Доктрина Медведева - Пять принципов российской внешней политики

Выступление руководителя Центра консервативных исследований социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Александра Дугина на круглом столе "Пять принципов российской внешней политики: многополярность как неизбежность"

Таким образом, мой тезис заключается в том, что до событий в Цхинвале издание нашей внешней политики было неудовлетворительным, потому что в ней было множество неясных и невнятных точек, которые можно было истолковать как угодно и построить на их основании любую функцию. Можно было нарисовать круг, можно – квадрат, и с равным успехом это можно было признать или, наоборот, оспорить. А вот пять пунктов медведевской внешней политики сейчас тянут на полноценную, однозначную, необратимую доктрину. И сейчас я постараюсь этот тезис или, если угодно, гипотезу доказать.

Первый пункт внешней политики президента Медведева звучит так: «Россия признает первенство основополагающих принципов международного права». Казалось бы, нет ничего более банального или невразумительного, нежели подобное утверждение. Хороша была бы страна, которая бы сказала: мы не признаем основополагающих принципов международного права. То есть, если мы пойдем от обратного, то получаем нонсенс. Соответственно, кажется, что в этом тезисе ничего особенного нет и что это просто такая тавтология или вопрос вежливости.

Но оказывается, что ничего подобного. Давайте посмотрим, что такое международное право с философско-социологической или геополитической точки зрения. На самом деле международное право никогда не представляет «вещь в себе», то есть систему принципов и тезисов, которая вырабатывается различными игроками, согласуется и потом принимается в качестве общей повестки дня. Международное право на то и международное, что предполагает договор суверенных субъектов, которые по сути дела эту правовую систему подстраивают или сопрягают со своими собственными интересами. Иными словами, международное право – это функция или проекция от силового статус-кво между основными политическими игроками. Поэтому международное право на протяжении всей истории человечества меняется. Оно включает, кстати, и Jus pacem и Jus belli, то есть и законы мира, и законы ведения войн, но, повторюсь, это международное право постоянно меняется.

О каком праве говорит Медведев? О каком-то абстрактном? Нет, конечно. О конкретном международном праве, которым руководствуется современное человечество. И здесь мы приходим к очень интересному выводу, ведь на самом деле современное человечество руководствуется ялтинским правом. Международный порядок или международное право, которое признается сейчас подавляющим большинством участников мирового процесса, если не всеми, было выработано по итогам Второй мировой войны и было основано на том, что союзники (Советский Союз с одной стороны, и Англия, Америка и Франция с другой) совместно победили нацистский режим. И это международное право включало в себе результаты этой победы.

Представим себе на минуту, что Гитлер побеждает в этой войне Запад, а с нами заключает договор о ненападении или, наоборот, нас побеждает, а с Западом заключает перемирие. Понятно, что международное право было бы в таком случае иным. И идеологически, и концептуально в нем были бы заложены совершенно иные пункты. Поэтому то международное право, которое сложилось по итогам Второй мировой войны, это было двуполярное право. И на основании этой двуполярности, которая воплотилась к концу 40-х годов в обладание Советским Союзом и США ядерными силами, и заключается силовая парадигма этого международного  права. На этом была построена не только ООН, не только Совет Безопасности ООН, но также вообще принципы того, как решались все конфликты или, наоборот, договоры среди всех участников международной политики. Существовало два полюса и две зоны влияния в мире, признанные правовым образом: западная капиталистическая и советская. Между ними копошились представители т.н. «третьего мира», движения неприсоединения, но легитимность различных конфликтов в рамках этой третьей зоны определялась балансом сил двух главных полюсов. И структура ООН также была создана на основании именно результатов Второй мировой войны и баланса сил между  социалистическим лагерем и капиталистическим лагерем.

Да, международное право было идеологизировано и, тем не менее, американская «доктрина сдерживания» Джона Кэннона, появилась именно в тот период – это и была «холодная война». На самом деле это было право «холодной войны» с представлением о балансе двух равно значимых держав, между которыми могли выбирать представители стран «третьего мира». Так вот именно этому международному праву, которое сейчас находится в состоянии активного демонтажа, Дмитрий Медведев и призывает следовать. Отсюда, кстати, следуют и идея финансировать ООН со стороны России, и идея ряда американских политиков распустить ООН.

