Структурализм до структурализма: евразийское осмысление Империи и западноевропейская наука

Общепринятой точкой зрения на возникновение структурализма является следующая: Структурализм как парадигма в общественных науках (а нас интересуют прежде всего они) возник в 50-х -60-х годах XX  века, главную роль в этом сыграли такие французские ученые как Клод Леви-Стросс, Жак Лакан, Ролан Барт, Мишель Фуко. Источником развертывания структурализма как общенаучной методологической системы стала структурная лингвистика Фердинанда де Соссюра. Евразийство в таком контексте возникает, как что-то отдаленно связанное с Пражским лингвистическим кружком Н. Трубецкого и Р. Якобсона, близкого друга и учителя Леви-Стросса и как цельная доктрина находится на периферии тех концепций, что развивались внутри кружка. Таким образом мы можем наблюдать совершенно историцистскую и прогрессистскую картину развития структурализма, которая начинается структурной лингвистикой Соссюра, затем проходит этапы становления, опят же в рамках лингвистики в нескольких школах, одной из которых является Пражская, и расцветает уже в качестве общенаучной парадигмы после Второй Мировой Войны.

Если вы так и думали об евразийстве, то вы действительно еще ничего о нем не знали, потому что в реальности обстояло как раз наоборот. Задолго до Леви-Стросса в евразийстве структурализм де-факто уже был общенаучной методологической системой и применялся в различных областях знания: географии, истории, лингвистике. Этот структурализм лишь частично проистекал из структурной лингвистики и анализа языка, в значительной степени, серьезное влияние на его формирование оказала география, русская географическая школа. Изучение языка и изучение пространства переплетались между собой, оказывая взаимное влияние друг на друга, потому не удивительно, что в деятельности Пражского кружка принимали участие не только лингвисты, но и, например, географ и геополитик П. Н. Савицкий. Рождение евразийства как первого структурализма, преструктурализма, структурализма до структурализма, структурализма как мы его знаем, явилось ответом на вызов конкретной ситуации – революции, гражданской войны, распада и восстановления России почти в прежних границах и необходимости осмысления феномена и ноуменальных констант Империи.

Евразийский структурализм: общие положения

Один из базовых принципов структурализма – взаимоотношение частей и целого. Структура понимается не как способ аналитического членения универсума, но как скрытый и подлежащий описанию принцип взаимоотношения частей. Структурализм имманентно холистичен и антиатомистичен. Весь опыт социальной деятельности, данный нам в кодах изначально организован внутренней глубокой структурой. Человек обладает внутренней структурирующей способностью и потому, все элементы социальной деятельности определяются набором внутренних правил, которые придают эмпирически воспринимаемым явлениям определенную структуру. Структурализм находится в оппозиции любому казуальному объяснению и предпочитает синхронию диахронии.[1]

Осмысление связи целого и его частей было основной задачей евразийцев. Необходимость непротиворечиво свести воедино вскрывшуюся в революции плюральность, множественность и многообразие народов евразийского пространства и подтвердить цельность и неделимость российского мира привели, как полагают ряд западных исследователей, в частности Патрик Серрио[2] и Сергей Глебов к возникновению феномена евразийского структурализма. Глебов полагает, что существует прямая связь между «концептуализацией российского империалима и национализма в евразийстве и генезисом и дальнейшим развитием структуралистского метода»[3]. В евразийстве и структурализме, как мы его знаем, сходным образом решается проблема частей и целого, для них характерен подчеркнутый холизм, антисубъективизм, антиисторицизм, примат синхронии над диахронией, обращение к структурным особенностям Евразии, создающим ее единство, оба направления отличались подчеркнутой модернистичностью, новаторством, отрицанием старой науки, продвигали идеи плюрализма культур, множественности и несоизмеримости существующих порядков.

