, а при Николае Первом снова отходит на второй план.
Судьба Сената отражает колебания российского абсолютизма в отношении делегирования властных полномочий какой бы то ни было государственной инстанции, кроме ничем не ограниченной монаршей власти. Сенат – это абсолютно зависимое от монарха, но все-таки самостоятельное властное образование, имеющее правовую базу. При сильном властителе, Петре, угроза от Сената была не существенной. Но при последующих правителях опасность ограничения абсолютизма с его стороны становилась более серьезной.
Русская политика в XIX веке. С конца XVIII века идеи Французской революции и процессы буржуазно-демократических преобразований в европейских странах начинают все больше влиять  на русское общество, в первую очередь на дворянство, а также на разночинцев. Абсолютная монархия многим кажется пережитком, и постепенно в стране формируется политическая оппозиция. Вначале эмоциональная и этическая – как общество декабристов. Позже более последовательная – как революционные демократы. И наконец, радикальная как левые народники, эсеры и социал-демократы.
Центр. В центре политической системы России стоит собственно официальная монархическая система, взгляды и предпочтения русских царей. Эти взгляды колеблются между частичными шагами в сторону «демократической (народной) монархии» и возвратом к реакционному западничеству. В этой системе сочетаются элементы старо-русских устоев – прежде всего, сам институт монархии, и результатов петровской модернизации (с усилением дворянского сословия, засильем иностранцев, покровительством  развитию городских ремесел, промышленности и т.д.).
Правый фланг. Эта система вызывает умеренную критику справа – со стороны  кружка славянофилов. Славянофилы:
призывают укреплять культурную и духовную идентичность русского народа,
обращаются к допетровской старине,
критикуют ход развития европейской цивилизации в сторону секуляризации, материализма и атеизма.
Славянофилы в некоторых случаях доходят до довольно радикальных критических выводов в отношении существующего строя, что дает основание одному из них (Ю.Самарин (1819-1876)) говорить о «революционном консерватизме». В некоторых случаях идеи славянофилов берутся на вооружение властью, и с внешней точки зрения официальная политика России XIX века во многих отношениях имеет более консервативный характер, нежели политика XVIII века.
Левый фланг. Слева от центра располагаются умеренные либералы, считающие, что России следует идти вслед за странами Западной Европы и развивать буржуазную систему отношений, ограничивать царскую власть Конституцией, организовывать политические партии, продолжать процессы секуляризации, лишая Церковь даже той  узкой роли «министерства морали», которую она играла в синодальный период. Причем монархия, по их мнению, сама должна проводить эти реформы, что даст ей шанс сохраниться в будущем, хотя и в усеченном конституционном  качестве.