На самом деле что происходит сегодня? Америка меняет структуру международного права, переходя от той двуполярности, на которой зиждился ялтинский мир, к идее однополярности. Отсюда возникает идея «Лиги демократий», которая должна заменить собой ООН. Лига демократий (Америка и ее вассалы) – это юридическое определение нового расклада сил в мире. Сегодня идет процесс изменения основополагающих принципов мирового права в пользу однополярного мира по результатам того, что американцы считают своей победой в «холодной войне». И действительно, если принять, что эта победа была в «холодной войне», то соответственно международное право должно учесть те фундаментальные трансформации, которые по результатам этой «холодной войны» произошли. Как говорит Юбер Ведрин, из двух сверхдержав осталась одна гипердержава, которая создает иную правовую модель.

При этом первый внешнеполитический тезис Дмитрия Медведева, при всей его поверхностной банальности, на самом деле является революционным и ультраконсервативным. По сути, российский президент говорит: несмотря на то, что баланс сил изменился в сторону однополярного мира, мы будем настаивать на определенной форме биполярности. А это очень принципиальный вопрос. Ведь это означает, что мы отказываемся признавать поражение России в «холодной войне». Это было недоразумение, говорит Медведев, это не было поражение, но лишь некоторое временное отступление. А вот сейчас в Цхинвале и в Абхазии мы показали, что именно в нашем лице существует второй полюс, который отчаянно бросает вызов новой строящейся международной модели. Иными словами, в первом тезисе Дмитрия Медведева заложен принцип геополитической революции. На правовом уровне российский президент просто защищает правовой статус-кво, но имплицитно он призывает к геополитической революции, к реставрации в той или иной степени уравновешивания американского полюса чем-то иным.

И вот сейчас мы переходим ко второму пункту. Вот что говорит нам президент: «Мир должен быть многополярным. Однополярность – неприемлема. Доминирование - недопустимо. Мы не можем принять такое мироустройство, в котором все решения принимаются одной страной, даже такой серьезной и авторитетной, как Соединенные Штаты Америки. Такой мир - неустойчив и грозит конфликтами».

Значит, первое, что мы увидели, - это то, что Дмитрий Медведев стоит за сохранение статус-кво, которое носит жесткий революционный характер по отношению к трансформации международного порядка в сторону однополярного мира. А тут Медведев расшифровывает, каким он видит альтернативное мироустройство. Альтернативное тому мироустройству, которое складывается на наших глазах. То есть первый принцип нашего президента является критическим, оппозиционным и даже беллицистским, потому что если такая серьезная страна как США строит однополярный мир, если она смогла добиться превосходства над нами в «холодной войне», значит, на каком основании мы, проигравшая страна, оспариваем право этой гипердержавы выстраивать свою собственную архитектуру мира? А Дмитрий Медведев говорит: оспариваем и все. Раз мы вошли в Южную Осетию и Абхазию, то, значит, мы показываем, что будем защищать модель ялтинского мира и дальше - силой, и это самое главное, потому что все делается силой. Сила – это основа права.

Второе: «мир должен быть многополярен». И вот здесь все уже совсем серьезно. На самом деле я интересовался у многих коллег, американских аналитиков, приемлем ли термин «многополярность» для американского истеблишмента? И услышал категорическое «нет». Ни один серьезный американский политик никогда не встанет на защиту многополярности. «Multi-liberalism» – это максимум, что можно добиться, то есть многосторонность. То есть принимать решение не в одиночке, а, например, вместе с Англией, или вместе с Польшей, или вместе с Литвой. Но никакой многополярности. «Multi-polarity» – абсолютно исключенная модель. Тот, кто в Америке говорит слово «многополярность», тот попадает в ситуацию практически врагов народа. Нет, они, конечно, могут это говорить, но только в дурдоме или где-то на окраине Манхэттена, среди негритянских кварталов, гейклубов, где угодно, но только не в политическом истеблишменте. Слово «многополярность» - это для американского истеблишмента абсолютно неприемлемый революционный авангардный панк-политологический термин. По сути дела, это призыв Америки отказаться от тех достижений, которых она на протяжении 19-20 и с заходом в 21 век, добились. По сути, это пораженчество и призыв к самоликвидации. Но в Америке это недопустимо, особенно при том значении консерваторов разных моделей (от мягких до жестких), которое там есть.