Евразийцы применяли понятие «структура» не только к языку, но и географии и истории. Так в отклике на статью Савицкого «Подъем и депрессия в древнерусской истории» Н. Трубецкой пишет «История до сих пор была наукой глубоко атомистичной и привила атомистический подход к фактам всем, даже молодым историкам. Ваша попытка применения структурального подхода к историческим фактам именно потому и остается непонятной «профессиональным историкам». Но я убежден, что это – единственно правильный путь»[4]

Атомистичному восприятию мира фактов, характерному для позитивизма, евразийцы противопоставляли понятие структуры, лежащей в основе любого фактического многообразия. В лингвистике Пражская школа первая выдвинула идею бинарных оппозиций. Роман Якобсон установил 12 бинарных акустических признаков, составляющих фонологические оппозиции, которые, по его утверждению, являются языковыми универсалиями, лежащими в основе любого языка. В дальнейшем метод бинарных оппозиций был с успехом применен Леви-Строссом к анализу мифа. Петр Савицкий утверждал в качестве общего принципа интерпретации фактов концепцию «периодической системы сущего», строго организованной и структурированной методики выявления повторов и совпадений в истории, географии, экономике и лингвистике. Своими учителями Савицкий считал Д.И. Менделеева и российского географа и почвоведа В.В. Докучаева.

Патрик Серио писал, что Трубецкой, Савицкий, Якобсон были неоплатониками. Феноменальный мир для них был лишь отражением ноуменального. В мире феноменов мы видим лишь части более крупного целого, но при правильном методе познания можно приблизится к пониманию закономерностей существующих на ноуменальном уровне. Структурализм евразийцев носил онтологический характер, отличаясь этим от структурализма Соссюра. Если структура Соссюра – ментальный конструкт, создаваемый с аналитическим целями, то для евразийцев – это заранее заданный онтологический исток, раскрывающийся в различных феноменах[5].

Язык и география

Рассмотрим чуть подробнее как структурализм евразийцев, в целом описанный выше воплощался в конкретных областях знания: лингвистике и географии.

Николай Трубецкой отмечал существование структурного сходства между строем языка туранских народов и их духовным миром. Языкам финно-угорским и тюркским свойственна звуковая гармония гласных, которая в плане духовном соответствовала холисткому, не склонному рационализированию, созерцательному характеру туранского мировоззрения. Этот туранский код, воплощающийся в строе языков, дает возможность расшифровать свойственные всем евразийским народам черты, в том числе и тем, что принадлежат славянской группе, составляя константное ядро особости народов Евразии.

Лингвистический воззрения Н. Трубецкого были во многом фундированы консервативными философскими представлениями К.Н. Леонтьева. Вслед за Леонтьевым, Трубецкой в программной статье «Вавилонская башня и смешение языков»[6] продвигает идею желательности и благотворности плюральности и диверсификации культур и языков. Трубецкой  в своих исследованиях отрицал характерное для 19 века представление о существовании единого индоевропейского языка (поиск его, означал оправдание интернациональной культуры). В то же время историческое развитие языков с его точки зрения  - это процесс регресса, современные языки гораздо проще классических языков древности (санскрита, древнееврейского, древнегреческого). Границы между языками и культурами для Трубецкого играли огромную роль.

Понятие «отграничения» стало ключевым в фонологических исследованиях ученого и вошло затем в классический структурализм. В частности, в труде «Основы фонологии». Трубецкой разделяет фонетику – науку о материальной стороне звука и фонологию – науку об обозначающем в языке. Важный фонологический тезис состоит в утверждении того, что именно смыслоразличительные единицы играют ключевую роль в звуковом строе языка[7]. Смыслоразличительная функция приобретается фонетической единицей только в том случае, если единица представляет собой часть оппозиции. Граница и различие предстают перед нами как необходимые условия смыслообразования, культуры и духовной жизни человека. Как отмечает, С. Глебов такое влияние к понятиям границы и различия, унаследованным от Соссюра, имело и другой источник, не только структурную лингвистику, но прежде всего философию Константина Леонтьева[8].

Важным является и следующий тезис Трубецкого из «Вавилонской башни и смешения языков», согласно которому возможно существование таких языковых общностей, возникающих как результат контактного и конвергентного развития, где языки приобретают общие признаки в процессе исторического сосуществования. Сам ученый называет такие общности «языковыми союзами». В качестве примера можно привести балканский языковой союз, включающий греческий, албанский, болгарский, македонский, румынский ( включая арумынский, истрорумынский, мегленорумынский языки), а также периферийно сербо-хорватский и турецкий языки.