 Крайне левые. Левее либералов располагаются революционные демократы и народники, считающие, что самодержавие следует отменить вообще и установить в России республику. Причем, народники стоят на позициях русского народного социализма и полагают, что альтернативой монархии является не буржуазная демократия, а возврат к народной сельской или ремесленной общине и построение на основе самоуправления честных тружеников свободного государства. При этом народники «интернационализм» понимают как равноправие всех этносов в составе Российской Империи, а отнюдь не как стремление уравнять между собой все народы земли. Политическая мысль народников остается в рамках «русской цивилизации».
Еще левее народников находятся социал-демократы и марксисты. Они призывают не просто свергнуть монархию, но осуществить социалистическую революцию, плавно переходящую в мировую. Их интернационализм имеет планетарный масштаб, и Россию они никак не выделяют в общем марксистском подходе к «объективной» логике смены экономических формаций.
Победа большевиков в 1917 г. и рождение «революционного права». Политическая система, установившаяся после Октябрьской революции, представляет собой диктатуру комиссарского типа, субъектом которой является пролетариат как класс и его боевой орган – Коммунистическая партия. Большевики провели невиданный в истории цикл смены элит, осуществив практически полное уничтожение трех высших сословий – священников, дворян и буржуазии, которые ранее составляли правящий класс государства, и привели на их место представителей народных масс или маргинальных этно-социальных групп, лишенных ранее права соучастия в управлении государством.
Период после революции 1917 года сопровождается радикальным новаторством в области права. Большевики ставят все предшествующие правовые модели вне закона. Это не составляет труда, так как монархическая система держалась на полном единовластии (абсолютизме), и после отречения Николая Второго от престола никаких правовых моделей установиться не успело: Временное правительство было свергнуто большевиками через полгода после его создания. В конце 1917 в России не стало ни легальности, ни легитимности. Большевики, захватив власть, провозгласили «революционную законность».
Первые декреты революционного правительства большевиков закладывали вместе с тем основы будущей правовой системы: «Вся власть – советам!», «Земля – крестьянам!», «Заводы – рабочим!».
Лозунг «Вся власть – советам!» означал провозглашение прямой демократии, и соответственно легитимацию выборной системы всех уровней – от местных до «всенародных».
Передача земли крестьянам отвечала на самый центральный вопрос России того времени, населенной преимущественно крестьянами. Передача земли в безвозмездное пользование тем, кто ее обрабатывает, означало новое правовое отношение к землевладению. В каком-то смысле это был возврат к докиевским временам, когда земля и так принадлежала свободным славянским труженикам. Новая власть объявляла о завершении исторического витка, начавшегося с добровольного ограничения некоторых свобод вольных славянских племен во имя создания княжеской государственности, прошедшего стадию отчуждения в крепостничестве и абсолютизме и достигшего синтеза народной свободы (проявленной в обладании землей) с народной же властью (какой первоначально представляли себя большевики). Именно так --  как событие национальной истории, возвестившее долгожданную свободу угнетенного народа – по началу восприняли революцию крестьянские массы.
Лозунг «Заводы – рабочим!» означал отказ от буржуазного парламентаризма, который даже в левом социал-демократическом варианте не предполагал форсированной и немедленной передачи собственности на средства производства пролетариату. Социал-демократы парламентского типа видели это в лучшем случае как далекий предел сложного и растянутого во времени процесса. То, что большевики объявили «экспроприацию экспроприаторов» здесь и сейчас, немедленно, означало, что они волевым порядком отменили легитимацию дальнейшего развития капиталистических отношений. Возможно, капитализм дал себя победить так легко, потому, что его в полном смысле этого понятия в России не было. В любом случае, декрет «Заводы – рабочим!» упраздняет буржуазную политико-правовую систему, и волевым образом провозглашает новый политический строй и новое право.
Другие декреты -«Мир - народам!», «Хлеб – голодным!» и т.д. были скорее сиюминутными лозунгами, и свидетельствовали не о существенных сторонах новой системы, способных развиться в самостоятельные правовые модели и институты, но о конкретной политике – прекращении войны с Германией и Австро-Венгрией, экстренном решении продовольственной проблемы и т.д..
Советское государство. В 1917 году романовская монархия была упразднена и на небольшой срок заменена буржуазно-демократической республикой (Февральская революция), а затем в России прочно укрепилась власть большевиков, приступивших к построению совершенно новой государственности, основанной на марксистской идеологии.
Советское государство было атеистическим, социалистическим, пролетарским и управляемым Коммунистической партией, наделенной диктаторскими полномочиями. Советская государственность представляла собой тоталитарную идеологическую диктатуру комиссарского типа, формально оборвавшую все связи с предыдущими историческими этапами национальной истории. СССР строился искусственно и с нуля.
Советская государственность основывалась на марксистской теории классовой борьбы, и правящим классом в ней провозглашался пролетариат. Пролетариат учреждал в качестве своего политического выражения Коммунистическую Партию Советского Союза, которая имела неограниченные полномочия в управлении государством. Марксистское учение было признано единственно верным, остальные идеологии были поставлены вне закона (идеологический тоталитаризм).
В соответствии с марксистским пониманием политической истории (раздел исторического материализма) история государств протекала от «пещерного коммунизма» первых человеческих обществ через общества рабовладельческие, потом феодальные к буржуазным государствам, где происходило формирование современных наций. На смену буржуазным  государствам-нациям через эпоху пролетарских революций должны были прийти социалистические государства. А затем постепенно им предстояло слиться в одну мировую республику, тогда-то и наступила бы эпоха коммунизма. Большевики возвели веру в исторический прогресс в абсолютную догму и не признавали никакой иной логики политической истории.
Противоречия между взглядами Маркса и реалиями российской государственности при большевиках. Русские большевики вошли в определенное противоречие с идеями самого Маркса, который считал императорскую Россию с ее огромным аграрным сектором и неразвитыми капиталистическими отношениями страной, где победа социалистической революции маловероятна. Маркс был убежден, что социалистические революции, напротив, вначале пройдут в буржуазной Европе, а Россия же ему справедливо представлялась архаическим обществом, еще не вступившим по настоящему в эпоху модерна.
Оставаясь в рамках марксистской догматики, русские большевики были вынуждены пойти на многочисленные натяжки, чтобы обосновать саму возможность создания социалистического государства в России. Так, они приравняли краткий и мало-осмысленный период Временного правительства к «победе буржуазно-демократических сил и к созданию капиталистической государственности», а пролетарскую революцию провозгласили следующим историческим этапом. Русские большевики просто проигнорировали тот факт, что в России начала 20-х годов ХХ века
•    отсутствовало полноценное промышленное производство,
•    не сформировалось нации, – ни великороссийской, ни тем более из малых народов империи,
•    не сложилось устойчивой парламентско-партийной системы, характерной для капиталистических государств.
Советское государство строилось в таких исторических и национальных условиях, которые вообще не рассматривались классиками марксизма,.
Если в 1920-е годы сами большевики считали победу пролетарской революции в России лишь «первым аккордом цепи пролетарских революций в Европе и во всем остальном мире», то в скором времени им пришлось выстраивать особую оригинальную теорию существования единственного социалистического государства во враждебном  капиталистическом окружении.
Индустриализация равно как и коллективизация крестьян в СССР проводились тоталитарными методами.
Национальная политика И.Сталина. В национальной политике были осуществлены большие натяжки с тем, чтобы также искусственно, как и в случае с индустриализацией, провести в ускоренном темпе формирование из российских этносов «наций» (правда, без соответствующего образования государств), а потом их немедленно слить в едином социалистическом обществе. В 20-е годы национальная политика СССР была не до конца определена, и многие этносы бывшей империи – армяне, азербайджанцы, татары, украинцы всерьез отнеслись к лозунгам большевиков о «разрушении тюрьмы народов» и попытались построить свои политические образования – национальные государства, чтобы в перспективе присоединиться (или не присоединиться!) к другим народам в деле строительства социализма, но уже в новом качестве. Это направление получило название «национал-коммунизм». Но Сталин (1879-1953)  довольно быстро свернул эти инициативы, поменяв «национал-коммунизм», предполагавший построение на территории царской России новых национальных государств, на «национал-большевизм», теорию (сформулированную впервые сменовеховцем Н.Устряловым (1890-1937)), предполагавшую, что социалистическое общество надо строить одновременно на всем пространстве бывшей империи, сохранив его политическую и административную цельность.
Необходимость учитывать марксистские догматы, проводя конкретную политику в оригинальных исторических условиях, породила множество двусмысленных и подчас демагогических концепций. Так, в частности, возник термин «национальность», не имеющий однозначного истолкования и обозначающий «этнос», который теоретически уже стал «народом», потом «нацией» (только без государства – что абсурдно с точки зрения классической политологии), а потом слился с «новой исторической общностью» - «советским народом». Сам же «советский народ», по сути, обозначал всех граждан СССР и в терминах классической политологии мог бы вполне называться «социалистической нацией».
Советское право. Советское право представляло собой оригинальную разработку правовых норм, в основе которых лежали принципы марксистского учения, примененные к конкретным условиям российского общества. Советское право сочетало в себе
•    элементы романо-германской правовой системы, основанной на римском праве,
•    оригинальные правовые нормы, выведенные из коммунистического учения,
•    смутные следы правовых нормативов, свойственных различным этапам национальной истории.
Первая Советская Конституция (Конституция РСФСР) была принята в 1918 году. После того, как эпоха Революции и «гражданской войны», во время которой царило «революционное право», завершилась, ей на смену пришла Конституция СССР (1924). В ней законодательно закреплялось образование Советского Союза в 1922 году, описывалось его политико-правовое устройство, закреплялись права и свободы граждан. Эта Конституция содержала в себе многие демократические  составляющие:
•    провозглашались неотъемлемые права и свободы личности,
•    выборность всех уровней власти,
•    разделение властей на законодательную (Верховный Совет и советы всех уровней), исполнительную (правительство) и судебную,
•    свобода совести,
•    право человека на жизнь, труд, свободу и т.д.
К этому добавлялись специфические пункты, которые существенно отличали Советскую Конституцию от буржуазно-демократических конституций.  Многие элементы марксисткой идеологии получали в ней правовой статус:
•    отмена частной собственности,
•    огосударствление земли, промышленности, сельского хозяйства,
•    обобществление средств производства,
•    юридический запрет экономической эксплуатации (наемного труда),
•    диктатура пролетариата (как класса),
•    правящая идеология (коммунизм),
•    однопартийная система и
•    верховенство коммунистической партии, как главной политической инстанции власти в стране (этот пункт получает окончательно отражение только в Конституции 1977 года (статья 6)).
Баланс буржуазно-демократических прав и свобод и специфических социалистических элементов, закрепленных в советском праве, отражал сложную политическую картину. С одной стороны, в советской Конституции 1924 года закреплялись гражданские права и свободы, в которых русскому народу было отказано на протяжении практически всей истории. Но вместе с тем, социалистические нововведения снова существенно ограничивали эти права, подчиняя социальную реальность жестким идеологическим критериям. Советское право мыслилось как самостоятельное явление, где законность (т.н. «социалистическая законность») является последней инстанцией. Это отличало советское право от самодержавия, где легальность и легитимность проистекали только от самодержца и его воли. Но тут же эта самодостаточность права снова подчинялась высшей инстанции – идеологической и политической  власти коммунистической партии, что сводило суверенность права к простой декларации, так как идеологические соображения коммунистической власти были достаточным основаниям для пренебрежения любыми нормативными актами. По сути, в Советской конституции 1924 года и ее последующих редакциях (в 1936 и 1977 годах) сохранилось преобладание «революционной законности», т.е. были законодательно закреплены условия политической диктатуры.
Государственное устройство СССР. СССР представлял собой унитарное государство с тоталитарной системой управления, во главе которой стояла диктатура пролетариата, осуществляемая через Компартию. Но формально СССР считался «союзом социалистических республик», многие из которых в свою очередь были федерациями (как РСФСР), где существовали автономные республики, области и края.
Централистские функции обеспечивались партийно-идеологической властью, поставленной над всеми иными административными органами, которые формально можно было соотнести с номинально конфедеративной структурой (Союзные Республики) и федеративной структурой (автономные республики, области и края внутри Союзных Республик). Пока партийно-идеологический диктат сохранялся, ни одному из административных образований не приходило в голову потребовать подлинной автономии. Но как только в период перестройки идеологическая и политическая доминация КПСС была поколеблена, а потом и разрушена, СССР немедленно развалился на 15 самостоятельных государств, а внутри многих из них начались процессы дальнейшего дробления в границах более мелких административных единиц.
Единство СССР обеспечивала не система государственно-административного устройства, но «национал-большевистский» принцип «социалистической империи», который был утвержден И.Сталиным в его внутрипартийной борьбе с другими вождями большевиков.
Компартия выполняла в СССР функцию своего рода «ордена  меченосцев», а марксистская идеология встала на место официальной религии.
Интерпретация советского периода национал-большевиками и либералами. Наиболее верно описали политическую сущность советского периода не сами коммунисты, но русские национал-большевики (Н.Устрялов, Ю.Ключников (1886 - 1938)) с одной стороны, и западные антисоветские философы либеральной ориентации (К.Поппер, Р.Арон (1905-1983) и т.д.). Согласно Устрялову, политика советского периода есть реализация идей левых народников о возможности построения социалистического общества, минуя стадию полноценных капиталистических реформ. Устрялов видел в большевиках не носителей ортодоксии западного марксизма, а реализацию глубинных чаяний русского народа, через большевиков воплотившего в жизнь религиозно-эсхатологический миф о «волшебном царстве равенства и братства».
Либералы со своей стороны также интерпретировали советскую политику как своеобразную модель восточной деспотии под эгидой мифологических апокалиптических настроений, замаскированных под внешне рациональную и современную идеологию.
Экономические успехи большевистской политики. В экономике большевики добились реализации левых идей на практике, впервые в истории построив общество всеобщего материального равенства, обеспечение которого гарантировало социалистическое государство, ведомое Компартией. Установлению такового порядка предшествовало физическое уничтожение сословий и имущего класса собственников, но поставленная цель левой экономики была достигнута. Система социальных гарантий, бесплатное образование и медицинское обслуживание, полная социализация сферы публичного досуга и многие другие программные тезисы всех левых политических учений, движений и партий были реализованы на практике в СССР, в отличие от остальных левых партий, программы которых остаются лишь пожеланиями и политическими намерениями, недостижимыми в конкретной политике.
Большевизм: взгляд справа. С другой стороны, левый характер большевистской идеологии в политической сфере, вполне может быть поставлен под сомнение. После краткого периода революционной эйфории в советском обществе восстановились довольно строгие моральные нравы в семейной жизни, индивидуальные свободы были полностью подчинены тоталитарным идеологическим принципам, а «вера в коммунизм» оказалась по сути не рациональной научной философией, но свобразным аналогом религиозного культа. Это и дало основание некоторым исследователясм рассматривать советский период как попытку построения особой версии «традиционного общества» с эсхатологической спецификой, лишь внешне оформленную «под современность».
Вместе с тем нельзя не учитывать, что коммунистический период провел насильственную индустриализацию страны, способствовал почти полной дехристианизации и существенно нарушил этнический баланс в государстве, что сказалось в значительной степени на демографии.
Сами большевики так и не смогли вразумительно дать политического объяснения ни своей победе в Революции, ни своего поражения в конце 1980-х годов, когда казавшаяся столь фундаментальной политическая конструкция СССР рухнула в одночасье практически без сопротивления.
Появление Российской Федерации. Конституция 1993 года. Российская Федерация как новый тип русской государственности возникла в результате краха СССР. С точки зрения идеологии, территории и политико-правовой системы это было совершенно новое образование.
Основным законом России вначале являлась Конституция РСФСР 1978 года (по сути, копировавшая основные положения Конституции СССР 1977 года), однако в нее в начале 1990-х годов были внесены многочисленные поправки, отменяющие в первую очередь идеологическое содержание:
•    отказ от социалистической модели общественного развития, монопольного положения КПСС в политической системе,
•    признание идеологии плюрализма,
•    концепция разделения властей,
•    введение должности президента,
•    учреждение Конституционного Суда и т.д.
Из официального названия страны и республик в составе РФ были исключены определения «советская», «социалистическая». Страна стала называться «Россией - Российской Федерацией». Были узаконены политический плюрализм, множественность и равноправие форм собственности, в том числе частной. В Конституцию была инкорпорирована «Декларация прав и свобод человека и гражданина», принятая 22 ноября 1991 года. Изменилась государственная символика России.
Политические силы, пришедшие на смену коммунистам в 1991 году после неудачного августовского путча ГКЧП, исходили из антикоммунистических взглядов и считали советский период историческим «недоразумением» и отклонением от «магистрального пути развития» цивилизации. Демократы-реформаторы начала 1990-х годов видели самих себя продолжателями дела Временного правительства и буржуазно-демократической революции февраля 1917. Причем образцом для них была политическая история государств стран Запада и, в первую очередь, США. Идеи реформаторов из окружения Ельцина предопределили характер конституционного строя современной Российской Федерации. В 12 декабря 1993 году была принята новая Конституция, провозгласившая Россию демократической федеративной республикой с многопартийным парламентом и рыночной экономикой. Этот день отмечается в нашей стране как государственный праздник.
Во главе Российской Федерации, по Конституции, стоит Президент, который руководит работой правительства и исполнительной власти. В России учрежден двухпалатный парламент – нижняя палата (Государственная Дума) формируется через выборы по партийному признаку, а верхняя (Совет Федерации) из представителей субъектов Федераций. Судебная власть представлена Конституционным Судом, разветвленной системой федеральных судов во главе с Верховным Судом и Высшим Арбитражным Судом, а также институтом мировых судей.
Федеративное устройство по инерции осталось от структуры РСФСР и сочетает административно-территориально деление (края, области и города федерального значения) с национально-государственным (республики и автономные округа с этнической спецификой). На момент создания Российской Федерации субъектов федерации было 89. Позже несколько субъектов объединились.