Именно поэтому Дмитрий Медведев, призывающий к многополярности, по сути, объявляет Америке войну. Он конкретизирует свою верность международному правовому порядку и конкретизирует, что имеет в виду. Но ведь однополярность – это не акциденция, не случайность, не дерзкая претензия США на тот объем политического и геополитического господства, который американцы сейчас якобы не могут вынести, однополярность – это то, над чем не шутят. У нас в последнее время дикторы взяли, на мой взгляд, очень неприятную привычку говорить: американцы – это такие придурки, которые хотят править всем миром, но у них все из рук падает, в Ираке они провалились, в Афганистане провалились. Ничего подобного! Однополярность – это то, к чему шло американское общество в течение двухсот лет, это идея американской миссии, которая оживляет все формы и все сегменты американской элиты. И сейчас у американцев в целом все настолько хорошо, что  совсем недавно Фрэнсис Фукуяма написал о «конце истории». И если мы так не считаем, одних наших заклинаний, что однополярность не прошла – мало. Американцы верят в однополярность всерьез, и их военная, экономическая и политическая машина – это машина однополярности.

Так что, если однополярность – это проект США, то многополярность означает войну с Соединенными Штатами Америки. Давайте внимательно проанализируем, что сформулировал Медведев, сказав: «мир должен быть многополярным». Если за этим есть хоть какое-то обоснование, то это на самом деле объявление войны. Объявление войны кому? Америке как национальному государству? Нет, но это объявление войны американской гегемонии. Но если Америка как национальное государство отождествляется со своей гегемонией, а это именно так, то тогда это объявление войны всей этой гегемонии и, соответственно, Соединенным Штатам Америки.

Теперь о том, как можно было бы еще расшифровать эту идею многополярности. Дело в том, что тот факт, что Дмитрий Медведев напрямую сказал не о двуполярном мире, а именно о многополярном мире, означает, что на место второго полюса, который в старом ялтинском ооновском миропорядке уравновешивал и призван уравновешивать давление США, приходит не одна страна, то есть мы, а целый ряд полюсов. Полюсов, но не стран, поскольку полюсов в этом многополярном мире будет намного меньше, чем стран. Таким образом, можно сказать, что если чуть-чуть заглянуть вперед и расшифровать доктрину Медведева, почему он говорит о полюсах, а не о государствах, то можно сказать, что на место той силы, которая призвана уравновесить конкретику американского влияния, предлагается поставить не Советский Союз и социалистические страны, а несколько больших пространств. Именно это имплицитно заложено в понятие многополярности. И на следующем этапе, хотим мы этого, или не хотим, это будет все трансформироваться и реализовываться, преобразовываясь в конкретные дипломатические международные шаги. К этому мы должны быть готовы и должны, может быть, забегая вперед, описать те полюса многополярного мира, которые предполагаются к проявлению.

Итак, первый – это, конечно, евразийский полюс, это Российская Федерация и постсоветское пространство (страны  ОДКБ, страны ЕврАзЭС). А это, кстати, означает, что в ближайшей перспективе интеграция будет очень активной. Долгое время Москва сдерживала интеграционные процессы, но сейчас она даст зеленый свет и будет активно действовать в этом направлении.

Второе – китайский полюс. Китай – это та страна, которая сама по себе может быть полюсом.

Третье – это исламский мир, у которого проблемы с экономикой, но зато есть хорошие позиции  в энергетике и в идеологии, и тут опять «Ideas Do Matter!» («Идеи имеют значение!»). Как мы видим, исламские фундаменталисты, которые представляют собой миноритариев исламского мира, довольно бедные круги, умудрились стать врагами номер один великой американской державы, - вот как много значит идея. То есть мусульмане не столько из-за нефти, сколько из-за своего фанатизма попадают в кандидаты на полюс. Смотрите как это интересно. Может быть, нам тоже взять на вооружение, что если мы в идейном отношении будем вести себя активно, то, может, нас будут бояться и без ядерного оружия.