Его идеи в этом направлении были продолжены Романом Якобсоном, его крестником и учеником, также активным деятелем евразийского движения. Якобсон выдвинул гипотезу «евразийского языкового союза», в основе которого лежат языки с «фонологическим различием согласных по твердости и мягкости» и отсутствием политонии[9]. В результате, границы евразийского языкового союза, мира не знающего политонии, но использующего мягкость согласных совпадают с описанными евразийцами историко-культурным миром Евразии. Так даже близкородственные языки, такие как карельский и финский отличаются именно по этим признакам, и мы видим, что Финляндия относится к западной цивилизации и была чужда русскому историко-культурному пространству даже после присоединения к России в отличие от Карелии.

Якобсон в своих трудах высоко ценил советского ученого Д.К. Зеленина, который описал систему табу у народов Евразии и обнаружил единообразие словесных запретов среди различных этнических групп. По мнению Якобсона Зеленин «устанавливал общеевразийские черты отношения говорящих к слову»[10], более того, «научные концепции, построенные на внеевразийских языковых табу неприменимы к евразийскому материалу»[11]. Таким образом методы языкового структурализма развиваемые Трубецким и Якобсоном уже ими самим применялись в сопряжении с географической реальностью («фонологическая география Якобсона») и главным здесь был поиск структур, лежащих в основе единства народов России-Евразии.

Практически неоцененна роль П. Савицкого в формировании взглядов Н. Трубецкого и Р. Якобсона, как и его роль в истории структурализма. Как уже отмечалось, основными своими предшественниками Савицкий считал Менделеева и Докучаева. Главной чертой подхода Савицкого к географии, позволившей Якобсону назвать его «основателем структуральной географии» был комплексный подход, в котором предлагалось системное исследование территории, данных физической географии, климатологии, биологии, почвоведения и истории человеческих обществ[12]. При такой постановке вопроса, где в центр внимания ставится месторазвитие, то есть холисткий концепт, объединяющий социально-историческую среду и характеристики территории, необходимо как можно более разностороннее, но в то же время сфокусированное описание географического мира. Это требовало сведения локального описания множества внешне не связанных отдельных характеристик воедино, то есть применения метода «увязки», улавливания сопряженности разноплановых явлений[13], постановки вопроса о взаимоотношениях между различными частями системы, решение вопроса о параллелизме структур, совсем казалось бы различных. В такой ситуации именно эти взаимоотношения становятся  главной проблемой научного исследования, их выявление, корректное описание и объяснение существующих связей – главная задача ученого.

Этот вариант географического структурализма Савицкого, где основное внимание уделяется именно отношениям элементов, а не им самим, затем будет продублирован Леви-Строссом и его учениками, воспринявшим эту идею через Якобсона. Этот метод напрямую уходит в российскую географическую традицию, в частности к Василию Васильевичу Докучаеву, который в своей работе «Учение о зонах природы»  отмечал, что современная ему география неправильно основное внимание уделяла различным фактам, тогда как необходимо в центр внимания географии ставить соотношения, «закономерные взаимодействия, которые и составляют сущность познания естества[14]». Эту точку зрения разделяет и развивает Савицкий, но именно примат структуры, то есть прежде всего системы отношений над элементами всегда признавался отличительной чертой структурализма.

В призме концепции Савицкого Евразия предстает автаркичным миром, применение структурного метода позволяет выявить целый комплекс особенностей, которые выделяют Россию-Евразию в отдельный мир, иначе структурированный, чем миры Запада и Востока, где соответственно любое сравнение между ними теряет свой смысл.