 

Субъекты Российской Федерации. Субъекты Российской Федерации изначально были следующие:

Республики
1.    Республика Адыгея (Майкоп)
2.    Республика Алтай (Горно-Алтайск)
3.    Республика Башкортостан (Уфа)
4.    Республика Бурятия (Улан-Удэ)
5.    Республика Дагестан (Махачкала)
6.    Республика Ингушетия (Назрань) 
7.    Кабардино-Балкарская Республика (Нальчик)
8.    Республика Калмыкия (Элиста)
9.    Карачаево-Черкесская республика (Черкесск)
10.    Республика Карелия (Петрозаводск)
11.    Республика Коми (Сыктывкар)
12.    Республика Марий Эл (Йошкар-Ола)
13.    Республика Мордовия (Саранск)
14.    Республика Саха /Якутия/ (Якутск)
15.    Республика Северная Осетия - Алания (Владикавказ)
16.    Республика Татарстан /Татарстан/ (Казань)
17.    Республика Тыва (Кызыл)
18.    Удмуртская Республика (Ижевск)
19.    Республика Хакасия (Абакан)
20.    Чеченская Республика (Грозный)
21.    Чувашская Республика Чувашия (Чебоксары)

Края

22.    Алтайский край (Барнаул)
23.    Краснодарский край (Краснодар)
24.    Красноярский край (Красноярск)
25.    Приморский край (Владивосток)
26.    Ставропольский край (Ставрополь)
27.    Хабаровский край (Хабаровск)