Далее. Европа – это, безусловно, самостоятельный полюс. Увы, сейчас с Меркель и Саркози Европа находится в очень плохом состоянии, она потеряла свои геополитические реалии после перевыборов Ширака и Шредера, в итоге, сейчас в Европе пол-Ширака и пол-Шредера. И, соответственно,  Старая Европа далека от того, чтобы сейчас выступать как самостоятельный полюс. Тем не менее, она и сегодня не полностью солидаризуется с США, пытаясь занять промежуточную позицию. И хотя это, конечно, еще далеко до полюса, но благодаря франко-германской идея, которая в свое время во время американского вторжения в Ирак гораздо более явно проявилась в оси Париж-Берлин-Москва, это кандидат на четвертый полюс.

Итак, второй пункт доктрины Медведева о многополярности – уже сам по себе является доктриной. Конечно, тезис о многополярности был и раньше заложен в концепт национальной безопасности, но как его раньше трактовали? Исключительно как «multi-liberalism», полагая, что Россия будет осуществлять свою внешнюю политику вместе с другими, Америка вместе с другими и так далее. Но сейчас маски сброшены. Та многополярность, на которую ориентируется Медведев и которая нами по факту уже заявлена введением российских войск в Грузию, это то, с чем придется нам сталкиваться в дальнейшем. Теперь ясно, что Россия находится в состоянии геополитической войны, и эта война не пятидневная, которая закончилась в августе, эта война только начинается.

Теперь третий пункт Дмитрия Медведева. Это – замечательный тезис. В-третьих, как говорит президент, «Россия не хочет конфронтации ни с одной страной. Россия не собирается изолироваться. Мы будем развивать настолько, насколько это будет возможно наши дружеские отношения и с Европой, и с Соединенными Штатами Америки, и с другими странами мира». Казалось бы, это уже чистый транквилизатор, мы вам только что объявили войну, но при этом говорим, что в случае чего, мы больше бы предпочли мир, а не войну, что мир лучше, чем война. Но я бы здесь выделил фразу «Россия не собирается изолироваться», перетолковав этот пункт в консервативном ключе.

Что такое изоляционизм? В первую очередь, это пассивная позиция, это фактически скатывание к грубому национализму и закрытию возможности организовывать интерфейс по отношению к тому, что находится за пределами Российской Федерации. Одновременно изоляционизм, если брать его в активной, агрессивной форме, – это попытка восстановить двуполярность с опорой только на Россию. Но это невозможно. И сам Дмитрий Медведев несколько раз подтверждал, что это не тот путь, который выбирает Россия. Значит, альтернативой этого изоляционизма является открытость, в первую очередь, по отношению к тем странам и тем силам в любых странах, в том числе и в США, которые могут быть солидарны с многополярным устройством. Иными словами, то, что Россия не хочет конфронтации ни с одной страной, это значит, что Россия будет нападать активно и выстраивать многополярный фронт, включая те силы, которые многополярно существуют в Европе, в США, но самое главное – в Азии, в арабском мире, а также в Африке, Латинской Америке и так далее. Наши военные бомбардировщики, которые сейчас находятся в Латинской Америке, показывают, как мы не собираемся  изолироваться. Потому что нам очень важно иметь военные базы близко к Америке, со способностью нанести по Америке ядерный удар, так же, как существуют американские военные объекты близко к границам Российской Федерации. Именно поэтому мы не собираемся изолироваться.

Следующее. Безусловно, в Соединенных Штатах Америки, хотя и на периферии существуют определенные тенденции, тот же Пэт Бьюкеннен, Рон Пол, представители консерваторов, отчасти, представители левых демократов, которые могли бы быть очень чувствительны к этой многополярной модели. То есть, России, которая не собирается изолироваться и не собирается к конфронтации, для того, чтобы не изолироваться и не выходить на конфронтацию, нужны проводники своего влияния или, по крайней мере, силы для диалога в США и Европе. В Европе – это понятно, кто, это Старая Европа, франко-германский союз. Но есть такие силы и в Америке, в частности, тот же Иммануил Валлерстайн. Это крупнейшие «сколарс», крупнейшие интеллектуалы. Кстати, я думаю, что именно в нашем Центре консервативных исследований мы будем налаживать контакты с этими людьми, потому что это партнеры по диалогу. И если Россия не хочет изолироваться (а она не должна изолироваться, нам Медведев запретил изолироваться), то мы должны прорывать эту изоляцию, занимаясь поиском тех, кто разделяет основные параметры нашей внешней политики.