Евразийский структурализм – генетическая связь и мировоззренческие коннотации с структурализмом классическим

Рассматривая исторический контекст взаимоотношений структурализма и евразийцев, важно отметить, что главная фигура французского структурализма Клод Леви-Стросс был учеником Романа Якобсона. Более того, как мы видели выше через Якобсона базовая идея о приоритете связей над элементами, зародившаяся у Савицкого, также перешла к Леви-Строссу и далее. Сам факт того, что вопреки Фердинанду де Соссюру открыто выступавшему против применения своих концепций к исследованию структур родства, Леви-Стросс обратился именно к ним, а затем к мифу, объясняется влиянием и прямым советом Романа Якобсона[15].  Британский марксист, Пери Андерсон, критикуя структуралистов отмечал, что «Соссюр предостерегал против злоупотребления аналогиями и экстраполяциями из области науки, которой он занимался, неудержимо множившимися в последние десятилетия. Он писал, что язык является «такого рода человеческим институтом, что все другие человеческие институты, за исключением письма, могут лишь ввести нас в заблуждение относительно его действительной сущности, если мы поверим в их аналогию». Действительно, он выделил родство и экономику — те две системы, с ассимиляцией которых в язык Леви-Строс положил начало структурализму в качестве общей теории, — как несоизмеримую с ним».[16]

Даже мировоззренческие позиции Стросса и евразийства в том, что касается множественности культур, плюральности, цветущей сложности, позитивной оценке различий между культурами и негативной - тенденций к универсализации, «мировой цивилизации», общем подходе к пониманию неевропейских культур совпадают. Антиколониальный и антишовинистический, антирасистский дискурс евразийцев был продолжен структуралистами и постструктуралистами. Евразийцы были во многом первыми и предложили свой вариант структурализма, который остается актуален и по сей день именно как научная парадигма. Это другой структурализм, чем тот, что известен нам по книгам европейских ученых, в его формировании огромную роль сыграло не только осмысление языка, но и пространства и взаимосвязи с пространством социальной среды, но это полноценная научная традиция со своей развитой методологией, которая может быть рассмотрена как реальная альтернатива или существенное дополнение как к постструктурализму, так и классическому структурализму.

В то же время, то, что привлекает нас в структурализме европейском, есть и в евразийском структурализме. И даже более. В нем уже есть структуралистские концепции географии, геополитики и истории, в нем огромную роль играет осмысление реальности нашей страны и ее структурного единства. Вся методология этого научного направления строилась на анализе нашей страны, а точнее нашей цивилизации, а потому может быть с успехом применена к осмыслению реальности России и мира и на новом витке истории.

Литература:

1.        Андерсон П. На путях диалектического материализма URL: http://www.scepsis.ru/library/id_1803.html

2.        Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010.

3.        Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: 2001.

4.        Трубецкой Н. С. Вавилонская башня и смешение языков URL:  http://gumilevica.kulichki.net/TNS/tns13.htm

5.        Трубецкой Н.С. Основы фонологии М.: Аспект Пресс, 2000

6.        Серрио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в Центральной и Восточной Европе. 1920-30-е гг. М.:2001

7.        Якобсон Р. К Характеристике евразийского языкового союза / Selected writings: Phonological studies. Berlin: 2002

[1] Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010, С.96

[2] Серрио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в центральной и восточной Европе. 1920-30-е гг. М.:2001

[3] Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010, С. 98

[4] Цит. По Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010, С 101

[5] Серрио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в центральной и восточной Европе. 1920-30-е гг. М.:2001

[6] Трубецкой Н. С. Вавилонская башня и смешение языков http://gumilevica.kulichki.net/TNS/tns13.htm

[7] Трубецкой Н.С. Основы фонологии М.: Аспект Пресс, 2000, С.71-95

[8] Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010, С.108

[9] Якобсон Р. К Характеристике евразийского языкового союза / Selected writings: Phonological studies. Berlin: Walter de Gruyter, 2002. P. 173

[10] Якобсон Р. К Характеристике евразийского языкового союза / Selected writings: Phonological studies. Berlin: Walter de Gruyter, 2002. P. 149

[11] Там же.

[12] Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010, С.114

[13] Якобсон Р. К Характеристике евразийского языкового союза / Selected writings: Phonological studies. Berlin: Walter de Gruyter, 2002. P. 146

[14] Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010, С.117

[15] Глебов С. Евразийство между империей и модерном. М.: 2010, С.98

[16] Андерсон П. На путях диалектического материализма URL: http://www.scepsis.ru/library/id_1803.html