Области

28.    Амурская область (Благовещенск)
29.    Архангельская область (Архангельск)
30.    Астраханская область (Астрахань)
31.    Белгородская область (Белгород)
32.    Брянская область (Брянск)
33.    Владимирская область (Владимир)
34.    Волгоградская область (Волгоград)
35.    Вологодская область (Вологда)
36.    Воронежская область (Воронеж)
37.    Ивановская область (Иваново)
38.    Иркутская область (Иркутск)
39.    Калининградская область (Калининград)
40.    Калужская область (Калуга)
41.    Камчатская область (Петропавловск-Камчатский)
42.    Кемеровская область (Кемерово)
43.    Кировская область (Киров)
44.    Костромская область (Кострома)
45.    Курганская область (Курган)
46.    Курская область (Курск) 
47.    Ленинградская область 
48.    Липецкая область (Липецк)
49.    Магаданская область (Магадан)
50.    Московская область
51.    Мурманская область (Мурманск)
52.    Нижегородская область (Нижний Новгород)
53.    Новгородская область (Новгород)
54.    Новосибирская область (Новосибирск)
55.    Омская область (Омск)
56.    Оренбургская область (Оренбург)
57.    Орловская область (Орел)
58.    Пензенская область (Пенза)
59.    Пермская область (Пермь)
60.    Псковская область (Псков)
61.    Ростовская область (Ростов-на-Дону)
62.    Рязанская область (Рязань)
63.    Самарская область (Самара)
64.    Саратовская область (Саратов)
65.    Сахалинская область (Южно-Сахалинск)
66.    Свердловская область (Екатеринбург)
67.    Смоленская область (Смоленск)
68.    Тамбовская область (Тамбов)
69.    Тверская область (Тверь)
70.    Томская область (Томск)
71.    Тульская область (Тула)
72.    Тюменская область (Тюмень)
73.    Ульяновская область (Ульяновск)
74.    Челябинская область (Челябинск)
75.    Читинская область (Чита)
76.    Ярославская область (Ярославль)
77.    Еврейская автономная область (Биробиджан)

Города субъекты Федерации

78.    Санкт-Петербург 
79.    Москва

Автономные округа

80.    Агинский Бурятский автономный округ (Агинское) 
81.    Коми-Пермяцкий автономный округ (Кудымкар) 
82.    Корякский автономный округ (Палана)
83.    Ненецкий автономный округ (Нарьян-Мар) 
84.    Таймырский (Долгано-Ненецкий) автономный округ (Дудинка)
85.    Усть-Ордынский Бурятский автономный округ (Усть-Ордынский) 
86.    Ханты-Мансийский автономный округ (Ханты-Мансийск)
87.    Чукотский автономный округ
88.    Эвенкийский автономный округ (Тура) 
89.    Ямало-Ненецкий автономный округ (Салехард)

7 марта 2003 проведен референдум по объединению Пермской области и Коми-Пермяцкого автономного округа в Пермский край. Объединение вступило в силу 1 декабря 2005. 17 апреля 2005 проведен референдум по присоединению Таймырского и Эвенкийского автономных округов к Красноярскому краю. Присоединение вступает в силу 1 января 2007. 23 октября 2005 проведен референдум по объединению Камчатской области и Корякского автономного округа в Камчатский край. Объединение вступает в силу 1 июля 2007. 16 апреля 2006 проведен референдум по присоединению Усть-Ордынского Бурятского автономного округа к Иркутской области. Присоединение вступает в силу 1 января 2008.
Таким образом, идет процесс укрупнения регионов и сокращения числа субъектов федерации. С 2003 г. их число начало сокращаться от 89 до 84 (к 2008).

 Новая российская государственность: вызовы и ответы. Новая российская государственность и в теории, и на практике остается делом творчества новых поколений, но уже сейчас можно выделить те основные вопросы, на которые придется дать ответ при ее созидании:
1.    Какое место современная Россия занимает в историческом процессе развития российской государственности? Как она связана с логикой исторического бытия народа и в чем состоит эта логика?
2.    Должна ли эта государственность строиться строго на принципах современности (светский характер, демократическое устройство, отсутствие кастовой и сословной системы)? Или она может обратиться к ценностям Традиции (в частности, к православной вере и даже сословной системе)? Как ответить при этом на вызов постмодернизма, с глобализацией, отмиранием государства, наступлением сетевой модели?
3.    Сохранять ли федеративное устройство или перейти к унитарной системе? А если сохранять федерализм и субсидиарность, то что окончательно принять за субъект федерации: территориально-административную единицу (как это имеет место сегодня), этническую или конфессионально-культурную общность?
4.    Сохранять и развивать партийно-парламентскую модель демократии или продолжать поиски иных моделей демократии, более соответствующих исторической специфике русской истории (в частности, органическая демократия)?
5.    Укреплять ли президентский характер государственного устройства (с риском движения к авторитаризму) или придать больше полномочий представительскому органу (парламенту), вплоть до парламентской республики?
6.    Стремиться ли к интеграции со странами СНГ по образцу Евросоюза (как предлагает Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев в теории «Евразийского Союза»)? Или укреплять национальную идентичность в границах Российской Федерации? А может быть двигаться к моноэтнической политической нации, с неизбежной потерей территорий?
Ни один из этих вопросов будущего государственного устройства нельзя сегодня считать решенным даже в теории. В обществе и власти на этот счет существуют самые различные мнения.
Несомненным является только то, что на протяжении всей своей истории российское государство развивалось совершенно самобытно, постоянно выбирая на критических поворотах истории свой собственный оригинальный вариант развития. Даже когда Россия копировала отдельные черты государственного устройства какой-то другой страны (чаще всего западной),  она видоизменяла заимствованную модель вплоть до неузнаваемости, подстраивая ее под императивы народной воли.

 
1.Как повлияли на ход русской истории монгольские завоевания? Чем отличалось Киевская Русь от Московской Руси?
2.Что в русской государственности изменили реформы Петра Первого?
3.Что понималось под теорией Москва-Третий Рим?
4.В чем состоял смысл советской государственности?
5.Назовите высшие органы государственной власти Российской Федерации по Конституции 1993.




(1) До Ивана Грозного «царем» именовали уже его деда великого князя Московского Ивана III, но полноценное помазание на царство митрополитом Макарием и введение титула Царя в качестве официального наименования великого князя Московского, что было подтверждено и Константинопольским патриархом, произошло только при Грозном.




Крах социализма. Падение советской политической системы в начале 1990-х годов создало политический вакуум. Советские идеологи, действуя в рамках жесткой марксистской ортодоксии, даже помыслить не могли развал социалистической модели и оказались совершенно не готовы к тем событиям, которые стали стремительно разворачиваться в 80-е. Существует множество версий, объясняющих столь внезапный крах советской политической системы. Менее всего убедительна позиция самих коммунистов, объясняющих случившееся исключительно «заговором» и «подрывной деятельностью иностранных спецслужб». Безусловно,  масштабная и интенсивная работа в этом направлении велась, особенно со стороны США и их союзников по НАТО. И политических заговоров в советской истории было множество, но ни один из этих факторов даже приблизительно не объясняет столь значительного события, как крах в одночасье идеологии, влиявшей в ХХ веке на умы почти половины жителей планеты.
Не более убедительны доводы либерал-демократов, которые объясняют произошедшее «внутренней несостоятельностью социализма как экономической и социально-политической системы». Эта система прекрасно функционировала в сложнейших исторических условиях, и развалилась как раз тогда, когда положение в стране было довольно стабильным и нуждалось лишь в модернизации и «ускорении» (с чего и началась перестройка М.Горбачева).
В любом случае никакого однозначного объяснения конца социалистического цикла в русской политической мысли не существует, и следует рассматривать это историческое событие как данность, корректная интерпретация которой вероятно будет найдена только в будущем.