Но, вы понимаете, что в такой ситуации многополярность становится идеологией, потому что иначе на каком основании мы выстраиваем контакты с теми или другими группами, с теми или иными политическими силами, с теми или иными отдельными мыслителями или философскими школами за пределами России? Кстати, и среди антиамериканских, и среди нейтральных, и даже среди самих проамериканских или западных стран надежное долгосрочное партнерство иначе как на основе идеологии не построишь. Раньше эта идеология была советской. На основе либеральной идеологии построить просто ничего невозможно. Соответственно, Россия должна создать, освоить и внедрить идеологию многополярности. Иначе эта проблема, действительно, будет серьезной.

Соответственно, из третьего пункта Дмитрия Медведева, на мой взгляд, вытекает идеологизация российской политики. Правда, у нас в Конституции написано, что никаких правящих идеологий нет, но на самом деле в Америке тоже ведь нет правящей идеологии, тем не менее, есть американская идея. Так что, нашу идеологию тоже можно назвать не идеологией, а национальной идеей многополярности.

Итак, четвертый пункт президента Медведева. «Безусловным приоритетом является для нас защита жизни и достоинства наших граждан, где бы они ни находились. Из этого мы будем исходить при осуществлении своей внешней политики. Мы будем также защищать интересы нашего предпринимательского сообщества за границей. И всем должно быть понятно, что если кто-то будет совершать агрессивные вылазки, тот будет получать на это ответ». Это очень интересная вещь с точки зрения международного права. Это право ингеренции, то есть право одностороннего вмешательства в жизнь суверенного государства с нанесением по нему военного удара, пересечением его границ и отменой его неприкосновенности. То, что произошло в Грузии после обстрела Цхинвала, – непосредственная реализация этого четвертого пункта медведевской доктрины. И вот теперь оно приобретает правовой доктринальный характер. По факту мы совершили акт вмешательства, а теперь говорим: мы не просто его совершили в экстраординарном случае, но будем и дальше совершать акты вторжения, когда сочтем это целесообразным. На самом деле здесь тоже интересный момент: откуда это взято? А ведь этот пункт взят из американской стратегии, согласно которой США два с половиной года назад присвоили себе право одностороннего вмешательства в дела суверенных государств, если поведение этого государства создает риск для безопасности граждан Соединенных Штатов Америки или просто является опасным для стратегических интересов и безопасности США. Кстати, точно таким же правом руководствуется Израиль, который периодически пересекает границы суверенного Ливана в поисках своих собственных солдат, периодически оккупирует целые страны, а потом либо уходит, либо остается. Теперь клубу ингерентных держав прибыло. Теперь мы тоже являемся участниками клуба государств, которые будут вторгаться на чужие территории для того, чтобы защитить свои интересы или интересы своих граждан.

И здесь возникает очень интересный момент. После того, как я однажды приехал из Вашингтона, то сформулировал такой принцип. На меня очень сильное впечатление произвел американский политический истеблишмент, и я выдвинул такую формулу: «быть как Америка или быть с Америкой». Что значит, «быть вместе с Америкой»? Это значит полностью подчинить себя американской воле. То есть сказать: мы отказываемся от права ингеренции, мы отказываемся от собственных геополитических проектов, мы слушаем, что нам говорит американский старший брат и движемся в его фарватере. В нашем случае это опция российских либералов. Опция же нашего президента Дмитрия Медведева в том, чтобы быть как Америка. То есть, если Америка строит однополярный мир, никоим образом не смущаясь, что кто-то возмущен этим, то Россия будет строить многополярный мир, чего бы это ни стоило. Америка, присваивает себе право ингеренции, а поскольку оспорить его дальше уже не возможно, мы также присваиваем его. Они говорят о вмешательстве,  и мы говорим о вмешательстве. И, по большому счету, предупреждаем всех, что если, например, на Украине или в Молдавии, или где-то еще, например, в странах Прибалтики, местные власти вознамерятся наступить на интересы российских граждан или русского населения вообще, то Россия может оставлять за собой право действовать по американо-израильскому сценарию. То есть быть не вместе с Америкой, а как Америка. И в данном случае я думаю, что такой подражательный, имитационный американизм нам очень бы не повредил.