Распад СССР. Распад советской политической системы сопровождался распадом СССР. На месте этого политического образования возникли 15 новых независимых друг от друга государств, в границах бывших союзных республик. И хотя 17 марта 1991 года народы СССР проголосовали за сохранение единого государства, после неудачного путча августа 1991 года кризис в советском руководстве и активная позиция президента РСФСР Бориса Ельцина по захвату полноты власти, даже ценой распада СССР, привели к тому, что страна развалилась, и вскоре все союзные республики заявили о своей независимости.
8 декабря 1991 в резиденции «Вискули» под Гродно президентом России Б.Ельциным, президентом Украины Л.Кравчуком и председателем Верховного Совета Республики Беларусь С.Шушкевичем были подписаны Беловежские соглашения, провозглашающие роспуск СССР и образование на его месте Содружества Независимых Государств (СНГ). Спустя две недели к Ельцину, Кравчуку и Шушкевичу в Алма-Ате присоединились еще восемь президентов. 25 декабря 1991 года Михаил Горбачев подал в отставку с поста президента СССР, и с Кремля был спущен красный флаг Советского Союза. Беловежские соглашения были ратифицированы Верховным Советом РСФСР 12 декабря 1991, одновременно Россией был расторгнут Союзный договор 1922 года.
Вновь образованные независимые республики получили статус государств-правоприемников СССР, т.к. они в той или иной степени наследовали его права и обязанности, в то время как Россия в соответствии с нормами международного права была признана государством-продолжателем. Указанный факт в теории международного права объясняется концепцией континуитета, согласно которой международная правосубъектность государства не утрачивается и считается идентичной и непрерывной независимо от любых внутренних изменений при условии сохранения большей части его территории и населения. Положение государства-продолжателя означало, что России, в отличии от других союзных республик, не требовалось официального признания со стороны иностранных государств, ей не нужно было заново устанавливать с ними дипломатические отношения, вступать в международные организации. Кроме того, это позволило сохранить за нашей страной ряд привелегий, которыми ранее пользовался Советский Союз (постоянное место  в Совете Безопасности ООН, легитимное право на ядерное оружие и т.д.). Определенную специфику имел вопрос о правопреемстве Латвии, Литвы и Эстонии, которые после отделения от СССР отказались от правопреемства, а заявили, что они восстановили независимость своих государств в том виде, как она существовала до 1940 года. После довольно длительных дискуссий в начале 1990-х годов удалось решить  и другую острую проблему с государственным долгом СССР. Был принят так называемый «нулевой вариант», согласно которому Российская Федерация взяла на себя выплату всех внешних долгов СССР, а остальные ставшие суверенными государства отказались в пользу нашей страны от значительной части своей доли активов, то есть долгов иностранных государств и зарубежной собственности Советского Союза.
Борьба президента Ельцина с парламентом (1991-1993). На первом этапе реформ сложилось противостояние между президентом Ельциным и Верховным Советом РСФСР. Президент и его окружение настаивали на ускоренном переходе к либерально-демократической системе, тогда как большинство депутатов Верховного Совета и примкнувший к ним вице-президент А.Руцкой считали целесообразным более плавный ритм реформ с сохранением определенных аспектов социалистического общества.
Сторона Ельцина была убеждена в том, что основными задачами переходного периода являются:
•    точное копирование политической системы западных стран,
•    полный демонтаж всех социалистических институтов, существующих по инерции,
•    немедленное внедрение принципов вободной рыночной экономики,
•    ускоренное создание класса собственников путем приватизации госсобственности,
•    следование во внешней политике за США и странами НАТО.
В своих реформах ее архитекторы (Г.Бурбулис, Е.Гайдар, А.Чубайс, А.Козырев и др.) опирались на зарубежных (чаще всего американских) советников (Дж.Сакс, А.Аслунд и др.) и исповедовали ультралиберальные экономические теории, согласно которым государство должно полностью устраниться из экономической сферы, а «невидимая рука рынка» сама создаст оптимальные условия для ведения хозяйства. На практике это вело к стремительной инфляции, обесцениванию сбережений огромного числа граждан (вследствие деноминации рубля), криминальному переделу собственности, основанному на коррупции и бандитизме.
В Верховном Совете преобладали идеи:
•    постепенной эволюции в сторону демократии и рынка с сохранением социальных гарантий и
•    проведения независимой от Запада внешней политики.
Большинство депутатов Верховного Совета придерживались при этом демократических взглядов, и на первом этапе поддержали Ельцина в его противостоянии с Горбачевым и ЦК КПСС.
Мартовский референдум и расстрел парламента. В декабре 1992 года Съезд народных депутатов принял решение о проведении Всероссийского референдума по четырем вопросам:
•    о доверии Президенту,
•    его социально-экономической политике,
•    о необходимости проведения досрочных президентских выборов и
•    досрочных проведении выборов народных депутатов.
В референдуме, проходившем 25 апреля 1993 года, приняло участие 64% россиян, внесенных в избирательные списки. Результаты голосования по четырем вопросам: «да», «да», «нет», «нет». Таким образом, ни предложение о досрочных выборах Президента, инициированное парламентом, ни предложение о его роспуске, на чем настаивала президентская сторона, не прошли. Это еще больше усилило политическое противостояние.
Ситуация разрешилась в октябре 1993 года, когда президент Ельцин принял неконституционное решение о роспуске парламента, а Верховный Совет, в свою очередь, низложил Ельцина с поста Президента РФ. После силового противостояния сторонников Верховного Совета и военных частей, верных Ельцину, произошел боевой штурм «Белого Дома», где располагался парламент  с многочисленными жертвами среди мирного населения.
Ельцин силовым образом настоял на своем политическом решении, фактически узурпировав единоличную власть. Сразу после расстрела парламента он вносит на референдум проект новой Конституции, в которой в России юридически закрепляется политическая система президентской республики, с урезанными полномочиями парламента и сильной исполнительной властью. Вместо Верховного Совета парламент переименован в Думу, видоизменена структура выборов в Совет Федерации.
Парламентские выборы 1993. К началу 1994 года были проведены выборы в Думу по новой Конституции, которые дали результаты, фактически отзывающие у Ельцина и младореформаторов политическую легитимность.
Результаты выборов депутатов Государственной Думы 12 декабря 1993 года

 

Место	Названия избирательных объединений	Сумма голосов, поданных "за" в %
1	Либерально-демократическая партия России	22,92
2	Выбор России	15,51
3	Коммунистическая партия РФ	12,40
4	Политическое движение "Женщины России"	8,13
5	Аграрная партия России	7,99
6	Блок: Явлинский-Болдырев-Лукин	7,86
7	Партия Российского Единства и Согласия	6,73
8	Демократическая партия России	5,52
9	Российское Движение Демократических Реформ	4,08
10	Гражданский союз во имя стабильности, справедливости и прогресса	1,93

Пропрезидентская партия реформаторов («Выбор России») получила только второе место, несмотря на огромную поддержку со стороны административного ресурса, тогда как национал-популистская ЛДПР В.Жириновского неожиданно завоевала большинство, а третий результат КПРФ Г.Зюганова показал устойчивость социально ориентированного и радикально оппозиционного электората.
Таким образом, либерал-демократический политический строй, продавленный президентом Ельциным ценой экстраординарных мер (в том числе расстрелом парламента), не получил поддержки большинства россиян и не стал надежной основой для системной политики России в прозападном буржуазно-капиталистическом ключе.
Постепенный отход от ультралиберальных реформ во второй половине 90-х. После разгона Верховного Совета Ельцин не стал проводить полноценных политических репрессий против своих вчерашних противников, и задержанные в октябре 1993 года лидеры оппозиции были выпущены на свободу. Более того, Президент Ельцин учел некоторые требования разгромленной оппозиции и несколько затормозил ход либеральных реформ. Курс премьер-министра В.Черномырдина был не столь радикальным, как ультралиберала Е.Гайдара, а Е.Примаков, сменивший западника А.Козырева на посту министра иностранных дел, стал подчеркивать самостоятельность России в принятии решений по международным вопросам и демонстрировать относительную независимость от США.
Вспыхнувшая в 1994 году война в Чечне, когда сепаратисты генерала Дудаева провозгласили выход из состава России, заставила Ельцина обратить основное внимание на сохранение территориальной целостности России. Постепенно ультралибералы-западники и некоторые олигархи, активно поддерживавшие Ельцина в самом начале 1990-х годов, стали уходить в оппозицию, параллельно тому, как теряли свое влияние в российской политике.
На парламентских выборах 1995 года КПРФ получает поддержку уже большинства избирателей, а проельцинская партия власти «Наш Дом Россия» довольствуется весьма скромным результатом – третье место и 10% голосов избирателей, при огромном административном ресурсе.
Парламентские выборы 1995. Результаты выборов депутатов Государственной Думы 17 декабря 1995 года

 

 

 

 Политика второй половины 1990-х годов. Президентские выборы 1996 усталый и тяжело больной Президент Ельцин выигрывает с огромным трудом, и то только благодаря удачному разыгрыванию карты генерала Александра Лебедя (1950 – 2002), который представлял в первом туре выборов «третью силу», привлек доверие патриотических и оппозиционных ельцинскому курсу избирателей, а потом во втором туре отдал свои голоса Ельцину в замен поста секретаря Совета Безопасности.

Вторая половина 1990-х годов в российской политике характеризовалась постепенным отходом от ультралиберализма и западничества начала 1990-х и переходом на более умеренную позицию, в целом свойственную тем политическим силам, которых Ельцин разгромил в октябре 1993.
Политологический анализ картины второй половины 90-х годов показывает, что позиция власти смещается от точки левая политика/правая экономика к точке правая политика/правая экономика. При этом большинство населения в ходе выборов неуклонно отдает предпочтение формуле правая политика/левая экономика (платформа КПРФ), но исполнительная власть  никак этой левой экономической ориентации предпочтений избирателей не учитывает, считая, видимо, «инерцией социалистического общества».
Передача власти Путину. В 1999 году Ельцин объявляет своим преемником бывшнего кадрового разведчика, экс-главу ФСБ и действующего премьер-министра России Владимира Путина, и накануне 2000 года слагает с себя президентские полномочия.
В декабре 1999 года проходят выборы в Госдуму, где неожиданно большой результат показывает вновь образованная партия власти, ориентированная на преемника Ельцина Путина. Исполнявший до марта 2000 года должность премьер-министра Путин, уже отличившийся жестким ответом на серию терактов чеченских банд-формирований и фактически сохранивший территориальную целостность России в критический момент, получает значительный кредит доверия еще в конце 1999 года.
Выборы 1999 г. Результаты выборов депутатов Государственной Думы 19 декабря 1999 года.

 

 

 

Место	Названия избирательных объединений	Сумма голосов, поданных "за" в %
1	Коммунистическая партия РФ	24,29
2	"Единство"	23,32
3	"Отечество - вся Россия"	13,33
4	Союз правых сил	8,52
5	Блок Жириновского	5,98
6	"Яблоко"	5,93
7	Коммунисты, трудящиеся России	2,22
8	Политическое движение "Женщины России"	2,04
9	Партия пенсионеров	1,95
10	Наш дом - Россия	1,19

 

 

 Анализ результатов показывает, что по прежнему сильны позиции социально ориентированного электората, часть которого пытается привлечь к себе и блок «Отечество-Вся Россия» (Лужков-Примаков), разыгрывавший антиельцинскую карту, но результаты партии, поддерживающей Путина, показывают рост доверия лично к нему и проводимой им политической линии, которая не столько декларируется, сколько угадывается и вытекает из его решительных действий против чеченских банд-формирований.

Политическое наследство, доставшееся президенту Путину. Досрочные президентские выборы проходят в марте 2000 года, и Владимир Путин на них становится Президентом РФ.
Путин получает в наследство довольно сложную политическую ситуацию:
•    разгул сепаратистских банд-формирований в Чечне, перешедших к терактам в Москве и других городах России и посягающих на соседние республики Северного Кавказа (Дагестан, Ингушетию и т.д.),
•    острый социальный кризис,
•    раскол общества в отношении внешней политики (после американских бомбежек Югославии настроения все более смещаются в сторону патриотизма и укрепления суверенитета),
•    расслоение на сверхбогатое меньшинство (олигархов) и стремительно нищающее бльшинство,
•    непоследовательность в проведении каких-либо политических реформ,
•    всевластие медиа-магнатов,
•    расцвет криминала и коррупции,
•    жесткое политическое противостояние между либерально ориентированной  властью и патриотически и социально настроенными массами.
Смысл реформ президента В.Путина. Основой легитимности Путина становится решение остро назревших проблем, которые не мог решить Ельцин на протяжении 90-х годов. При этом задача усложняется еще и тем, что требуется решать их без резких скачков и потрясений, не расшатывая основы и без того хрупкой российской государственности.
Общество ждет от Путина:
•    сохранения целостности Российской Федерации,
•    укрепления суверенитета страны,
•    снятия наиболее острых противоречий в социальной сфере (невыплаты зарплат бюджетникам и т.д.),
•    усиления роли России в международной политике,
•    ограничения всевластия олигархических групп,
•    обеспечения законности и порядка.
Эти ожидания имеют рассеянный характер и не воплощаются в какой-то одной политической платформе или партийной программе. Отсюда «надпартийный» характер президентства Путина – он опирается не на партию (даже не на пропрезидентскую партию «Единство», позже «Единую Россию»), не на группу или социальный класс, а на обобщенные интересы народа в данный конкретный исторический момент. И эта опора составляет фундамент его политической легитимности. В некотором смысле Путин становится «народным президентом» -- в той степени, в какой он отвечает наиболее острым и безотлагательным чаяниям народных масс. Все основные политические шаги Путина направлены именно в этом ключе.
Укрепление властной вертикали. Путин провозглашает ориентацию на укрепление властной вертикали. В частности, вводит Федеральные Округа, где особыми полномочиями наделяются представители Президента. Эта мера направлена на предотвращение сепаратистских тенденций в регионах, особенно в национальных республиках, и для обеспечения «десуверинизации» тех субъектов Федерации, которые в начале 90-х поспешили объявить о своем «суверенитете». После захвата заложников в Беслане в 2004 году реформы по укреплению властной вертикали перед лицом новой волны террора дойдут до логического конца, и Путин отменит выборность глав субъектов федерации и установит процедуру их назначения.
Разрешение чеченского кризиса. Путин ставит точку в чеченской проблеме, отражая вторжение в Дагестан, отвоевывая у боевиков Грозный и постепенно полностью подавляя их сопротивление в Горной Чечне. Благодаря последовательной политике Москвы конфликт в Чечне перерастает во внутричеченскую проблему, и на сторону федеральной власти переходят многие влиятельные силы – в частности, Ахмад Кадыров (1951-2004), ставший первым президентом Чечни и занявший конструктивную позицию взаимодействия с Кремлем. К 2007 году все лидеры чеченских боевиков уничтожены, а структуры их сопротивления разгромлены.
Укрепленние позиций России в мире. Путин усиливает позиции в международной политике. Россия начинает вести себя все более независимо на международной арене, перестает во всем следовать указаниям США, завоевывает новых стратегических партнеров в Европе и в Азии. Путин активно занимается усилением позиций России на постсоветском пространстве, поддерживает инициативы президента Назарбаева по созданию и укреплению интеграционных структур – ЕврАзЭС, «таможенный союз», ОДКБ, ЕЭП. Россия вновь дает о себе знать в мировой политике как о самостоятельной могучей державе со своими интересами и геополитическими предпочтениями, со своим представлением о наилучшем мироустройстве – на основе многополярности и равноправия народов.
Сглаживание социальных противоречий. Путин несколько сглаживает социальные противоречия, увеличивая социальные пособия, взяв под жесткий контроль выплату заработной платы, выделяя средства из бюджета страны на поддержку рождаемости.
Рост значения РПЦ. При Путине растет значение Русской Православной Церкви, как исторической и духовной матрицы русской культуры, этики, общественной психологии. Путин поддерживает добрые контакты с Патриархом, посещает монастыри (включая Святую Гору Афон), подолгу беседует с православными старцами. Вносит личный вклад в дело сближения РПЦ с Русской Правосвалной Церковью Зарубежом.
Равноудаление олигархов. Путин объявляет курс на равноудаление олигархов от власти, что на практике приводит к эмиграции тех из них, кто отказывается принимать новые правила, фактически запрещающие им через голову легальных институтов вмешиваться в политические и экономические процессы в своих личных интересах, а также к ослаблению политического влияния остальных, признавших эту установку. Те олигархи, которые пытались проводить экономическую политику вопреки интересам России и нарушали закон, подверглись юридически обоснованным уголовным преследованиям (дело ЮКОСа), а контролируемые ими отрасли легально перешли под управление государственных компаний. 
Прагматический характер политики Путина. Совокупность политических шагов президента Путина не является следствием конкретной политической идеологии. Основная функция его президентства состояла в том, чтобы в экстренном порядке справиться с остро стоящими перед страной проблемами, угрожающими:
•    утратой суверенитета,
•    установлением внешнего управления,
•    социальными взрывами и
•    потерей территориальной целостности страны.
Чтобы подчеркнуть чрезвычайный характер этого периода, некоторые политологи назвали такую систему «управляемой демократией», при которой свобода политической жизни в обществе ограничивается определенными рамками, вытекающими из потребности справиться с острыми историческими вызовами. При этом  специфика российской Конституции 1993 года, закрепившая за российским политическим устройством систему «президентской республики», позволяла проводить такую политику вполне легально, без получения дополнительных полномочий – имеющихся полномочий и так было достаточно.
Политическая характеристика  Путина. Реформы президента Путина в течение обоих сроков его нахождения у власти точно соответствуют ожиданиям народа и историческим вызовам, хотя их однозначная политическая и идеологическая экспертиза не является простым делом. Чрезвычайный характер стоящих перед Путиным задач и потребность давать на них столь же чрезвычайные ответы предопределил формальную деполитизацию общественной жизни в период 2000-2007 годов. Значение политических партий и их программ резко снизилось, основное внимание сосредоточилось на самой фигуре Президента, на его политике и конкретных осуществляемых им шагах.
Результаты выборов 2003 года перед концом первого срока президентства и началом второго наглядно описывают этот процесс.
Результаты выборов депутатов Государственной Думы 7 декабря 2003 года таковы:

 

 Партия «Единая Россия» практически никак не формулирует своей политической позиции,  ограничиваясь лозунгом «Вместе с Президентом», но и этого оказывается вполне достаточно для получения в Думе парламентского большинства и огромного отрыва от остальных партий. Падение популярности Компартии означает, что избиратели недовольны пассивностью коммунистов в реализации народных требований, несмотря на поддержку, оказанную им в предыдущие выборные циклы. А кроме того очевидно, что часть этих требований выполнил сам Путин, а значит, оппозиция его курсу утратила свое значение.
Успех вновь созданной накануне выборов партии «Родина», которая получила неожиданно большую поддержку избирателей, доказывает рост патриотических настроений в совокупности с устойчивой ориентацией на социальную справедливость.
В целом же проценты, набранные совокупно КПРФ, «Родиной» и ЛДПР Жириновского, проводившего эту компанию под слоганом «Я - за русских, я - за бедных», показывают, что значительный процент россиян  ориентирован на левую социальную экономику в сочетании с правой (державной, государственной, патриотической) политикой. А так как сам Путин ассоциируется у народа с образом «державника» и «патриота», то и голоса в поддержку «Единой России» можно считать отданными за ту же самую политическую платформу.
При этом знаковым является полный провал либеральных партий на этих выборах – впервые за всю историю новой России те политические силы, которые заложили основу государственного либерально-демократического строя и были главными действующими лицами политики реформ 90-х годов, не просто не получили солидной поддержки избирателей, но даже не смогли попасть в парламент.  Фактически, выборы 2003 года показывают, что политическая идеология в России поменялась за годы, прошедшие с декабря 1991 на 180 градусов, и путь, избранный Россией при Путине, радикально отличен от того, которым Россия двигалась в эпоху правления Ельцина и его либерал-реформаторского окружения.
Либеральная оппозиция и некоторые силы на Западе описывают это явление с опасением и подвергают критике, но тот факт, что именно такая политика поддерживается большинством народа, придает ей легитимность и оправданность.

 Экономическая политика Путина. Политически Путин политик право-патриотической, державной ориентации. Но его представления об экономике гораздо менее определенны. С одной стороны, Путин делал некоторые шаги в сторону социально ориентированной экономической политики. – Повышение пособий, пенсий, поддержка семьи, строгий контроль за выплатой зарплат бюджетникам, выдвижение национальных проектов и некоторые другие меры могут быть отнесены к левым экономическим шагам. Установление государственного контроля над рядом крупных частных монополий, чья деятельность входила в прямое противоречие с интересами государства и нормами закона, также может быть рассмотрена в духе социальных или социал-демократических мер. Но экономический блок назначенного Путиным правительства на протяжении двух сроков его правления состоял из людей либеральных взглядов (Г.Греф, А.Кудрин и т.д.), исповедующих монетаристские идеи. А пропрезидентская партия «Единая Россия» в Думе постоянно поддерживала правительство во всех вопросах, включая ультралиберальные – таких как «монетизация льгот», вызвавшая широкое недовольство у населения. И хотя результаты голосования россиян устойчиво показывают, что они лучше всего откликаются на левую, социальную экономическую модель, в этом вопросе президент Путин настаивал на своем, продолжая оказывать поддержку в правительстве экономически правым. Сам Президент неоднократно подтверждал верность ориентации на рыночную экономику и безальтернативность либеральных реформ.
Этот вопрос является, пожалуй, единственным (хотя и достаточно существенным) отклонением от того широкого и довольно неясно сформулированного, но вполне очевидного запроса российских масс, который лежал в основе легитимности правления президента Путина.
Три типа демократии в новой России: романтическая, либеральная и суверенная. Развитие традиции политической демократии в современной России можно разделить на три этапа:  «романтическая демократия», «либеральная демократия» и «суверенная демократия».
Романтическая демократия. В конце 80-х годов в эпоху перестройки демократизация коммунистической  системы была единодушно поддержана советским обществом. При этом у большинства не было однозначного понимания содержания демократии, общим было желание ограничить идеологическое давление марксизма на все сферы жизни – как идеологические, так и экономические. Этот период конца 80-х – начала 1990-х годов можно назвать «романтической демократией».
Под «демократией» в этот период понимали отказ от тоталитарной коммунистической системы с ее догмами, а положительное содержание этого понятия было второстепенным. Одни видели в «демократии» «социализм с человеческим лицом», другие – «снятие табу на национальные и религиозные идеи и теории», третьи понимали ее как «политический плюрализм и многопартийность», четвертые – как переход к «либерально-рыночным капиталистическим отношениям». Собственно этот широкий запрос на демократию в ее романтическом варианте и стал основой легитимности власти Бориса Ельцина. Такой «романтической демократии» противопоставлялся коммунистический консерватизм, инерция и нежелание каких-либо перемен со стороны партийной номенклатуры и административно-бюрократической системы. Такая «демократия» исторически победила, одержав верх над бюрократией, не желавшей ничего менять и стремившейся все оставить, как было. Показательно, что Ельцина на первом этапе поддержали не только прозападные и либеральные круги, но  и многие патриотические организации («неформалы»), в частности, крайне правое общество «Память».