И, наконец, последний пятый пункт, очень близко вытекающий к четвертому. Медведев назвал интересы России в дружественных ей регионах: «У России, как и у других стран мира, есть регионы, в которых находятся привилегированные интересы. В этих регионах расположены страны, с которыми нас традиционно связывают дружеские добросердечные отношения, исторически особенные отношения. Мы будем очень внимательно работать в этих регионах. И развивать такие дружеские отношения с этими государствами, с нашими близкими соседями. Вот из этого я буду исходить при осуществлении нашей внешней политики». Таким образом, внутри доктрины Медведева провозглашена концепция о зоне геополитической ответственности. Когда президент говорит, что в дружественных ей регионах есть привилегированные интересы, то, значит, эта территория находится под российским контролем. И тот, кто попытается это оспорить, бросает вызов уже не этой стране, а России с ее ядерным оружием. Именно это называется «зоной геополитической ответственности». В отличие от США Россия не объявляет таковой зоной весь мир, – мы скромная маленькая версия Америки на уровне всего евразийского континента, но не всего мира. Соответственно, это означает: Россия является полноценной геополитической региональной державой со своими стратегическими интересами, находящимися за границами ее территории. Опять-таки этот тезис был бы абсолютно ничего не значащим, не будь у нас прецедента Грузии: дружественным нам регионы подверглись агрессии, мы прореагировали как держава, имеющая зону геополитической ответственности.

И я думаю, чтобы укрепить контроль в зоне геополитической ответственности, сейчас начнется серия интеграционных процессов. Так, сегодня уже принято решение о том, что страны ОДКБ в Центральной Азии будут превращаться, по сути, в единую систему вооруженных сил. До какого-то момента Договор о коллективной безопасности между рядом постсоветских стран – Арменией, Белоруссией, Казахстаном, Узбекистаном, Таджикистаном и Киргизией – имел номинальный характер. Было общее командование, но реально никто никому не подчинялся, поскольку существовали национальные армии. Но сейчас Россия, по сути, берет эти национальные армии  стран-членов ОДКБ под собственное управление, создавая общую систему безопасности в рамках ОДКБ.

Также я предполагаю, что будет развитие ЕврАзЭС, создание единого полноценного таможенного союза, о чем давно говорят, но еще не было на самом деле, и распад ГУАМ, откуда, как мне представляется, скоро выйдет Азербайджан, который уже понимает, что Баку-Джейхан – это не альтернатива, а американские гарантии мало что значит. Кроме того, можно говорить о Союзном государстве, в которое кроме Белоруссии войдут Южная Осетия и Абхазия. Это проект, который сейчас лежит на столе у нашей власти. Все это вытекает из наших привилегированных интересов в дружественных регионах, или из концепции зоны геополитической ответственности.

Итак, если мы суммируем эти тезисы, то возникнет, на мой взгляд, следующая картина. Внешнеполитические принципы Медведева – это пять точек, через которые можно нарисовать только одну абсолютно ясную фигуру. Потому что то, что мы услышали от Медведева, в рыхлом, разваленном и коррупционном, ориентированном на либерализм, на пиар и на шутки, состоянии российского общества, безусловно, проводить невозможно. Социологической основой такой доктрины должно быть иное общество с иными ориентирами, иными приоритетами и иными настроениями. И я уверен, что из второго пункта – пункта многополярности, если принять его всерьез, следует мобилизационное общество. Именно мобилизационное общество, а не то ультралиберальное гедонистическое коррупционное состояние, которое мы имеем сейчас.

В заключение я хотел бы отметить, что сознательно обострил некоторые аспекты. Наверное, прослушав такой анализ, наше руководство в значительной степени ужаснулось бы оттого, что оно само говорит, но на самом деле я вижу эту ситуацию достаточно ясно. Ведь есть логика идей. Когда люди подчас говорят слова, они не до конца, осознают их смысл. Сплошь и рядом мы на протяжении всей жизни манипулируем закрытыми для нас семантическими, семиотическими формами. И только в ходе серьезнейших герменевтических исследований мы начинаем понимать, что то или иное слово значит. Соответственно, я хотел показать, что означают слова Медведева, насколько они серьезны, что они, как идеи, значат.

Благодарю вас.