Либеральная демократия. Второй этап демократии связан с 90-ми годами. После распада СССР окружение президента Ельцина  стало вкладывать в термин «демократия» ультралиберальное, прозападное понимание. Эту демократию можно определить как либеральную. Отличительной чертой такой либеральной демократии 90-х, являвшейся идеологией «Демократического выбора России» и блока (позже партии) Явлинского, а также таких деятелей как Е.Гайдар, А.Чубайс, Б.Немцов, И.Хакамада и т.д., была крайняя неприязнь к идеям державности (национального пути) и социальной справедливости. Своих идеологических противников либерал-демократы 90-х уничижительно называли «красно-коричневыми», понимая под этим карикатурно-полемическое определение левых экономически и правых политически идей и идеологий. Такая «либеральная демократия» копировала свои концепции, институты и теории из исторического опыта западно-европейских и американских стран без учета национальной специфики России и нашего собственного экономического опыта в ХХ веке. Панацеей для такой либеральной демократии были:
•    ничем неограниченный свободный рынок,
•    устранение государства от экономической деятельности,
•    введение плоской шкалы налогов,
•    монетаристская экономика,
•    полное свертывание социальной политики и полная открытость для мировой (в первую очередь, западной) экономики.
Такой подход вел к разрушению хозяйственной системы России, появлению у власти криминально-олигархических групп и постепенной утрате страной суверенитета.
Многие из тех, кто поддерживал «романтическую демократию» в конце 80-х, оказались в рядах противников «либеральной демократии» 90-х (в частности, сподвижники Ельцина на первом этапе вице-президент А.Руцкой и спикер Верховного Совета РСФР Р.Хасбулатов).
В конце 90-х эта модель «либеральной демократии» была существенно дискредитирована конкретной политической практикой и исчерпала свою привлекательность.
Суверенная демократия в сравнении с другими типами демократии. С приходом президента Путина начался новый этап политической демократии. Его определение появилось в 2006 году, будучи предложенным первым заместителем главы Администрации Президента В.Сурковым.
«Суверенная демократия» представляет собой наделение формальной политической системы республиканско-парламентского толка конкретным историческим содержанием, проистекающим из особенности русского народа и того периода, в котором он находится  в начале третьего тысячелетия. «Романтическая демократия» 1980-х была неконкретна, увлеченные ей люди знали точно, чего они не хотят (коммунистического тоталитарного общества), но совершенно не знали того, что они хотят. Отсюда вытекает, что «демократия» была в тот период довольно бессодержательным понятием.
Либеральная демократия, установленная в 1990-х Ельциным и его окружением, представляла собой прямое копирование буржуазно-капиталистической политико-социальной и экономической модели, отталкиваясь от усредненного образца современной западной страны без учета исторического опыта России. В этой модели легко узнаются элементы французской, испанской, германской и американской политических систем. В ней есть и американо-германский федерализм, и французский централизм; повышенная забота о «правах человека» и «свободе слова», наряду с упоминанием о «социальном государстве» в 7-ой статье Конституции, что характерно  для стран Евросоюза, но вместе с тем англо-американский принцип полной свободы рынка и умаления роли государства (но в отличие от США, где правительства вообще нет как такового, в РФ правительство решено было оставить) и т.д.
Либеральная демократия в отличие от романтической обладала на сей раз конкретным и вполне определенным политическим содержанием, но это содержание не имело ничего общего с политической, социальной, этнической, культурной и хозяйственной историей нашего народа. Эта политическая форма оказалась совершенно чуждой России и ее историческому опыту, а значит абстрактной. На этом основании она и была отторгнута.
«Суверенная демократия» эпохи Путина есть процесс наполнения демократической структуры формальной либеральной демократии (легальный аспект) конкретным народным содержанием (легитмный аспект). Если либералы 1990-х исходили из принципа «народ для демократии», и всякий раз сердились, когда  русский народ не соответствовал демократическим требованиям и критериям (после победы на выборах национал-популиста Жириновского в 1993 году демократ Ю.Карякин воскликнул в негодовании: «Россия, ты что? Одурела?»), то «суверенная демократия» утверждает обратный принцип – «демократия для народа». И если между народом и формальной демократией возникают какие-то трения, то подстраивать под народ надо именно демократию, а не наоборот.
Президент Путин неоднократно говорил о национальных особенностях российской демократии. Вместе с тем, «суверенная демократия» не предполагает внесения в демократические модели и процедуры каких-то формальных и структурных изменений (хотя и не исключает их). «Суверенная демократия» строится исходя из принципа главенства народа, как основного политического субъекта, а значит, именно политическая воля народа является высшим критерием того, что демократично, а что нет, в отличие от абстрактных рационалистических построений либеральной демократии, тяготеющей к абсолютизации отвлеченных принципов, институтов и процедур.
«Суверенная демократия» есть недогматическая демократия с конкретным народным содержанием, привязанным к историческому моменту.

 

1.Какая политическая система пришла на смену СССР в 90-е годы?
2.Опишите основные события политической истории 90-х годов. От августовского путча 1991 до назначения Путина преемником Ельцина.
3.Что содействовало прихода к власти президента Путина?
4.В чем основной смысл политических реформ Путина по сравнению с политической ситуацией 90-х?
5. Какие три стадии прошла российская демократия в последние десятилетия?


(1) Об этническом происхождении Рюрика ведутся споры. Большинство считает, что он был «норманном», т.е. германцем. Другие полагают, что он был «славянский» князь, опирающийся на дружины, целиком созданную из германцев (варягов), что не раз повторяется в случае его потомков (в частности, у Ярослава Мудрого). По одной из версий родители Рюрика - Годослав (? - 808), князь бодричей, а мать Умила. Есть летописные известия (В.Н.Татищев "О истории Иоакима"), позволяющие предположить, что Рюрик был внуком новгородского князя Гостомысла по линии матери.

(2) Согласно 104-му правилу Карфагенского Собора: "Церковь (...) благочестною утробою Христу их (Царей) родившая и крепостью веры воспитавшая" признает, что каждый "праведный царь имеет святительский чин" (22; 551); "за исключением священнодействий, император совмещает в себе все остальные привилегии епископов, на основании которых его церковные распоряжения получают каноническую важность", – писал архиепископу Константину Кавасиле в ХIII веке Болгарский архиепископ Димитрий Хоматин (27; 85).

(3)«"Старого убо Рима церкви падося неверием аполинариевы ереси; второго же Рима, Константинова града церкви, агаряне-внуци секарами и оскордми рассекоша двери. Сия же ныне третьего нового Рима державного твоего царствия святая соборная апостольская церковь, иже в концах вселенныя в православной христианской вере во всей поднебесной паче солнца светится... два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти: уже твое христианское царство инем не останется."